Петр Щедровицкий
Запретить думать человеку нельзя
Щедровицкий П.Г. Запретить думать человеку нельзя [Электронный ресурс]: ИА Nord-News. 29.04.2013. URL: https://nord-news.ru/topic/?mtopicid=553
16-17 мая в Праге пройдёт презентация книжной серии «Философия России второй половины ХХ века».
Ушедший год отмечен юбилейной датой на календаре русской эмиграции: исполнилось 90 лет с момента высылки сотен интеллектуалов. Осенью 1922 года поездами и по воде уезжали философы, экономисты, юристы, врачи, давая подписку о невозвращении под страхом смерти. Высылка была «подарком», сделанным новой властью, неугодным, так как заменяла расстрел. Одновременно же подарок получила Европа, которая, в отличие от ленинской России, смогла по достоинству оценить доставшийся ей человеческий капитал.
Собирательное название этой тщательно организованной акции Советов — «философский пароход». Цвет русской мысли — Булгакова, Бердяева, Франка, Сорокина и многих других — вывезли двумя рейсами немецких пассажирских судов: «Oberbürgermeister Haken» и «Preussen».
Сегодня у нас есть возможность восстановить «ткань» истории
благодаря проекту «Философия России». В томах книжной серии, посвященной первой половине ХХ века, собраны уникальные материалы о русских мыслителях: как изгнанных, так и трагически погибших в Советской России.
О потерях в российском интеллектуальном корпусе и судьбе мыслящих людей во всем мире — в интервью с инициатором проекта «Философия России XX века», заместителем директора Института философии РАН по развитию, Петром Щедровицким.
– Пётр Георгиевич, понятно, что «философский пароход» — это всего лишь символ смутной эпохи в России. И до, и после двух знаменитых рейсов — «Oberbürgermeister Haken» и «Preussen» — большевики высылали, сажали и расстреливали людей мысли. И, тем не менее, «философский пароход» — некая точка отсчёта для русского просвещения. Можно ли сегодня оценить урон для русской науки и культуры, нанесенный в 1922 году? В каких отраслях мы потеряли знание?
Безусловно, уход «философского парохода» был катастрофой для России. Сегодня много сокрушаются об «утечке мозгов» из России, забывая о том, что самая страшная потеря произошла в начале 20-х годов. С той лишь разницей, что это была не «утечка», а сознательная высылка огромного числа людей. Мы потеряли живую мысль: экономистов, социологов, представителей исторических дисциплин, философов. Это создало огромные провалы в различных сферах знания, но главное — стало причиной разрыва в воспроизводстве культуры мышления: и философского, и, чуть позже, научного. Разрыв этот невозможно восстановить только за счет культуртрегерской работы по переводу. Ведь даже хорошо перевести — что, как вы знаете, не всегда получается — не значит понять.
– Когда же начался процесс восстановления утраченной мысли?
После распада СССР. В 90-е и «нулевые», с огромным (часто столетним) опозданием в Россию хлынул поток социально-гуманитарной литературы, которая издавалась в мире в ХХ веке, в том числе, и в Чехии. Эта литература была практически полностью закрытой от нас. Для того чтобы эффективно заниматься гуманитарными темами в постсоветские годы, приходилось использовать опыт американской, европейской, а теперь уже и азиатской, интеллектуальной культуры.
В 90-2000-е также массово началось переиздание работ русских философов, которые за советские годы стали библиографической редкостью: многие книги уничтожались целенаправленно, изымались из библиотек или же издавались только за границей. Вдумайтесь! В ХХ веке работы русских мыслителей — многие из них о России и глубинных проблемах нашей истории и культуры — стали доступны нам только благодаря краху СССР. И благодаря тому, что мир сохранил их, конечно.
Однако хуже другое: большевики 70 лет прививали обществу неуважение, а часто — классовую ненависть к мысли, особенно к инакомыслию. И это тоже причина того, что своя мысль не поддерживалась, прямое следствие изгнания интеллектуалов большевиками. Не только изгнания, но и физического уничтожения, конечно, которое шло с 1918 года. Ведь не забывайте, что многие из тех, кто не уехал, просто погибли — были расстреляны, замучены в лагерях.
– Правильно ли я понимаю, что жизнь и тех, и других будет отражена в книгах серии?
Совершенно верно. В рамках серии «Философия России первой половины ХХ века» мы издаем 37 томов, посвященных философам этого периода. Всего в проекте «Философия России» 61 том, каждый из которых — своего рода «калитка» в творчество того или иного интеллектуала. В каждом томе развернутая биография, библиография работ мыслителя и библиография работ о нем. Отдельная линия в рамках проекта — фотодокументы и архивы. Осталось очень много неопубликованных материалов, которые писались, например, гонимыми философами «в стол». Наша цель — вернуть забытые имена в культурный оборот.
