Я. И. Линцбах (1874–1953) – русский и эстонский языковед, философ, математик, разработчик систем «искусственных языков», эсперантист, теоретик пазиграфии. В 1916 г. в Петрограде выходит его главная работа «Принципы философского языка. Опыт точного языкознания» – в том же году, что и посмертно опубликованный magnum opus Ф. де Соссюра (1853–1913) «Курс общей лингвистики». Сочинение «Принципы философского языка», идеи которого начали разрабатываться еще в 90-е гг. XIX в., во многих отношениях конгениально работе Соссюра, а в иных – предлагает альтернативные решения. В любом случае содержание «Принципов философского языка» обнаруживает в авторе верного продолжателя дела Г. В. Лейбница и одного из пионеров семиотики. Для того чтобы лучше разобраться в идеях Линцбаха, обратимся к статье д. филол. наук А. Д. Дуличенко («Вопросы языкознания», 1995, №4) «О принципах философского языка Якоба Линцбаха. (К истокам лингвосемиотики)».
Философия России
Линцбах Яков Иванович
Русский и эстонский языковед, философ, лингвист, эсперантист. Разработчик систем «искусственных языков», теоретик пазиграфии. (1874-1953)
«Рассматривая вопрос о языковом знаке, Линцбах замечает в нем еще одну существенную для всего языка особенность — асимметрию его формы и содержания (resp. плана выражения и плана содержания). Однако никакого специального для этого термина он не предлагает. К осознанию этого факта Линцбах приходит, занимаясь проблемой «многозначности выражений»: «Ею [многозначностью], – пишет он, – проникнута и обыкновенная речь, и здесь буквально нет ни одного слова, которое не означало 6ы в различных случаях разное…». Если бы язык состоял только из однозначных знаков, т.е. характеризовался бы абсолютным соответствием плана выражения плану содержания языкового знака, то «упразднилось бы самое существование языка как собрания некоторого более или менее ограниченного числа общих, неиндивидуальных и неоднозначных положений, покрывающих неограниченное число частных, индивидуальных и однозначных случаев, ибо вместо человеческого языка, располагающего относительными средствами, мы имели бы тогда язык природы, располагающий средствами абсолютными». Таким образом, система знаков одного языка не имеет полного референтного соответствия. Языковые знаки, обладая многозначностью либо общим значением, лишь по случаю, при их актуализации покрывают соответствующие референты: «В этом именно и состоит задача языка, чтобы, пользуясь многозгачными терминами, описывать однозначные явления».»
Приводим выдержки из текста:
«О личности и научных занятиях Якоба Линцбаха известно очень мало. А между тем это был во многих отношениях самостоятельный и оригинальный мыслитель, чьи труды современники либо не понимали, либо не принимали по одной причине: излагавшиеся в них идеи нередко, как нам кажется, обгоняли свое время. И сейчас к некоторым идеям Линцбаха можно относиться с известной долей скептицизма. Но нельзя отказать этому выдающемуся эстонцу в том, что он смотрел на окружающий мир по-своему, с пристрастием и желанием разрешить его исторически сложные противоречия… <…>
Теоретические разработки идеи философского языка падают в основном на ХVII-XVIII вв. и связаны с именами выдающихся философов того времени – Р. Декарта, Г.В. Лейбница, Я.А. Коменского и др. Декарт, например, считал, что в целях успешного проникновения человеческой мысли в тайны вещей этнические (или так называемые естественные) языки неудобны из-за наличия в них большого числа исключений из правил, а потому предложил набросок нового, философского, языка, в котором были упорядочены формы и понятия, ими выражаемые. Именно с этой идеи Декарта во Франции в XVII в. формируется рационалистическое направление в языкознании, давшее широко известную «всеобщую рациональную грамматику» (известную также как «грамматика Пор-Рояля») А. Арно и К. Лансло. В XVII в. идея философского языка получает достаточно широкое распространение в Англии (ср. проекты такого языка Дж. Далгарно, Дж. Уилкинза и др.). В XVIII в. в ряде других европейских стран к ней проявляют еще серьезное внимание. Лишь в XIX в., несмотря на появление ряда грамматик всеобщего, или философского, языка, интерес к ней падает, хотя не затухает окончательно: проекты философских языков продолжают создаваться до настоящего времени. <…>
