Петр Щедровицкий

Значение игры для развития человека

Щедровицкий П.Г. Значение игры для развития человека // Игра как условие и механизм развития. Материалы 2-ой Ежегодной конференции Всероссийской ассоциации по играм в образовании. Красногорск, 2011. С. 212-213.

/
/
Значение игры для развития человека

П.Г. Уважаемые коллеги, поскольку я совершенно не представляю себе актуалитета вашей коммуникации, то я построю свое выступление из двух частей, чтобы через ваши вопросы попробовать понять, какие темы являются наиболее важными и обсуждаемыми в этой аудитории. Я коротко проговорю основные тезисы, сделаю паузу для ответа на вопросы, потом, если останется время, может быть, еще обсудим какие-нибудь моменты.

У меня есть довольно много работ на эту тему, и я исхожу из того, что их можно прочитать. Мне не хотелось бы повторять тезисы, которые уже давно опубликованы. Если ваши вопросы будут направлены на то, что уже изложено, то – прошу меня извинить – я буду отправлять вас к уже имеющимся текстам.

Тезис 1. Проблема свободы человека (в широком смысле) для Г.П. Щедровицкого и других участников методологического кружка на первых этапах его существования была одной из ключевых (а, может, самой ключевой). Эти люди жили в весьма специфическое время: конечно, это были не 30-е годы, когда человека могли забрать сразу с конференции (такой, например, как у нас) после неправильно оброненного в ходе выступления слова, но  все равно ситуация была достаточно напряженной, дискуссии (в том числе, дискуссии о понятиях) носили достаточно драматический характер, и за мышление можно было пострадать. Поскольку Георгий Петрович всегда для себя обсуждал вопрос, как можно оставаться свободным в так устроенном мире, то все его представления – о деятельности, мыследеятельности, игре, развитии – были интеллектуально развернутым ответом на этот вопрос.

Я часто слышу среди людей, которые знакомы с работами ММК исключительно по разрозненным текстам, что представления о деятельности, созданные в ММК, носят исключительно машинообразный характер, что человек с этой точки зрения подчинен деятельности, включен в деятельность, является эпифеноменом воспроизводства деятельности… С моей точки зрения,  понимание этих представлений зависит от рамки: все это имеет место быть, но в контексте устремленности к свободе.

Тезис 2. С самого начала кружок был увлечен анализом игры – сначала детских игр, потом рефлексивных игр, игр типа дилеммы узника, учебных игр и, наконец ОДИ. Почему? В общем, потому же, почему этой темой были увлечены Хейзинга, Бахтин и многие другие авторы, размышлявшие над феноменом игры. Игра есть пространство, в котором человек может отрабатывать различные позиции, роли, способы самоопределения. Это есть пространство, в котором он в защищенной форме встречается с другими, и в котором он встречается с самим собой – в том числе с тем самим собой, которого еще нет, который только может быть. Все это многократно описано и проговорено. По-моему, интерес методологического кружка к игре был совершенно понятен и предопределен.

И те идеи, которые  в середине 70-х годов легли в основу разработок по так называемой организационно-деятельностной игре, есть продолжение этой традиционной для европейской культуры и для кружка линии размышления.

Я очень люблю эссе об игре, написанные Л.С. Выготским, и я с ним согласен. Игра – это такая форма организации жизни, коммуникации, и (если повезет) мысли, в которой человек опробует различные вещи, организованности на предмет того, что с ними можно делать, т.е. это – школа свободы.

Тезис 3. Я считаю, что основной вклад, сделанный ММК в ту область проблем и представлений, которую я уловил в тематике вашей конференции, состоит не в том, что кружок построил новое представление о развитии (представлению о развитии 2 тысячи лет), и не в том, что были построены новые предметные модели какого-нибудь процесса развития, например,  развития ребенка (хотя это тоже имело место быть). С моей точки зрения основной вклад кружка заключался в том, что они поставили проблему управления развитием, т.е. они поставили перед собой вопрос о том, как процессы развития – те или иные – могут становиться предметом управления. И вообще – можно это делать или нельзя.

