Петр щедровицкий
Воспоминания о Московском методологическом кружке
Щедровицкий П.Г. Воспоминания о ММК // ММК в лицах. М.: ННФ Институт развития им. Г.П. Щедровицкого, 2006. С. 206-210.
Написать о том, о чем меня просил составитель словаря, на 3-х страницах, оказалось практически невозможно. Поэтому я решил остановиться только на изложении самых первых этапов своего ученичества и участия в работе Московского методологического кружка (ММК).
С Г.П. Щедровицким, как читатель, наверное, догадывается, я был знаком с момента своего рождения. Однако общение Георгия Петровича со мной в качестве отца носило достаточно редкий и нерегулярный характер в силу его постоянной занятости, а также непростых отношений с моей матерью – И.А. Щедровицкой (Кривоконевой). Наши отношения фактически сложились с весны 1974 года, когда я начал, причем, нерегулярно посещать его семинары (чаще всего в квартире на Петрозаводской, куда я переехал в апреле 76-го) и ездить с ним на конференции (в том числе «Подольские»).
Так продолжалось около трех лет. В тот период мне больше всего нравилось пить чай на кухне с Колей Щукиным, которого сегодня в методологическом движении все знают лишь как автора нескольких интервью с Георгием Петровичем, положенных в основу книги «Я всегда был идеалистом».
Однако несколько лет он был одним из моих наиболее активных собеседников и во многом благодаря ему я позже занялся наследием Выготского. Не менее важным для меня было взаимодействие с Михаилом Гнедовским, который покинул кружок в начале 80-х и в настоящий момент активно занимается культурной политикой. С ним мне повезло совместно разрабатывать тематику методологии исторических исследований.
Моя реальная программа обучения в Московском методологическом кружке началась лишь весной 1977 года, когда я, студент 2-го курса пединститута, готовил курсовую работу и с этой целью, начав прорабатывать проблематику телеологического подхода, написал небольшой текст о категории «цели». Параллельно Георгий Петрович вовлек меня в обсуждение новой темы – программирования научно-исследовательской работы (на примере работы студентов и аспирантов института физкультуры). Летом он активно обсуждал со мной вопросы нормативного описания деятельности и перевода нормативных представлений деятельности в предписания различного уровня сложности. А в августе неожиданно объявил, что отправил в сборник конференции «Логика научного поиска» тезисы по проблеме программирования… за двумя фамилиями! И на мой недоуменный вопрос о моем ложном авторстве ответил: «Надо готовиться – будешь выступать с докладом. Ты ведь говорил, что прорабатываешь проблему целей и целеобразования, вот и рассмотришь ее в контексте программирования»…
Так я, неожиданно для себя став участником реальных работ в Московском методологическом кружке, в октябре 77-го выступил с докладом в Свердловске по проблеме целей, в целом благосклонно оцененный науковедческой общественностью.
Лишь спустя много лет я узнал, что очень многие работы Георгия Петровича, написанные в соавторстве, имели в основном учебную или (подобную моей ситуации) «провокационную» природу. Но и из своих работ я те тезисы не вычеркиваю, считая, что малая доля моего соавторства там все же имеется.
С того октября я стал постоянным участником работы Кружка и семинаров, которые проводил Георгий Петрович. А он, надо сказать, еженедельно проводил от 4-х до 6-и семинаров, состав участников которых частично пересекался.
Были те, кто ходил на все семинары. Но я быстро понял, что если к семинарам не готовиться, тем более если переписывать на бумагу магнитофонные записи обсуждений так, чтобы они были готовы к следующему семинару (через неделю), то посещать все просто невозможно. Часть содержания мысли Георгия Петровича при таком, вынужденно «выборочном», посещении, безусловно, терялась, но я решил восполнить этот пробел чтением старых текстов кружка. Тем более что они помещались над моей кроватью… я жил в архиве ММК.
