Петр щедровицкий
Эскизные наброски к базовой схеме самоопределения: исторические комментарии. Часть 2
2013
г. Ижевск
04 декабря 2013 г.
Часть 2.
Новая игра
Фигура самоопределения кардинально меняется. Я, становясь «хорошим плотником» рассчитываю в любом случае найти свое место в существующей системе разделения труда. Чем более глубоко я специализирован в этом процессе, тем легче мне не только занять, но и удерживать это место в длительной перспективе, соревнуясь с менее компетентными специалистами. Таких бригад, строящих суда в одном Заане, более 1000, и они заняты на нескольких верфях, производящих самые современные суда быстро и дешево.
Таких бригад, строящих суда в одном Заане, более 1000, и они заняты на нескольких верфях, производящих самые современные суда быстро и дешево.
Фактически безграничный рынок обеспечивает мне уровень оплаты моего специализированного труда в разы, а иногда и в десятки раз выше, чем у конкурентов; а на эти средства я могу купить все, что мне нужно у других специалистов, вовлеченных в аналогичный процесс самоопределения в других областях. Деньги устойчивы, в силу этого я могу строить свои жизненные планы, опираясь на оценку перспектив выстроенной мною в процессе самоопределения и специализации на одном виде занятий «марионетки».
При этом, получая больше за ту же по затратам времени занятость, я занят другим трудом — более производительным в силу включенности моей работы в систему организации работ и разделениятруда более высокого порядка. Теперь я могу в свободное от работы время заняться чем-то другим: искусством, наукой, досугом, хобби или общественной работой. Исторические исследования показывают, что если для крестьянина этой эпохи ролевой репертуар фактически исчерпывается одной, максимум двумя ролями, то для городского жителя этот репертуар возрастает до 3-5, а при приближения к условному – символическому и политическому центру города – ратушной площади, где заседает городской совет, зданиям цеховых администраций, городской ярмарке, общественному пространству – этот репертуар возрастает до 6-7 ролей.
В середине 1960-х годов Георгий Петрович Щедровицкий ввел различие индивида и личности, и, соответственно, мест в производственной системе и мест в клубе.
При этом, получая больше за ту же по затратам времени занятость, я занят другим трудом — более производительным в силу включенности моей работы в систему организации работ и разделениятруда более высокого порядка. Теперь я могу в свободное от работы время заняться чем-то другим: искусством, наукой, досугом, хобби или общественной работой. Исторические исследования показывают, что если для крестьянина этой эпохи ролевой репертуар фактически исчерпывается одной, максимум двумя ролями, то для городского жителя этот репертуар возрастает до 3-5, а при приближения к условному – символическому и политическому центру города – ратушной площади, где заседает городской совет, зданиям цеховых администраций, городской ярмарке, общественному пространству – этот репертуар возрастает до 6-7 ролей.
В середине 1960-х годов Георгий Петрович Щедровицкий ввел различие индивида и личности, и, соответственно, мест в производственной системе и мест в клубе.
В оппозицию к традиционным для ХХ века (в отличие от античности) представлениях о личности он подчеркнул ролевой и функциональный характер этого понятия. Возвращаясь с этой точки зрения к истории Европы, следует признать, что средневековые города-государства, опирающиеся на торговый капитал и глобальную сеть купцов и их агентов, безусловно функционировали, прежде всего и в основном, как клубные структуры. Это значит, что места личностей и их взаимоотношения создавали так называемый «социальный капитал», а он в свою очередь начинал трансформировать формы деятельности. Переворот, произошедший в Нидерландах в конце ХVI века был связан с формированием системы промышленного производства как антипода торговли. Этого не произошло за прошедшие столетия ни в Венеции, ни в Генуе, ни в Антверпене. Там, внешняя угроза лишь на время сглаживала борьбу торговых кланов и родственных групп друг с другом; а затем она вспыхивала с новой силой. В объединенных провинциях угроза со стороны испанской короны не только кратковременно сплотила всех жителей, но и канализировала их активность в новое русло – именно производство стало предметом долговременного сотрудничества и кооперации различных социальных групп.
В какой-то момент преимущества для отдельного человека от вхождения в систему разделения труда превысили плюсы от его жизни на ренту — квалификационную, социальную или политическую. Этот момент и стоит считать отправной точкой современного капитализма. С этого момента начинается распад традиционных семейных и клановых структур, и человек в многообразии его производственных и клубных ролей выходит на авансцену исторического процесса.