– Петр Георгиевич, сколько бы мы ни анализировали историю, мы всегда натыкаемся на один и тот же сюжет — преследование интеллектуалов со стороны власти. В чем корни этой «традиции»? Играет ли роль почва, на которой происходят драматичные события?
Дело в том, что власть — особенно абсолютистская, централизованная — всегда претендует на то, чтобы быть единственным источником истины. А поэтому появление альтернативных центров генерации знаний, представлений о мире, ценностей, для неё — проблема, так как нарушается её непререкаемость. Отношения власти с интеллектуальными сообществами в любой стране во все времена непросты. Особенно с философами, так как они говорят о предельных вещах: о том, как устроен мир, как нужно жить, что такое истина, добро, красота…
Иногда эти отношения — некий пакт о ненападении: до той поры, пока интеллектуалы не претендуют на непосредственный разбор действий власти, а обсуждают это в некой теоретической действительности, им дают возможность как-то существовать. Временами же напряженность достигает кульминационных точек: таких, как массовое потопление китайских интеллектуалов в клозетах, «философский пароход», сожжение книг в фашистской Германии.
«Философский пароход» — это первая в истории централизованная массовая высылка и, я думаю, вообще единственная в мире. А вот преследование довольно широкого круга интеллектуалов за их свободомыслие в истории неоднократно повторялось. Посмотрите историю России: XIX век — Герцен, Лавров… Да кого ни возьми из мыслителей того периода: либо вынужденно уезжали, либо добровольно — просто чтобы заниматься своим делом. Бежали как при царском режиме, так и при большевиках, причем независимо от того, каких убеждений придерживался человек. Можно было бы исходить из того, что в царской России преследовали, например, только марксистов. Так нет же! Это касалось любых людей, у которых было самостоятельное суждение, и они не боялись его высказывать. Любой режим, так или иначе, преследует тех, кто привык думать.
– И все же есть разница между судьбой наших интеллектуалов и западных. Иначе откуда взяться традиции бежать из России именно в Европу?
Конечно, отличие положения европейских интеллектуалов от российских — и любых других, живших в централизованных тоталитарных государствах — заключалось в том, что у них было больше свободы. В Европе, как мы знаем, многие столетия существовала дихотомия светской и церковной власти, и внутри этого зазора появлялось пространство для свободного мышления интеллектуалов. Грубо говоря, если церковь начинала преследовать какое-то инакомыслие и обличать еретиков, агрессивными мерами внедряя букву религиозных представлений, можно было уйти под опеку светской власти, как и произошло в своё время с Реформацией, с Мартином Лютером. Он выживал, опираясь на небольшие немецкие княжества, которые поддерживали его финансово, идеологически и организационно. И за счёт этого Лютер оставался недосягаемым для преследований католической церкви.
Если же, например, мыслителя преследовали светские властители, в Европе всегда можно было перебежать к соседу: и для того, чтобы спасти свою жизнь, и для того, чтобы получить возможность работать и открывать новое. Как известно, Христофор Колумб довольно долго собирал свою экспедицию в Новый свет. До того, как его поддержала испанская корона — причём, с третьего обращения — он сделал десяток попыток в разных странах, уговаривая власть профинансировать его. Если бы в этот момент Европа была единым централизованным государством с абсолютистской властью, то просто не к кому было бы пойти. И, наверное, Америка не была бы открыта.
– На какие идеи русских интеллектуалов, в первую очередь, так остро реагировала власть?
На многие. Мыслящие люди выявляли те проблемы, которые лежали в основе происходящих событий, что, конечно, не могло устроить власть, стремившуюся полностью подмять под себя общественное сознание. Тем более, идеологическая борьба тогда шла печатным словом, а эти люди в России были очень авторитетны. Например, экономист Борис Бруцкус, который в 21-22 году в журнале «Экономист» — их вышло всего 4 номера — описал, почему социалистический строй рано или поздно прекратит своё существование, не зная о том, что аналогичные аргументы в те же годы развивал Людвиг фон Мизес в своей книге «Социализм». И если мы вспомним, что произошло через 60 лет, выяснится, что они полностью описали глубинный механизм, приведший к коллапсу Советского Союза.
– Какие причины неминуемого развала Союза приводил Бруцкус?