Я должен вам сказать, что если вы не артикулируете свои ценности, то вы о развитии ничего не можете сказать. Например, вы называете одного ребенка более развитым, чем другого, а что вы имеете в виду? То, что у него интеллектулез (голова большая, ножки маленькие)? Или что? Или мы делим страны на «развитые» и «развивающиеся»… «Развитые» это те, которые уже не развиваются?! Америка – развитая, а Китай – развивающаяся? Ф.Фукуяма написал антиутопию под названием «Конец истории», где сказал, что поскольку мы точно знаем, что является целью и ценностью исторического развития (США), то история закончилась, другим странам остается только повторять этот образец. И он прав: с точки зрения этой логики никакого другого размышления быть не может – развитие закончилось, оно достигло своей предельной точки, вопрос исчерпан.

А как только мы ставим на повестку дня проблему управления развитием, нам нужно не только эксплицировать ценности, но и ответить на вопрос о соотношении между искусственным воздействием и процессами оестествеления. Вопрос не в том, можем ли мы что-то преобразовать до некоего состояния (в этом мы сильно продвинулись, у нас уже есть мощный инструментарий технического воздействия на какие угодно окружающие предметы и явления).  Но как бы оно не сдохло. Если это искусственное воздействие превышает возможность имплементации последствий этого воздействия в естественный процесс, если мы замещаем часть той организованности, с которой имеем дело искусственными протезами, а они не приживляются, то эта система умрет. И чем быстрее и мощнее вы ее «развиваете», тем больше вероятность, что она умрет. Простой пример: вставили искусственное сердце, расширили клапаны, а больной помер.

Поэтому основная проблема развития – это оестествление, приживление, т.е. способность системы ассимилировать искусственные воздействия.

А.П. Зинченко хорошо знает одну байку, которую нам когда-то рассказывал Н.Ф. Андрейченко. А он рассказывал, как пришел в Одессе к зубному врачу, пожилому такому еврею, говорит надо мост сделать и еще что-то. Тот ему говорит: «Открой рот». Смотрел, стучал… Говорит: «Закрой рот. Сколько тебе лет?». Андрейченко говорит: «Сорок пять». Тот опять: «Открой рот». Смотрел, стучал… Говорит: «Ходи так!».

Я считаю, что самой главной проблемой философии развития является проблема принятия решения об отказе от развития. Это – управленческое решение. В данном случае управленческое решение будет заключаться в том, что развивать не надо, вредно. И если вы неспособны принимать такие решения  (скажем, относительно ребенка или на управленческой позиции), то вас надо отправлять на переквалификацию.

Тезис 4. Для того, чтобы представить проблематику управления развитием в ММК была введена схема шага развития. И эта схема предлагалась участникам и заказчику игры (если таковой был) в качестве схемы самоорганизации, т.е. им предлагалось использовать принцип шага развития  для того, чтобы поставить цели развития (или отказаться от него, остановиться на уровне проектирования). Как только вы начинаете использовать эту схему в качестве оргдеятельностной, т.е. входите в нее и проделываете те процедуры, которые в ней изображены (рефлексию, анализ ситуации, выход во внешнюю позицию, проработку ценностей, построение проекта, оценку возможностей его использования и т.д.), у вас (если хотите, чисто психологически) время сжимается, будущее (которого еще нет) становится для вас более реальным, чем прошлое и настоящее. Вы подтягиваете к себе будущее за счет специальных интеллектуальных процедур и коммуникации. Я всегда говорил, что практика ОДИ (как она была создана в 80-е годы) – это практика подготовки человека к встрече со своим будущим. Неважно представлено ли у вас это будущее другим человеком, и когда вы смотрите на него, то через рефлексию и понимание это будущее становится для вас реальным моментом оперирования, или вы кладете будущее мыслительно в ходе проектирования как более значимое и реальное, чем то, из чего вы вышли. Такое упражнение во временизации, в сжимании времени – это самый важный элемент этой схемы и той интенциональной организации, которая была связана с ОДИ.

Тезис 5. А дальше возникает один вопрос, о котором я много писал. Существует три ипостаси человека. Во-первых, человек может быть носителем мыследеятельности. Он имеет некий способ деятельности и (наряду с другими типами материала) обеспечивает его своей человеческой морфологией. Скажем, с восьми до пяти он стоит за конвейером и завинчивает гайку. В пять уходит с работы и оказывается, что он поет караоке и еще много чем занимается. На следующий день опять приходит на работу и выполняет ту же операцию. Он ее отработал до мелочей, он ее делает. Он носитель определенного способа деятельности. Способ может быть очень сложным, это может быть мыслительная деятельность, но от этого ничего по принципу не меняется.