Примерно тогда же семинары «переехали» с Петрозаводской на Войковскую, в квартиру Гнедовского, а потом к Лебедевой на Сходню. Один из них, который я в основном посещал, был «математическим», его постоянными участниками были Фима Фрид, Сергей и Наташа Котельниковы, Света Поливанова, Никита Богомолов, Паша Малиновский, Толя Яковлев, Коля Щукин.
На этом семинаре я сделал свой первый серьезный доклад – о понятии модели и моделирования. Так получилось, что на 2-м или 3-м его продолжении Георгий Петрович присутствовать не мог, вел заседание Малиновский, за что я ему благодарен до сих пор.
Как и полагалось тогда молодому участнику методологического движения, я достаточно быстро организовал собственный семинар. Мы собирались в аудиториях психолого-педагогического факультета пединститута им. Ленина, где я имел счастье тогда учиться, и обсуждали проблемы методологии психологии.
Раз в месяц я устраивал открытые лекции для широкого круга студентов факультета, раз в неделю проходил камерный семинар.
Лекций было немного, особенно мне запомнились выступления В.Я. Дубровского и П.Я. Гальперина, которые любезно согласились выступить перед студентами по вопросам методологии их будущего профессионализма. Также мне повезло застать последние годы жизни Н.Ф. Добрынина, одного из создателей отечественной психологии. В дальнейшем эта линия моей активности переросла в проведение психолого-педагогических школ, которых с осени 1978 года и до окончания мною института прошло пять.
Что касается камерного семинара, то он с различной интенсивностью проработал до 1982 года. В него входили Шота Миндиашвили, Андрей Голев, Татьяна Тунгусова, Александр Анисимов, Кирилл Митрофанов, Олег Хрипков, Александр Клячко, а также ряд наших коллег с психологических факультетов Московского и СПБ университетов. Именно там я впервые защищал основные положения своей работы по наследию Л.С. Выготского. Работа эта, посвященная проблемам философской и педагогической антропологии, шла достаточно активно в 1979-81 годы. и легла в основу и моей дипломной работы, и диссертации, защищенной лишь в 1992 году.
Думаю, что мое увлечение Выготским и нахождение как бы между методологическим и психологическим дискурсом, а также в силовом поле влияния двух великих мыслителей ХХ века – Льва Выготского (на основе работы с его Архивом) и Георгия Щедровицкого (на основе работы с его Архивом и почти 7-летнего активного очного ученичества) – оказали основополагающее влияние на мое интеллектуальное формирование.
Параллельно с участием в семинарах я, начиная с 1979 года, оказался втянут в нарождающуюся практику организационно-деятельностных игр (ОДИ).
К слову, мне неоднократно доводилось слышать, что многие, кто пришел в методологическое движение после 1979 года, стараются не различать семинарский и игровой периоды развития Московского методологического кружка. Думаю, это превратное представление. С моей точки зрения, это два диаметрально различных по своим целям и ценностям режима работы. И я, безусловно, благодарен судьбе за то, что застал последние годы семинарской истории кружка.
Весной 79-го Георгий Петрович задумал проведение первой организационно-деятельностной игры.
Подготовка шла активно, но в основном на базе института физкультуры, где он тогда работал. Из-за лени и нежелания ездить за тридевять земель, а также по другим причинам я погрузился в игру только в купе поезда Москва-Свердловск, где Георгий Петрович поручил Мише Гнедовскому, Сергею Наумову и мне собрать группу по методологии программирования. Начиная с И-1 и до игры в Горьком осенью 82-го (И-20; «Программирование и оргпроектирование производственной практики и практической подготовки студентов вузов») я пытался сформировать методологическую позицию в игре (точнее – в играх первой генерации, которыми руководил Георгий Петрович). Должен признать, что этот опыт был в целом неудачным, хотя и полезным.
Именно в тот период сформировалось и окрепло мое интуитивное расхождение с Георгием Петровичем в понимании ценностей и целей методологической работы в целом и игровой практики в частности.
Помимо «неудач» на игровом фронте, не очень складывалась и моя исследовательская работа. В 1980 году я поступил в аспирантуру НИИОПП.