Основная причина — закрытость от внешнего мира и отсутствие критериев оценки эффективности труда. Когда есть конкуренция, есть и возможность сравнить разные виды человеческой деятельности: более эффективные и менее эффективные. А когда мы закрываем систему и убираем рамку оценки, то мы теряем способность управлять, что и ведёт к деградации.
– Высылка Бруцкуса и прочих интеллектуалов была, с точки зрения большевиков, необходимой мерой? Недостаточно было просто запретить людям печататься? Или они все же представляли собой угрозу, до тех пор, пока могли что-то говорить?
Конечно. Помните эту замечательную историю про то, как Николай Первый обходит строй гренадеров? Все одинакового роста, все в форме, одинаково подстрижены. Остановится, посмотрит: всё начищено до блеска, усы у всех одинаковой формы, полный порядок. Поворачивается к своему сопровождающему и говорит: «Дышат, сволочи…». То есть всё хорошо, но дышат! Так и здесь. Запретить писать, печататься, говорить, выходить из дома… Но запретить думать-то человеку нельзя!
– И, тем не менее, несмотря на давление государственной машины, мысль и знание сохраняются во всем мире.
Да, это так. Понимая проблематику агрессивного отношения любой власти к инакомыслию, я подчеркиваю, любой власти — человечество изобрело институты её сдерживания. Есть политические процедуры: выборы, смена, ротация. А есть способы, предложенные сообществом интеллектуалов. Например, в Европе, профессор в университете, получив кафедру, занимал её пожизненно. И власть не могла его просто так отстранить. Безусловно, там были свои проблемы, интриги, но, в любом случае, это был (и остается) публичный процесс, независимый от власти.
Посмотрите, что происходило в Европе, например. В основном, кафедры в ведущих европейских и мировых университетах получали люди, известные в своей области, проявившие себя. Например, Мишель Фуко преподавал в Коллеж де Франс (Collège de France) с 1971-го до своей смерти в 1984 году. Его кафедра называлась «История систем мысли» и была создана, по решению общего собрания профессоров Коллеж де Франс, вместо кафедры «История философской мысли», которой, опять же, до своей смерти руководил Жан Ипполит. Фуко, заметьте, возглавил кафедру в возрасте 43 лет.
И вот процедура: собирается профессорское сообщество, решает, кому отдать кафедру, приглашает Фуко и делает ему предложение. Он соглашается или не соглашается — у него есть выбор. Согласившись, он объявляет, какая это будет кафедра, чем она будет заниматься, произносит инаугурационную речь для студентов и профессорского состава. А нагрузка у него потрясающая. Вдумайтесь: профессор обязан отводить преподаванию 26 часов в год. Кроме того, каждый год — за исключением годового отпуска, который даётся один раз в 7 лет — он должен представлять оригинальное исследование. За это профессор получает в сегодняшних деньгах 60-100 тысяч евро, то есть он получает содержание.
– За имя?
За имя. И вот такие институты, поддерживающие интеллектуалов, одновременно сберегают разнообразие, критику, возможность взглянуть на ситуацию с другой стороны, а главное — они сохраняют развитие. Такую же защитную роль играют академические институты, международные исследовательские проекты, исследовательские сети. Они поддерживают возможность свободного самоопределения интеллектуалов, для того, чтобы те могли заниматься важными, но зачастую непонятными для существующей в тот или иной период власти, исследованиями. Поэтому основная-то наша проблема заключается в том, что, выгнав такую плеяду мыслителей, Советский Союз лишился критической самооценки в лице этих людей и впал через какое-то время в обычную для любой общественной системы самоуверенность, неминуемо приводящую к краху.
– Вы считаете, что Европа оценила русских интеллектуалов, изгнанных Лениным и Троцким?
Я считаю, что да. И не только Европа, но и Америка. Однако если говорить о Европе, нужно признать особую миссию Чехословакии в те годы. Чехословацкая республика стала для многих русских учёных, писателей, мыслителей, инженеров, врачей и юристов вторым домом. И произошло это, в первую очередь, благодаря её президенту. Томаш Масарик — философ, социолог и мудрый политик был инициатором «Русской акции» в поддержку бежавших из Советской России. Именно этому человеку обязана русская культура ХХ века своим десятилетним «Ренессансом» в 20-е годы. Более чем в полмиллиарда крон обошлась Чехословакии «Русская акция». Республика истратила на русских эмигрантов больше, чем все остальные европейские страны вместе взятые. Но Томаш Масарик достоин отдельного разговора, и мы к этой фигуре ещё вернемся. Позволю себе напоследок лишь одну цитату, девиз Масарика: «Великое не может быть великим, если оно лживо». Это кое-что говорит о человеке…