При этом первоначально производство возникает и складывается внутри клуба, внутри торговли и характерные для нее социально-ролевых структур. Однако уже на следующем шаге отношение между ними меняется с точностью до наоборот: места в производстве, то есть возможность что-то делать, создавать вещи и предметы оборота, становится важнейшей характеристикой человека и новообразованных социальных структур – территориальных и экстерриториальных.
Усложнение «Я» и феномен индивидуализации
Появление в актуальном репертуаре рядового человека нескольких производственных и клубных ролей создает совершенно новую ситуацию для развития Я, как центрального оператора процессов самоопределения. Фактически Я превращается в центр, управляющий ролевым репертуаром.
В середине ХХ века Йозеф Шумпетер, продолжая свою линию рассуждения об источниках и движущих силах капитализма, начатую в начале века его известной работой касательно теории экономического развития, критикует А.Смита за то, что он придал слишком большое значение феномену разделения труда.
По мнению Шумпетера ключевой движущей силой капитализма является не РТ, а предпринимательство. Именно предприниматель, опираясь, прежде всего, на технологические и организационные инновации, меняет тип процесса, создавая пространство для нового, развития.
На мой взгляд, это противопоставление не имеет смысла.
Появление в актуальном репертуаре рядового человека нескольких производственных и клубных ролей создает совершенно новую ситуацию для развития Я, как центрального оператора процессов самоопределения. Фактически Я превращается в центр, управляющий ролевым репертуаром. В середине ХХ века Йозеф Шумпетер, продолжая свою линию рассуждения об источниках и движущих силах капитализма, начатую в начале века его известной работой касательно теории экономического развития, критикует А.Смита за то, что он придал слишком большое значение феномену разделения труда. По мнению Шумпетера ключевой движущей силой капитализма является не РТ, а предпринимательство. Именно предприниматель, опираясь, прежде всего, на технологические и организационные инновации, меняет тип процесса, создавая пространство для нового, развития.
На мой взгляд, это противопоставление не имеет смысла.
Задолго до возникновения и кристаллизации новых институтов, поддерживающих предпринимательство в нашем сегодняшнем смысле слова, сложился гораздо более глубокий слой фундаментальных социальных и культурных норм, поддерживающих инициативу и риск в сфере самоопределения.
Другими словами, первичный феномен предпринимательства возникает в тех сферах, где субъектом и объектом предпринимательства становится сам человек, его самоопределение, и, как следствие социокультурная ставка, связанная с выбором преимущественной позиции (роли). Разорвать привычные связи со своим традиционным социальным окружением, социальной группой, семьей, кланом, родом, отказаться от привычного и «нормального» совмещения на себе нескольких разных видов деятельности и занятий, и выбрать в качестве магистрального пути линию специализации своих навыков, знаний и компетенций – это большой риск.
Задолго до возникновения и кристаллизации новых институтов, поддерживающих предпринимательство в нашем сегодняшнем смысле слова, сложился гораздо более глубокий слой фундаментальных социальных и культурных норм, поддерживающих инициативу и риск в сфере самоопределения.
Переходя в новую реальность, где с одной стороны, новые производственные роли как бы сверхкомпенсировали дефициты клубных ролей, характерных для позднесредневекового торгового общества и феодальных отношений в целом, а с другой стороны, распадались традиционные институты коллективной ответственности, уступая место новым институтам поддерживающим процесс ролевой и позиционной идентификации, человек постепенно обретал опыт самоопределения.
Шаг за шагом он формировал собственную малую историю: удачную или нет. Как мы уже говорили выше, платой за удачное самоопределение становился довольно высокий уровень заработков и новое социальное положение. В период борьбы Нидерландов за независимость, специалисты в новых отраслях – ткачестве, судостроении, создании каналов, энергетике, разных типах инженерного дела – со всей Европы ехали в страну свободы. Объединенные провинции вели целенаправленную работу по рекрутингу подобных профессионалов — прежде всего из числа гонимых в других странах протестантов. С середины ХVII века новых переселенцев освобождали также и от цеховых ограничений, этих «родовых оков» ремесленно-производственного процесса.
История самоопределения впервые структурирует Я как индивидуальность. Или другими словами, индивидуальность как особая реальность складывается как школа индивидуализации, результат рефлексии – как индивидуальной, так и социальной – удачного опыта самоопределения.