Во-вторых, человек может становиться при определенных условиях (обычно не отдельный человек, а определенная сплоченная группа) источником инноваций в деятельности и мыследеятельности. Когда люди объединяются (особенно, если они малокультурны, и культура не связывает их большим количеством обязательств), они способны сделать что-то интересное. Мой хороший товарищ Сережа Чернышов шутит: «Обогнать свое время на сотню лет может каждый дурак. А ты попробуй обогнать его на полгода!». Есть люди, которые действительно обгоняют свое время. Да, в общем, каждый из нас может что-то придумать.

И есть третья ипостась – она очень важна. Некоторые люди становятся гарантами развития мыследеятельности. Они не создают каких-либо нововведений, они создают условия и пространства, в которых другие люди могут брать на себя риски создания нововведений. Они собой – своими возможностями, своим социальным статусом – держат защищенный контур пространства свободы. Таких людей всегда чрезвычайно мало. И если такой человек умер, то огромный класс проектов умирает вместе с ним, их просто оказывается невозможно осуществлять. Вы сами это знаете – например, знаете, что в организации есть человек, к которому можно придти и договориться, что вы будете делать нечто новое. И он вам поможет.

Схема шага развития не отвечает на вопрос, как возникает пространство развития. И среди схем ММК вы не найдете такой, которая прямо отвечала бы на этот вопрос, хотя сам Георгий Петрович был одним из таких людей. Какие будут вопросы?

В.Г. Богин. Я давно слышу, что развитие – это что-то сложное, страшное, связанное с серьезными затыками, длинной рефлексией и т.д.. А идея зоны ближайшего развития у Выготского вроде бы не предполагает каких-то серьезных затыков. И у Галины Цуккерман идея коллективно-распределенной деятельности… Это что разные развития?

П.Г. Первое. Предположим, вы имеете комнату, полностью заполненную каким-то хламом. Места для нового там нет. Нет места для развития. Ну, можете вы еще какой-нибудь стол туда засунуть… Если вы хотите что-то новое внести, вам надо сначала расчистить место. Важна не зона ближайшего развития, а зона необходимого отказа. Важно, что вы выбрасывает, от чего вы отказываетесь. Сознание – это та же заполненная комната. Деятельность – тоже. Сейчас обсуждается, что города придется бросать целиком, они не лечатся.

Второй момент. Все зависит от того, как вы провели рамку. В.В. Давыдов рассказывал мне, как его вызвали в горком партии и пообещали ему выговор – за развивающее обучение. Давыдов удивился, ведь они добиваются таких замечательных результатов, дети во втором классе алгебраические задачки решают… А в горкоме ему говорят, что по статистике подавляющее большинство выпускников его школы уезжает за границу. Иначе говоря, в масштабе усвоения учебного содержания у вас все хорошо, а как только вы расширяете масштаб и смотрите, как ребенок социализируется, то оказывается, что вы передали ему такие представления (в том числе такие интеллектуальные инструменты), которые не употребимы в том социуме, в котором он живет. Может быть, вы просто создаете интеллектуальных инвалидов? Но и такое в обществе тоже должно быть… Требовать от человека, который работает в классной комнате, чтобы он был Штайнером, т.е. не только создал новую технологию обучения, но и продумал ту социальную систему в которой его ученики будут социализироваться и реформировал весь социальный контекст вплоть до институтов, бессмысленно. Если бы Выготского не сгноили, то он, может быть, таким бы стал. Ведь его работа со слепоглухонемыми и девиантами – это был социальный проект огромного масштаба, это был мегапроект перестройки всей системы образования. Вы только вдумайтесь, он берет ребенка, у которого вообще нет низших психических функций, и учит его всему и лучше, чем учит школа обычного ребенка. После этого он может показать его обычному учителю и спросить: «Вам вообще не стыдно за то, что вы делаете?»

Безусловно, как только мы ставим даже минимальную задачу развития (подчеркиваю – именно как задачу развития, а не просто обучения чему-то), т.е. говорим, что на основе этого и человек должен у себя нечто вырастить и более широкая система должна это как-то использовать, придется думать о совершенно других процессах. Но думать об этом некому…

А. Стеганцев. Я услышал в вашем выступлении, что игра – это школа свободы. И игра – это оптимальное (хотя, может, и не единственное) пространство, где может происходить развитие.

П.Г. Управление развитием может происходить. Или самоуправление. Слово «управление» используется здесь в широком смысле.