В поисках принципов философского языка Линцбах опирался на идеи Г.В. Лейбница, в частности, на его мысль о том, что необходимо создать рациональный язык для мышления. Для реализации «проекта упорядочивання идей духа» необходимо было, по Лейбницу, свести все многообразие человеческих идей к своего рода «азбуке мысли», т.е. к определенной системе понятий, полученных в результате строгих математических вычислений [Leibniz 1666]. «Оптимальный язык для науки», по выражению самого Лейбница, можно создать, опираясь на метод комбинаторики, заключающийся в том, что путем объединения различным образом простых понятый получают новые, сложные понятия. Каждому понятию присваивается определенный знак (character) — своего рода его зрительный символ (нечто подобное, но все же далекое, по Лейбницу, от оптимальности напоминают иероглифы, цифры, другие алгебраические знаки и под.). <…>
Книга Линцбаха «Принципы философского языка. Опыт точного языкознания» состоит из семи глав, каждая из которых посвящена построению «идеальных» сущностей, а именно — письма, языка, представлений, понятий, знаков, выражений, культуры, в совокупности составляющих «идеальный», или философский, язык. При этом для достижения «идеальном письма» важнейшим оказывается «принцип сокращения», для «идеального языка» — «принцип упрощения», для «идеальных представлений» — «принцип непрерывности», для «идеальных понятий» — «принцип прерывности», для «идеальных знаков» — «принцип упорядочивания», для «идеальных выражений» — «принцип приспособления» и, наконец, для «идеальной культуры» — «принцип достижения». <…>
Линцбах, как и Ф. де Соссюр, придает знаку условный, произвольный характер, его значение конституируется на основе конвенции между будущими потребителями этого знака (гер. знаков) и должно быть известно заранее. Однако поражающей воображение параллелизм семиотических суждений на этом не кончается. Линцбах говорит не только об условном, произвольном характере значения знака, но и о значимости для него положения в системе других знаков; как и Ф. де Соссюр, он сравнивает эту ситуацию с шахматной игрой. Анализируя «кинематографию схем», он следующим образом пишет о схемах-фигурах: «Каждая первоначальная фигура имеет два значения: одно – свое собственное, а другое – указываемое положением ее на картине. Значение фигур зависит здесь так же, как в шахматной игре, не только от них самих, но и от того положения, которое они занимают». Пользуясь нынешней лингвосемиотической терминологией, мы говорим, что знак является не только членом парадигматических, но и синтагматических отношений, т.е. знак существует и имеет ценность именно в этой дихотомии. Взаимосвязь и взаимообусловленность языковых знаков демонстрируется сравнением с тканью: «Мы могли бы представить наши словесные произведения в виде ткани, каждая нить которой является строчкой, выражающей известные представления».<…>
Как видно из рассмотренного выше, принцип упорядочивания по существу направлен на установление системного характера языковых блоков и языка в целом. Действительно, Линцбах пишет о языке именно как о системе, хотя и «несовершенной», и при этом постоянно меняющейся, ср.: «Строй обыкновенного языка есть строй некоторой несовершенной системы, в которой основание счисления не отличается постоянством и меняется без какого-либо разумного основания». Последняя фраза приведенной цитаты («меняется без какого-либо разумного основания») подразумевает изменения в системе, вызванные стихийными (а не рациональными) тенденциями, т.е. нарушающие установившуюся было системность. Показательно, что Линцбах видит систему не только в этническом языке, но и в других семиотически близких видах языка, например, в разных видах искусства. Так, он специально анализирует «систему музыки» и высказывает идею «о переводе выражений языка на выражения музыки». В истории интерлингвистики, кстати, подобная мысль уже высказывалась, в частности, французом Ж.Ф. Сюдром, работавшим над проектом всемирного искусственного языка сольресоль (Solresol). Сольресоль был построен на базе музыкальных нот, различные комбинации которых создавали его словарь и грамматику. Как утверждал сам лингвосоздатель, на этом языке (называемом также «музыкальным языком») можно было не только говорить и писать, но и петь, а также исполнять его на музыкальном инструменте. Линцбах ищет также системные отношения в плясках и жестикуляции, в ритмических телодвижениях и позах.
