Петр щедровицкий
Воспоминания о ММК: игровая практика 80-х
Щедровицкий П.Г. Щедровицкий Петр Георгиевич (1958 г.р.) // ММК в лицах. Том 2. М.: ННФ Институт развития им. Г.П.Щедровицкого, 2007. С. 115 -121.
Как я уже писал в своих заметках к первому этапу своего участия в работе Московского методологического кружка (1974-84 годах), в организационно-деятельностных играх я начал участвовать с момента формирования их замысла. Впоследствии Г.П. Щедровицкий в качестве одного из важных факторов становления организационно-деятельностных игр назовет свою работу в сфере спорта. Я застал ряд важных обсуждений в период 1977-79 годов, в том числе несколько дискуссий по подготовке первой игры в Новой Утке.
В дальнейшем я участвовал в играх, проводимых Георгием Петровичем фактически до 1989 года и прекратил участвовать в них одновременно с распадом нашего организационно-методологического тандема с С.В. Поповым.
Концептуальное осмысление игровая практика получила в моих статьях «К анализу топики организационно-деятельностных игр» и «Игровое движение и организационно-деятельностные игры», а также в двух незавершенных материалах, посвященных соответственно методам проектирования организационно-деятельностных игр и связи игровой практики с индивидуально-личностным развитием. Все они были написаны в 1984-1986 годы и с тех пор я к этим вопросам не возвращался.
В этом плане второй этап моего участия в Московском методологическом кружке был, несомненно, игровой. Хронологически его можно размещать либо в диапазоне с 79-го по 89-й года, т.е. до начала реализации моего собственного проекта, получившего название Школа культурной политики, либо с 85-го по 95-й – от момента формирования нашего альянса с Поповым и до завершения проекта ШКП-1 (Школы культурной политики), в котором игры, без сомнения, занимали важнейшее место.
При любом варианте период нашей совместной работы с Поповым – с весны 85-го по осень 89-го – является основополагающим для моего личностного и профессионального самоопределения. Описанию и анализу некоторых событий этого периода и будет посвящен данный текст.
Первоначально многие участники Московского методологического кружка выступили категорически против проведения игр и этим предопределенных (с их точки зрения) искажений и редукций методологии. Однако чем больше возражений такого рода высказывали одни члены Московского методологического кружка, тем больше другие и новое поколение учеников Георгия Петровича вовлекались в игропрактику. Уже в ходе первых игр (с И-1 до И-12 – последняя состоялась в Харькове осенью 1982 года) появилась группа людей, постоянно обсуждавших возможность проведения собственных игр. Одними из первых стали проводить собственные игры В. Дудченко и В. Заргаров (работавший в то время на базе ИПК Минэнерго), затем Б. Сазонов (впоследствии к нему присоединился П. Баранов), А. Тюков, П. Малиновский и А. Веселов, С. Наумов, И. Жежко, Н. Алексеев и его многочисленные ученики, затем О. Анисимов, А. Левинтов, Н. Цветков (в Москве), В. Чистов, П. Ковалев и Н. Тарасов (в Екатеринбурге), Б. Хасан, В. Болотов, И. Фрумин и А. Горбань (в Красноярске), К. Вазина (в Нижнем Новгороде), А. Зинченко (в Киеве), А. Буряк, В. Воробьев, Ю. Михеев и его группа (в Харькове), В. Руттас (в Тарту).
Список можно продолжать, потому что совершенно неизвестные люди, посетив игры, проводимые – воспользуемся «балетной» аналогией — третьим составом, с воодушевлением начинали «делать» собственные организационно-деятельностные игры. Доходило до смешного: на одной из игр Б. Сазонова, когда он заболел, общее заседание вынужден был вести Н. Алексеев, после чего и он стал… проводить собственные игры. Обычно все это начиналось с того, что новоиспеченный игропрактик объявлял свои игры в корне отличными от игр Георгия Петровича, часто присваивал им новое название (организационно-мыслительных, имитационных, коммуникационных, организационно-ролевых и т.д.), после чего полностью заимствовалась opганизационная и игровая форма, а также целые «блоки» тематического содержания (многие программы игр являлись «точными копиями» неких прототипических игр, проведенных Георгием Петровичем или другими игропрактиками).