Моим научным руководителем стал В.В. Давыдов, а темой «Игра как метод комплексного социально-психологического исследования». Приблизительно через год я принес Василию Васильевичу обоснование своей диссертационной работы. Внимательно прочитав его в выходные дни, мой научный руководитель вызвал меня на «серьезный разговор». Основная его мораль сводилась к следующему: «Запомни, ты – не ГП! Он может позволить себе общефилософские рассуждения. Но 20 лет назад он делал руками серьезные экспериментальные работы. Его исследование мышления детей на материале решения арифметических задач является образцом экспериментальной работы и примером для подражания. Право на философствование надо еще заслужить. Поэтому, больше не приноси мне этой ерунды, занимайся делом, ставь реальные эксперименты и делай из них маленькие, но обоснованные выводы»…
Диссертации по проблеме исследования я не защитил. В 1998 году на факультете конфликтологии СПБ университета я прочел шесть лекций по методологии исследования, опираясь на свои заметки 1980-82 годов. Безусловно, тема требует дальнейшей проработки, и я обязательно хочу к ней вернуться через несколько лет.
А в 93-м, когда я подарил ВасВас (Василию Васильевичу Давыдову) свою книгу «Очерки по философии образования», он посетовал, что наша работа в свое время не заладилась. Может быть – искренне…
В итоге всех этих обстоятельств осенью 1982 года я вышел из кружка. Сегодня я часто говорю, что это был временный уход. На самом деле, в кружок и в ученическую позицию я не вернулся – я вернулся в методологическое движение в середине 1984 года и уже, фактически, в другую ситуацию и с другими целями.
Я продолжал участвовать в мероприятиях, проводимых Георгием Петровичем, еще достаточно долго: в некоторых интересующих меня тематически организационно-деятельностных играх до 1988 года, в так называемых «методологических съездах» – постоянно (на всех 4-х, начиная с 1990 года), на конференциях и совещаниях – изредка с докладами.
В начале 85-го мы заключили известный пакт с Сергеем Поповым о совместном проведении игр. С этого момента следует датировать начало моего второго периода работы и жизни в методологическом движении. Но это уже совсем другая история.
Написать о том, о чем меня просил составитель словаря, на 3-х страницах, оказалось практически невозможно. Поэтому я решил остановиться только на изложении самых первых этапов своего ученичества и участия в работе Московского методологического кружка (ММК).
С Г.П. Щедровицким, как читатель, наверное, догадывается, я был знаком с момента своего рождения. Однако общение Георгия Петровича со мной в качестве отца носило достаточно редкий и нерегулярный характер в силу его постоянной занятости, а также непростых отношений с моей матерью – И.А. Щедровицкой (Кривоконевой). Наши отношения фактически сложились с весны 1974 года, когда я начал, причем, нерегулярно посещать его семинары (чаще всего в квартире на Петрозаводской, куда я переехал в апреле 76-го) и ездить с ним на конференции (в том числе «Подольские»).
Так продолжалось около трех лет. В тот период мне больше всего нравилось пить чай на кухне с Колей Щукиным, которого сегодня в методологическом движении все знают лишь как автора нескольких интервью с Георгием Петровичем, положенных в основу книги «Я всегда был идеалистом». Однако несколько лет он был одним из моих наиболее активных собеседников и во многом благодаря ему я позже занялся наследием Выготского. Не менее важным для меня было взаимодействие с Михаилом Гнедовским, который покинул кружок в начале 80-х и в настоящий момент активно занимается культурной политикой. С ним мне повезло совместно разрабатывать тематику методологии исторических исследований.