А. Стеганцев. Да, игра – это оптимальное пространство, где может происходить управление развитием. И самый пакостный тезис – это, что в ММК не было (по крайней мере в явном виде) прописано, как возникает пространство развития… Это значит, что не было ответа на вопрос, как создавать пространство игры…

П.Г. Все описано. Есть методические работы о том, как строить ОДИ. Делай раз, делай два, многофокусная система управления… Есть работы первого уровня – работы Георгия Петровича, где даны общие схемы. Есть работы второго уровня. Мы с С.В. Поповым даже провели игру, которая называлась «Школа игротехника», у нас там было 37 упражнений, которые должен выполнить игротехник, чтобы освоить процесс создания этого пространства. Но, коллеги, еще раз: управления развитием, а не развития, поскольку, что там будет или не будет развиваться – это второй вопрос. И очень важно, когда мы строим пространство управления развитием, определиться, надо что-то развивать или не надо.

А. Стеганцев. Тогда вы, может, развернете подробнее тезис, что не было описано, как возникает пространство управления развитием…

П.Г. Я сказал немного другое. Если мы возьмем три ипостаси человека, то схема шага развития описывает, как можно стать субъектом нововведений в мыследеятельности, но в ней не описано, как стать гарантом развития. Может такой схемы и не может быть. Гарант развития – это конкретная личность. Фамилия, имя и отчество. Их все знают в своем кругу. Борн приходил к Бору и спрашивал: «Скажи, то, что я придумал, это в мусорную корзину или это открытие?» И Бор отвечал.

Мне повезло – я с одним таким человеком встретился. Мне не повезло – я встретился с ним очень рано. Это был мой отец.

А. Боровских. Как относится к действительности ваш тезис о свободе. Он потерял актуальность? Или приобрел? Или является вечным?

П.Г. Я считаю, что является вечным. Просто есть такие времена, на которых люди расслабляются, и им кажется, что эта проблема не является ключевой. Вот евреи в Германии в определенное время расслабились и считали, что они живут в достаточно либеральном и гуманном обществе… Но они ошиблись. Время от времени происходит напоминание о важности этих вопросов. В той или иной форме

Р. Пономарев. Вводя ценность в процесс развития и показывая, что доразвиваться можно до безобразия, не имеет ли смысл говорить не о развитии, а, например, о совершенствовании?

П.Г. Только здесь очень важны формулировки. Нельзя «ввести ценность в процесс развития», поскольку сама констатация чего-то как развития немыслима вне ценностей. Выготский в связи с этим писал, что между психическим развитием и шизофренией разницы нет. Это мы почему-то считаем одно развитием, а другое деградацией. Теперь надо спросить у себя: «Почему мы так решили?» На каком основании мы, например, считаем, что европейская экономика или институциональная среда более развита, чем африканская? У нас есть в этих случаях некая нерефлектируемая ценность, которая и определяет суждения о развитии. Я предлагаю ее отрефлектировать. И до этого не может быть приписывания процессу статуса развития.

Р. Пономарев. Но между полаганием и самим процессом есть различие.

П.Г. Нет, это двойной акт: полагание ценности и ее применение. Мы одно считаем развитым, а другое неразвитым. Кстати, дальше действует старая восточная пословица – когда караван поворачивает, хромой верблюд оказывается впереди. Если у вас поменялась рамка, то, что вы считали развитым, окажется не развитым. Понятие ценности вводилось в философии. И если вы посмотрите, кто его обсуждал и вводил, то увидите, что это – самая ранняя стадия деятельностного подхода (еще до австрийской политэкономической школы). Это – работы начала 18 века, в первую очередь по этики, появившиеся тогда, когда стало ясно, что в деятельностном мире не бывает объективных оценок. Невозможно сделать утверждение о деятельности в объективистской картине, у вас там всегда присутствует ценностная рамка.

В. Богин. А, может, стоит вводить еще какое-то понятие помимо понятия развития. Ведь им козыряют везде и всюду. И оно заменяет, по-моему, еще такое важное понятие как усложнение или что-то в этом роде. То, что ты говоришь, правильно, но если применять это, скажем, к ребенку первого класса, то это как-то высоковато. Ведь все равно в нашей цивилизации грамотному лучше, чем безграмотному. И когда я работаю с людьми. Я стараюсь, чтобы люди были более сложными…

П.Г. Я не понимаю пафоса. Да, можно сказать, что в логической действительности развитие должно быть отнесено к классу изменений. И что?