О мышлении
Одновременно с изменениями в сфере индивидуализации не менее значимые подвижки происходили в этот период в интеллектуальной области. Ни Древний Мир, ни арабский восток, ни Европейское средневековье фактически не знали того феномена, который мы сегодня называем Мышлением. Рациональное мышление, рассудок и разум, а вместе с тем и рациональный выбор, лежащий в основе планирования поведения начало формироваться только в Новое время. Обычно, мы называем в качестве важнейших такие новые социокультурные организованности, появившиеся в этот период, как науку и инженерию, а также отмечаем возникновение новой онтологии, которую не совсем точно часто называют «научной картиной мира».
Однако мало кто отдает себе отчет в том, что все эти интеллектуальные инновации сами были лишь следствием процессов углубления разделения труда. Рассматривая эти явления и процессы, необходимо различить два разных измерения процессов разделения труда – так называемое «горизонтальное» разделение труда – обычно происходило и становилось видимым в масштабе отдельного предприятия, мастерской или мануфактуры. Именно его французские просветители так красочно описали в известной статье «Булавки» в энциклопедии Дидро и Даламбера: пример, который благодаря его использованию Адамом Смитом в первой главе «Исследования о причинах богатства народов» получил столь широкое цитирование в последующие 250 лет. Напротив, «вертикальное» разделение труда было практически незаметно для неискушенного наблюдателя и, одновременно, выступали главным механизмом усложнения системы разделения труда в целом.
Именно в этой логике в ХIII-ХVI веке формируются сложные виды инженерной мыследеятельности: в области военного, архитектурного и фортификационного, горного, морского дела. Именно в этой логике Фрэнсис Бэкон в 1623/1624 годах пишет свою знаменитый роман-утопию «Новая Атлантида», где он впервые в развернутый форме описывает практику разделения труда в сфере исследовательской Мыследеятельности и переноса опыта.
Пройдёт всего 40 лет и на основе этого романа будет создан оргпроект Лондонского Королевского Общества. Именно в этой логике во второй половине ХVII века, решая задачу догоняющей индустриализации, Англия в развитие институтов технологического предпринимательства, возникших в Нидерландах на 50 лет раньше открывает дорогу для Мыследеятельностного проектирования, которая в дальнейшем втягивает в себя как протоформы инженерии, так и новые технологии исследовательской работы.
Другими словами, то, что мы называем Мышлением, как специальная практика отделенная от совершенствования здравого смысла, возникает как эпифеномен усложнения Систем разделения труда (СРТ).
Именно в этой логике в ХIII-ХVI веке формируются сложные виды инженерной мыследеятельности: в области военного, архитектурного и фортификационного, горного, морского дела. Именно в этой логике Фрэнсис Бэкон в 1623/1624 годах пишет свою знаменитый роман-утопию «Новая Атлантида», где он впервые в развернутый форме описывает практику разделения труда в сфере исследовательской Мыследеятельности и переноса опыта.
Пройдёт всего 40 лет и на основе этого романа будет создан оргпроект Лондонского Королевского Общества. Именно в этой логике во второй половине ХVII века, решая задачу догоняющей индустриализации, Англия в развитие институтов технологического предпринимательства, возникших в Нидерландах на 50 лет раньше открывает дорогу для Мыследеятельностного проектирования, которая в дальнейшем втягивает в себя как протоформы инженерии, так и новые технологии исследовательской работы.
Другими словами, то, что мы называем Мышлением, как специальная практика отделенная от совершенствования здравого смысла, возникает как эпифеномен усложнения Систем разделения труда (СРТ).
Мышление как тип работ отделяется от Деятельности и само начинает усложняться по логике разделения труда: внутри сферы начинают складываться специализированные области интеллектуальной работы, а возникающие в силу этого специфические виды и типы мышления становятся возможными «местами» для самоопределения в вертикальной системе разделения труда.
Основные социокультурные последствия
Уже спустя 100 лет можно зафиксировать целый ряд значимых социокультурных последствий произошедших сдвигов в техниках и практиках самоопределения. Темпы индустриализации резко возрастают по сравнению со всем предшествующим периодом Европейской и мировой истории. Наступает эпоха, которую в середине ХIХ века назовут периодом промышленной революции. ВВП на душу населения – основной критерий так называемого экономического роста – в странах-лидерах промышленных революций следующих 200 лет растет взрывным образом – в несколько раз за достаточно короткие промежутки исторического времени.