Отношение Линцбаха к этническим языкам весьма скептическое (иначе для чего было бы заниматься поисками идеального философского языка!): «Каждый исторический язык, – утверждает он, – представляет собой некоторую более или менее запутанную систему, в которой случайное господствует над постоянным, нецелесообразное над целесообразным, «исключение» над «правилом». И это понятно, ибо язык является не продуктом научной мысли, а продуктом бессознательного творчества первобытного человека. Он гениален лишь поскольку, поскольку гениально все бессознательное». Этнический язык, как видим, это все же система, но поскольку она проведена непоследовательно (исключения «господствуют» над правилом и под.), то это «запутанная система». <…>
Этническим языкам (ЭЯ) философский (ФЯ), предлагаемый Линцбахом в различных видах, противопоставляется рядом признаков, из которых мы бы назвали: 1) ФЯ проще ЭЯ; 2) выражения ФЯ короче выражений ЭЯ; 3) выражения ФЯ яснее, четче, чем выражения ЭЯ, которые, как правило, обладают иносказательностью; 4) принципы ФЯ более универсальны; 5) ФЯ по существу создается, в то время как в ЭЯ пользуются уже готовыми словами и формами; б) ФЯ выступает в различных чувственных видах — в виде цифр, буки (звуков-букв), в виде рисунка, музыки и т.д., а ЭЯ — лишь в устном и письменном виде; 7) свобода комбинирования знаковых единиц ФЯ такова, какой нет в других видах языка; 8) ФЯ естественнее ЭЯ (ЭЯ одномерен, напоминает «некоторый числовой ряд», характеризуется линейностью; графические, например, рисуночные, языки выражают действительность на двухмерном пространстве и т.д., т.е. чем больше измерений, тем менее искусственно выражается реальность). <…>
Принципы философского языка Линцбах развивал и в ряде последующих работ, которые публиковал на свои скромные средства и очень маленькими тиражами. В частности, он много работал в русле так называемой математической идеографии, сущность которой состоит в замене математических знаков и формул фигурами, изображающими конкретные предметы и отвлеченные понятия. Одну из таких работ он опубликовал в 1921 г. на международном искусственном языке окциденталь. Линцбах выпускал бюллетень по математической идеографии по-немецки в Ревеле в 1922 г. и по-французски в Париже в 1930-1931 гг.. Этой же теме посвящены и две небольшие книги (брошюры), изданные Линцбахом в Париже в 1925 и 1931 гг.. После второй мировой войны Линцбах продолжал поиски философского языка, называемого им теперь уже универсальным языком. Основные его разработки этого времени по-прежнему связаны с идеей так называемой математической идеографии, однако теперь он ее называет конкретной математикой, предусматривающей перевод математических знаков и связанных с ними действий в идеографическую систему. Последняя призвана выполнять роль универсального языка. Линцбах пишет большую по объему работу «Универсальная математика и универсальный язык». Годом позже в этой серии он заканчивает работу «Универсальная геометрия. Наглядное представление п-мерного пространства».
Обе рукописи он направляет в Академию наук СССР в Москву и в Академию наук Эстонской ССР в Таллине специалистам для отзыва. Однако получает оттуда резко отрицательные ответы. В течение 1951-1952 гг. Линцбах перерабатывает свои сочинения, представляя их теперь под общим серийным названием «Универсальная наука». Первый том этой серии назван «Универсальный язык», второй — «Универсальная математика». Вновь отсылка в названные академии и вновь скорее не отзывы, а отписки: работа не имеет научной ценности. После появления в 1950 г. работы И.В. Сталина «Относительно марксизма в языкознании» надеяться на серьезное ознакомление с работой Линцбаха со стороны специалистов из математических и языковедческих учреждений и тем более на положительный отзыв было делом безнадежным. Ни одно из послевоенных сочинений Линцбаха так и не было опубликовано ни при его жизни, ни после смерти. Достойно сожаления, что ряд плодотворных идей Линцбаха так и не получил распространения и признания в лингвосемиотике.
Несмотря на утопичность отдельных положений его теории, некоторую претенциозность названий работ («Универсальная наука», «Универсальный язык», «Конкретная математика» и под.), имеет смысл внимательно, с позиций лингвосемиотической науки конца ХХ в. вчитаться в строки сочинений Линцбаха. Автор настоящей статьи свидетельствует: отдельные страницы и разделы сочинений Линцбаха читаются как неожиданное откровение, а выдвигаемые в них идеи и предлагаемые решения наводят нередко на серьезные размышления. Сейчас ясно одно: возникла настоятельная необходимость определить место этого мыслителя в истории лингвофилософии, в лингвосемиотике и интерлингвистике».
Список очерков о философе
….