Моя реальная программа обучения в Московском методологическом кружке началась лишь весной 1977 года, когда я, студент 2-го курса пединститута, готовил курсовую работу и с этой целью, начав прорабатывать проблематику телеологического подхода, написал небольшой текст о категории «цели». Параллельно Георгий Петрович вовлек меня в обсуждение новой темы – программирования научно-исследовательской работы (на примере работы студентов и аспирантов института физкультуры). Летом он активно обсуждал со мной вопросы нормативного описания деятельности и перевода нормативных представлений деятельности в предписания различного уровня сложности. А в августе неожиданно объявил, что отправил в сборник конференции «Логика научного поиска» тезисы по проблеме программирования… за двумя фамилиями! И на мой недоуменный вопрос о моем ложном авторстве ответил: «Надо готовиться – будешь выступать с докладом. Ты ведь говорил, что прорабатываешь проблему целей и целеобразования, вот и рассмотришь ее в контексте программирования»…
Так я, неожиданно для себя став участником реальных работ в Московском методологическом кружке, в октябре 77-го выступил с докладом в Свердловске по проблеме целей, в целом благосклонно оцененный науковедческой общественностью.
Лишь спустя много лет я узнал, что очень многие работы Георгия Петровича, написанные в соавторстве, имели в основном учебную или (подобную моей ситуации) «провокационную» природу. Но и из своих работ я те тезисы не вычеркиваю, считая, что малая доля моего соавторства там все же имеется.
С того октября я стал постоянным участником работы Кружка и семинаров, которые проводил Георгий Петрович. А он, надо сказать, еженедельно проводил от 4-х до 6-и семинаров, состав участников которых частично пересекался.
Были те, кто ходил на все семинары. Но я быстро понял, что если к семинарам не готовиться, тем более если переписывать на бумагу магнитофонные записи обсуждений так, чтобы они были готовы к следующему семинару (через неделю), то посещать все просто невозможно. Часть содержания мысли Георгия Петровича при таком, вынужденно «выборочном», посещении, безусловно, терялась, но я решил восполнить этот пробел чтением старых текстов кружка. Тем более что они помещались над моей кроватью… я жил в архиве ММК.
Примерно тогда же семинары «переехали» с Петрозаводской на Войковскую, в квартиру Гнедовского, а потом к Лебедевой на Сходню. Один из них, который я в основном посещал, был «математическим», его постоянными участниками были Фима Фрид, Сергей и Наташа Котельниковы, Света Поливанова, Никита Богомолов, Паша Малиновский, Толя Яковлев, Коля Щукин.
На этом семинаре я сделал свой первый серьезный доклад – о понятии модели и моделирования. Так получилось, что на 2-м или 3-м его продолжении Георгий Петрович присутствовать не мог, вел заседание Малиновский, за что я ему благодарен до сих пор.
Как и полагалось тогда молодому участнику методологического движения, я достаточно быстро организовал собственный семинар. Мы собирались в аудиториях психолого-педагогического факультета пединститута им. Ленина, где я имел счастье тогда учиться, и обсуждали проблемы методологии психологии. Раз в месяц я устраивал открытые лекции для широкого круга студентов факультета, раз в неделю проходил камерный семинар.
Лекций было немного, особенно мне запомнились выступления В.Я. Дубровского и П.Я. Гальперина, которые любезно согласились выступить перед студентами по вопросам методологии их будущего профессионализма. Также мне повезло застать последние годы жизни Н.Ф. Добрынина, одного из создателей отечественной психологии. В дальнейшем эта линия моей активности переросла в проведение психолого-педагогических школ, которых с осени 1978 года и до окончания мною института прошло пять.
Что касается камерного семинара, то он с различной интенсивностью проработал до 1982 года. В него входили Шота Миндиашвили, Андрей Голев, Татьяна Тунгусова, Александр Анисимов, Кирилл Митрофанов, Олег Хрипков, Александр Клячко, а также ряд наших коллег с психологических факультетов Московского и СПБ университетов. Именно там я впервые защищал основные положения своей работы по наследию Л.С. Выготского. Работа эта, посвященная проблемам философской и педагогической антропологии, шла достаточно активно в 1979-81 годы. и легла в основу и моей дипломной работы, и диссертации, защищенной лишь в 1992 году.