Многократно описанный в воспоминаниях участников и пересказанный в байках молодых игротехников «сговор» или «заговор» между Юрием Громыко, Сергеем Поповым и Петром Щедровицким, сложившийся в поезде Киев-Москва весной 1985 г. касательно проведения собственных игр, не был чем-то из ряда вон выходящим. Это было типичное проявление обычного синдрома «автономизации». Как я уже писал ранее, этот синдром не был специфичным для нашей генерации, но в отличие от семинарской практики игропрактика давала идее «автономии» возможность реализоваться.
Как я уже писал в своих заметках к первому этапу своего участия в работе Московского методологического кружка (1974-84 годах), в организационно-деятельностных играх я начал участвовать с момента формирования их замысла. Впоследствии Г.П. Щедровицкий в качестве одного из важных факторов становления организационно-деятельностных игр назовет свою работу в сфере спорта. Я застал ряд важных обсуждений в период 1977-79 годов, в том числе несколько дискуссий по подготовке первой игры в Новой Утке.
В дальнейшем я участвовал в играх, проводимых Георгием Петровичем фактически до 1989 года и прекратил участвовать в них одновременно с распадом нашего организационно-методологического тандема с С.В. Поповым.
Концептуальное осмысление игровая практика получила в моих статьях «К анализу топики организационно-деятельностных игр» и «Игровое движение и организационно-деятельностные игры», а также в двух незавершенных материалах, посвященных соответственно методам проектирования организационно-деятельностных игр и связи игровой практики с индивидуально-личностным развитием. Все они были написаны в 1984-1986 годы и с тех пор я к этим вопросам не возвращался.
В этом плане второй этап моего участия в Московском методологическом кружке был, несомненно, игровой. Хронологически его можно размещать либо в диапазоне с 79-го по 89-й года, т.е. до начала реализации моего собственного проекта, получившего название Школа культурной политики, либо с 85-го по 95-й – от момента формирования нашего альянса с Поповым и до завершения проекта ШКП-1 (Школы культурной политики), в котором игры, без сомнения, занимали важнейшее место.
При любом варианте период нашей совместной работы с Поповым – с весны 85-го по осень 89-го – является основополагающим для моего личностного и профессионального самоопределения. Описанию и анализу некоторых событий этого периода и будет посвящен данный текст.
Первоначально многие участники Московского методологического кружка выступили категорически против проведения игр и этим предопределенных (с их точки зрения) искажений и редукций методологии. Однако чем больше возражений такого рода высказывали одни члены Московского методологического кружка, тем больше другие и новое поколение учеников Георгия Петровича вовлекались в игропрактику. Уже в ходе первых игр (с И-1 до И-12 – последняя состоялась в Харькове осенью 1982 года) появилась группа людей, постоянно обсуждавших возможность проведения собственных игр. Одними из первых стали проводить собственные игры В. Дудченко и В. Заргаров (работавший в то время на базе ИПК Минэнерго), затем Б. Сазонов (впоследствии к нему присоединился П. Баранов), А. Тюков, П. Малиновский и А. Веселов, С. Наумов, И. Жежко, Н. Алексеев и его многочисленные ученики, затем О. Анисимов, А. Левинтов, Н. Цветков (в Москве), В. Чистов, П. Ковалев и Н. Тарасов (в Екатеринбурге), Б. Хасан, В. Болотов, И. Фрумин и А. Горбань (в Красноярске), К. Вазина (в Нижнем Новгороде), А. Зинченко (в Киеве), А. Буряк, В. Воробьев, Ю. Михеев и его группа (в Харькове), В. Руттас (в Тарту).