Каждая промышленная революция, актуализируя накопившийся за предыдущие десятилетия пакет технических и технологических инноваций, приводит к существенному усложнению базовых инфраструктур и форм организации пространства жизни человека. Растет благосостояние и мобильность.
В странах лидерах индустриализации (Нидерландах, Англии, США — речь идет соответственно о «нулевой», «первой» и «второй» промышленных революциях) формируется все более и более сложная система разделения труда, фактически являющаяся глобальной и лишь частично локализованная на территории страны лидера.
Усложняется пространственная организация современной экономики, как бы «сжимая» деятельность в пространстве, достигая при этом в современных городах немыслимой ранее плотности. Усложняется ролевой репертуар «производственных» и «клубных» позиций, выступающих в качестве несущей структуры нового витка развития.
Сложные виды деятельности – особенно новые – раскладываются на десятки, а иногда и сотни специализаций, требующих специфических навыков и компетенций от их исполнителей; в результате операционализации мыследеятельности, лежащей в основе этих специализаций, производительность труда растет в сотни раз. Институты рынка, понимаемые как способы социо-культурной организации регулярности поведения, поддерживают и закрепляют достигнутый уровень глубины разделения труда, не давая ему даже в периоды циклических кризисов «схлопнуться» и вызвать резкое снижение темпов развития.
Усложняется пространственная организация современной экономики, как бы «сжимая» деятельность в пространстве, достигая при этом в современных городах немыслимой ранее плотности. Усложняется ролевой репертуар «производственных» и «клубных» позиций, выступающих в качестве несущей структуры нового витка развития.
Сложные виды деятельности – особенно новые – раскладываются на десятки, а иногда и сотни специализаций, требующих специфических навыков и компетенций от их исполнителей; в результате операционализации мыследеятельности, лежащей в основе этих специализаций, производительность труда растет в сотни раз. Институты рынка, понимаемые как способы социо-культурной организации регулярности поведения, поддерживают и закрепляют достигнутый уровень глубины разделения труда, не давая ему даже в периоды циклических кризисов «схлопнуться» и вызвать резкое снижение темпов развития.
Начиная с ХVI века, впервые возникает массовое сознательное требование к работе систем подготовки, а затем и образования. В силу того, что человек сам отвечает за успешность своего самоопределения, а также в силу очевидного эмпирического различия, возникающего между социально успешными и социально неуспешными индивидами-личностями, система подготовки начинает рассматриваться как один из механизмов обеспечения встречи человека со своим собственным будущим.
Впервые французы в конце ХVII и в течение ХVIII века продемонстрировали всему миру эффективность технической (инженерной) подготовки на новых принципах – быстрой и массовой – и породили моду на политехнические высшие учебные заведения. Германия, решая задачу догоняющей индустриализации с опозданием на 200 лет, достроила этот механизм за счет высшего образования: исследовательского университета, опирающегося на гимназическое обучение.
Проблема отчуждения
Безусловно, наш анализ роли процессов разделения труда в качестве драйвера экономического роста и основного механизма, производящего современного человека, был бы неполным, если бы мы прошли мимо проблемы отчуждения. Тот факт, что специализированное производство, особенно в уровне «горизонтального разделения труда», выдвигает очень узкие требования к человеку и его навыкам был известен с самого начала: задолго до Маркса, превратившего эту тему в лейтмотив своей этики и историософии, об этом писали различные авторы в разных странах. Особое внимание при этом вызывал феномен машинизации деятельности, который, благодаря переносу на машину и механизм части функций человека, наряду с резким выигрышем в производительности труда, приводил и к целому ряду неожиданных следствий.
Прежде всего, человек сам специализировался, становился своего рода «дополнением» к машине, его деятельность рутинизировалась, а сам он становился «винтиком» (важнейшая метафора критиков) в человеко-машинной подсистеме внутри конвейерного производства.