И. Вольховский. Я по поводу тезиса, что во время игры будущее становится более реальным, чем настоящее. Если вспомнить историю, как во время наводнения человек молится богу, чтобы тот его спас, за ним приплывает лодка, а он отказывается в нее сесть… Нельзя ли ожидая более будущее, которое более реалистично чем настоящее, потерять что-то настолько существенное в этом настоящем, что к будущему уже не придешь?

П.Г. Это и есть основной риск любого развития. Такой риск всегда есть. И формулировал я его достаточно жестко: когда мы входим в эту схему, для нас то, чего еще нет и что – а дальше две модальности – то, что может быть (это – европейская модальность), или то, что должно быть, реальнее, чем то, что есть. А дальше вы прекрасно понимаете, что если для человека то, что должно быть, реальнее того, что есть, то это – люди, которые жертвуют собою ради идеи или создают что-то новое. Это – такой креативный класс. А кроме того мы ведь не знаем, что для него более ценно – вернуться с этой лодкой в этот мир или продолжать верить в бога. Может оказаться, что для него действительно наступило развитие. Из нашей внешней позиции почти невозможно это понять.

(Неразборчиво) Можно ли сказать, что ОДИ обеспечивает как раз очищение сознания, для того, чтобы начать что-то новое?

П.Г. Не знаю… Есть всегда конкретная единичная игра. У нее есть умелый или неумелый ведущий. Сама по себе ОДИ ничего не обеспечивает. Если вы соблюдаете некие принципы, у вас есть шанс… Вот в свое время Георгий Петрович говорил, что мыследеятельность существует только в игре. Она, конечно, еще в абстрактном виде существует на схеме мыследеятельности, но там существует только абстрактный чертеж. У вас непонятен залог. Если вы говорите об ОДИ по понятию, она придумывалась и строилась, чтобы …

У меня есть один из любимых писателей – П. Козловский, у него есть любопытная мысль, что конкуренция между светской и церковной властью в средневековой Европе создала пространство для современного капитализма. Как только на городских ремесленников начинал давить местный феодал, они бежали к Папе и просили защиты. Папа грозил феодалу, и тот от них отставал. Как только на них наезжала церковь с поборами, они бежали к феодалу как протестанты… Козловский на большом эмпирическом материале показывает, что только при наличии нескольких конкурирующих фокусов управления может возникнуть пространство для свободы. Мне очень нравится эта мысль. В схеме Георгия Петровича про игру нарисована многофокусная система управления. Там утверждается, что правильная ОДИ должна строиться по принципу многих фокусов управления. Тогда у участника игры появляется пространство, в котором он может не поддаваться одному из этих фокусов управления и вообще выстраивать самостоятельную стратегию. Вы много видели игр с многофокусной организацией? Вы, наверное, вообще не видели. А я видел. Я жестче скажу, чтобы вы поняли мою мысль. Я не говорю, что я делал такие игры. Я в них участвовал. А когда я делаю игры, там вообще никаких фокусов управления кроме моего нет. И в этом смысле я никакого пространства для свободы не создаю. Вот такой я нехороший человек. И остальные такие же. Люди не терпят, когда кто-то делает не то, что они понимают.

Оргдеятельностная игра придумана так, чтобы она была школой свободы. А как только начинаются конкретные реализации, это – кошмар и ужас. Называют оргдеятельностной игрой все, что не попадя. Когда в конце 80-х ОДИ были в моде и за это уже начали деньги платить, то человек мог, посидев три дня на какой-нибудь игре, объявить, что он тоже проводит ОДИ, и начать что-то проводить. А у Георгия Петровича уже не хватало сил всем заниматься. Я спрашивал, не боится ли он, что все это так выродится. Он ответил, что такова логика любого социального процесса. На десятилетие ОДИ в Екатеринбурге собрался большой зал организаторов игр. Георгий Петрович их слушал, слушал (а он уже не очень хорошо себя чувствовал), потом оглядел зал и сказал: «Облить бы вас бензином и сжечь…».

Поделиться:

Методологическая Школа
29 сентября - 5 октября 2024 г.

Тема: «Может ли машина мыслить?»

00
Дни
00
Часы
00
Минуты

С 2023 года школы становятся открытым факультетом методологического университета П.Г. Щедровицкого.