Думаю, что мое увлечение Выготским и нахождение как бы между методологическим и психологическим дискурсом, а также в силовом поле влияния двух великих мыслителей ХХ века – Льва Выготского (на основе работы с его Архивом) и Георгия Щедровицкого (на основе работы с его Архивом и почти 7-летнего активного очного ученичества) – оказали основополагающее влияние на мое интеллектуальное формирование.
Параллельно с участием в семинарах я, начиная с 1979 года, оказался втянут в нарождающуюся практику организационно-деятельностных игр (ОДИ).
К слову, мне неоднократно доводилось слышать, что многие, кто пришел в методологическое движение после 1979 года, стараются не различать семинарский и игровой периоды развития Московского методологического кружка. Думаю, это превратное представление. С моей точки зрения, это два диаметрально различных по своим целям и ценностям режима работы. И я, безусловно, благодарен судьбе за то, что застал последние годы семинарской истории кружка.
Весной 79-го Георгий Петрович задумал проведение первой организационно-деятельностной игры. Подготовка шла активно, но в основном на базе института физкультуры, где он тогда работал. Из-за лени и нежелания ездить за тридевять земель, а также по другим причинам я погрузился в игру только в купе поезда Москва-Свердловск, где Георгий Петрович поручил Мише Гнедовскому, Сергею Наумову и мне собрать группу по методологии программирования. Начиная с И-1 и до игры в Горьком осенью 82-го (И-20; «Программирование и оргпроектирование производственной практики и практической подготовки студентов вузов») я пытался сформировать методологическую позицию в игре (точнее – в играх первой генерации, которыми руководил Георгий Петрович). Должен признать, что этот опыт был в целом неудачным, хотя и полезным.
Именно в тот период сформировалось и окрепло мое интуитивное расхождение с Георгием Петровичем в понимании ценностей и целей методологической работы в целом и игровой практики в частности.
Помимо «неудач» на игровом фронте, не очень складывалась и моя исследовательская работа. В 1980 году я поступил в аспирантуру НИИОПП. Моим научным руководителем стал В.В. Давыдов, а темой «Игра как метод комплексного социально-психологического исследования». Приблизительно через год я принес Василию Васильевичу обоснование своей диссертационной работы. Внимательно прочитав его в выходные дни, мой научный руководитель вызвал меня на «серьезный разговор». Основная его мораль сводилась к следующему: «Запомни, ты – не ГП! Он может позволить себе общефилософские рассуждения. Но 20 лет назад он делал руками серьезные экспериментальные работы. Его исследование мышления детей на материале решения арифметических задач является образцом экспериментальной работы и примером для подражания. Право на философствование надо еще заслужить. Поэтому, больше не приноси мне этой ерунды, занимайся делом, ставь реальные эксперименты и делай из них маленькие, но обоснованные выводы»…
Диссертации по проблеме исследования я не защитил. В 1998 году на факультете конфликтологии СПБ университета я прочел шесть лекций по методологии исследования, опираясь на свои заметки 1980-82 годов. Безусловно, тема требует дальнейшей проработки, и я обязательно хочу к ней вернуться через несколько лет.
А в 93-м, когда я подарил ВасВас (Василию Васильевичу Давыдову) свою книгу «Очерки по философии образования», он посетовал, что наша работа в свое время не заладилась. Может быть – искренне…
В итоге всех этих обстоятельств осенью 1982 года я вышел из кружка. Сегодня я часто говорю, что это был временный уход. На самом деле, в кружок и в ученическую позицию я не вернулся – я вернулся в методологическое движение в середине 1984 года и уже, фактически, в другую ситуацию и с другими целями.
Я продолжал участвовать в мероприятиях, проводимых Георгием Петровичем, еще достаточно долго: в некоторых интересующих меня тематически организационно-деятельностных играх до 1988 года, в так называемых «методологических съездах» – постоянно (на всех 4-х, начиная с 1990 года), на конференциях и совещаниях – изредка с докладами.
В начале 85-го мы заключили известный пакт с Сергеем Поповым о совместном проведении игр. С этого момента следует датировать начало моего второго периода работы и жизни в методологическом движении. Но это уже совсем другая история.