Именно эти факты позволили Марксу поставить во главу своей социально-исторической теории понятие «эксплуатации» и направить свою критику не против процессов РТ и машинизации как таковых, а против социально-классовых механизмов присвоении добавленной стоимости, получаемой в подобных системах за свет роста производительности труда. Однако ХХ век не подтвердил прогнозов Маркса. Феномен пауперизации, или обнищания рабочего класса, так хорошо видимый на примере Английской промышленной революции начала ХIХ века, стал исчерпывать себя уже к концу жизни самого Маркса. Рост «эксплуатации» обернулся не менее масштабным ростом заработной платы рабочих; уже в начале ХХ века на заводах Форда, где благодаря повсеместному внедрению конвейера или технологической организации работ, она выросла в 3-4 раза по сравнению с нетехнологизированными аналогами. Фактически рабочий класс в странах лидерах индустриализации стал сливаться с так называемым средним, или городским, классом.
Рост производительности труда продолжался взрывным образом во всех ведущих отраслях первой, а затем и во время второй промышленной революции. Везде кроме СССР – страны победившего марксизма. СРТ, ориентированные на создание высокотехнологических продуктов, все более и более усложнились, опираясь как на разделение работ на уровне отдельного предприятия, завода, фабрики, цеха, технологической линии, так и на внутриэкономическое РТ между десятками и сотнями специализированных компаний, включенных в глобальное производство.
Помимо социальных следствий, связанных с ростом социальной солидарности, значения кооперации и коммуникации как механизмов «сборки» мегамашин деятельности поверх языковых, культурных, национальных и правовых границ, процесс разделения труда стал все более и более проникать в интеллектуальные виды мыследеятельности, формируя интеллектуальные конвейеры в сфере конструирования, проектирования, исследований, логистики и управления.
Более того, сколько не предсказывали многочисленные футурологи на каждом этапе развития системы разделения труда, что машины (каждый раз разные по типу и функциям – станки, компьютеры, роботы) вытеснят людей, люди сегодня – особенно квалифицированные – остаются самым дефицитным ресурсом.
Их зарплаты растут, их дефицит все время становится все более и более острым, а в ХХI веке за ними началась форменная охота.
Помимо социальных следствий, связанных с ростом социальной солидарности, значения кооперации и коммуникации как механизмов «сборки» мегамашин деятельности поверх языковых, культурных, национальных и правовых границ, процесс разделения труда стал все более и более проникать в интеллектуальные виды мыследеятельности, формируя интеллектуальные конвейеры в сфере конструирования, проектирования, исследований, логистики и управления.
Более того, сколько не предсказывали многочисленные футурологи на каждом этапе развития системы разделения труда, что машины (каждый раз разные по типу и функциям – станки, компьютеры, роботы) вытеснят людей, люди сегодня – особенно квалифицированные – остаются самым дефицитным ресурсом. Их зарплаты растут, их дефицит все время становится все более и более острым, а в ХХI веке за ними началась форменная охота.
Вместо заключения
Итак, коллеги наше время истекло. В качестве предварительного заключения я бы хотел обратить Ваше внимание на несколько выводов, связанных с содержанием моего доклада.
Самоопределения исключительно в классной комнате, внутри педагогического или тьюторского процесса не может быть. Процессы и акты самоопределения отражают гораздо более широкую реальность – реальность организации и развития мыследеятельности. Появление и расширение практики самоопределения – обратная сторона формирования и углубления процессов и систем разделения труда.
Эта практика возникает из необходимости определить себя контекстом РТ – в малой истории отдельного человека, формируя его индивидуальность, но одновременно она тысячами нитей связано с массой самоопределения, не только нынешнего, но и прошлых поколений. Опыт реального самоопределения, как индивидуального, так и общественно-исторического – самостоятельного, свободного и ответственного — незаменим. Он не может быть «протезирован» эффективным управлением или государственным планом. Именно реальный опыт самоопределения создает все множество реализуемых в социуме в синхронии и диахронии его развития позиций, ролей, статусов и амплуа. Этот опыт формирует социо-культурный и институциональный фундамент, который определяет доступный уровень сложности социально-производственных систем и социальных отношений.
К. Маркс писал, что если «ветряная мельница» характеризует феодальные отношения, то появление «паровой мельницы» является differentia specifica капитализма.
Он ошибался. Традиционное общество может имплементировать внутрь себя не только паровую машину, но и атомную бомбу, интернет и роботизированные технологии. Но от этого характерные для него производственные и общественные отношения не изменятся.
Чем раньше мы признаем приоритет социокультурных институтов, создающих современного человека за счет исторической работы массового самоопределения свободных индивидов-личностей, тем больше у нашего общества шансов вернуться в историю.