Список можно продолжать, потому что совершенно неизвестные люди, посетив игры, проводимые – воспользуемся «балетной» аналогией — третьим составом, с воодушевлением начинали «делать» собственные организационно-деятельностные игры. Доходило до смешного: на одной из игр Б. Сазонова, когда он заболел, общее заседание вынужден был вести Н. Алексеев, после чего и он стал… проводить собственные игры. Обычно все это начиналось с того, что новоиспеченный игропрактик объявлял свои игры в корне отличными от игр Георгия Петровича, часто присваивал им новое название (организационно-мыслительных, имитационных, коммуникационных, организационно-ролевых и т.д.), после чего полностью заимствовалась opганизационная и игровая форма, а также целые «блоки» тематического содержания (многие программы игр являлись «точными копиями» неких прототипических игр, проведенных Георгием Петровичем или другими игропрактиками).
Многократно описанный в воспоминаниях участников и пересказанный в байках молодых игротехников «сговор» или «заговор» между Юрием Громыко, Сергеем Поповым и Петром Щедровицким, сложившийся в поезде Киев-Москва весной 1985 г. касательно проведения собственных игр, не был чем-то из ряда вон выходящим. Это было типичное проявление обычного синдрома «автономизации». Как я уже писал ранее, этот синдром не был специфичным для нашей генерации, но в отличие от семинарской практики игропрактика давала идее «автономии» возможность реализоваться.
Участие Громыко в нашем альянсе было скоротечным: он выпал из нашей работы уже при подготовке первой игры – по экологической тематике в Пущино в мае 1985 года с участием детей и подростков.
Там же развернулся и первый в нашем тандеме содержательный конфликт – по вопросу управления игрой, поводом для которого стала подготовленная мною тематическая программа и комментарии к сценарию игры. В ходе обсуждения возник традиционный для любой системы управления вопрос единоначалия. Проще говоря, Попов, выслушав мои предложения, со стройотрядовской простотой предложил мне либо самому стать ведущим игры, либо «не выпендриваться» со своими якобы содержательными изысками. Подумав несколько минут, я дал согласие на предстоящей игре и впредь быть «вторым», беря на себя часть функций методологического и коммуникационного обеспечения подготовки и проведения игры.
Сегодня за эту ситуацию я чрезвычайно благодарен судьбе и лично С.В. Попову: думаю, что в моей последующей биографии умение быть при необходимости «вторым» сыграло и продолжает играть существенную роль.
Подчеркну: игровая практика безусловно носит очень индивидуализированный характер – очень важным является стиль управления коммуникацией, характер отношений в команде организаторов и игротехников, используемый метод проблематизации. И с моей сегодняшней точки зрения тот факт, что наш тандем просуществовал четыре года, является удивительным феноменом и следствием доброй воли со стороны обоих участников.
Мы провели совместно около 23 мероприятий – как игр, так и школ, конкурсов и экспертиз. Почему-то в список, опубликованный несколько лет назад С.В.Поповым, вообще не попала вся серия так называемых школ управления, первая из которых прошла в Латвии осенью 1987 года, но зато попали игры Георгия Петровича, в которых мы с Сергеем Валентиновичем принимали посильное участие.
Все эти игры должны найти свое отражение, прежде всего, в «послужном списке» С.В. Попова.
Свои авторские игры я начал проводить лишь с марта 1989 года, хотя до того с 1984 г. провел около 20 ОДИ-образных мероприятий.
Первый период нашей совместной с С.В. Поповым, приблизительно до конца 1986 года, носил «героический» характер. Мы одновременно осваивали саму технологию организационно-деятельностных игр, строили и поддерживали наше содержательное взаимодействие и выращивали собственную команду «игротехников», в которую вошли Т. Сергейцев, Р. Шайхутдинов, Д. Иванов, Г. Харитонова, А. Павлов, С. Андреев, а также С. Табачникова и О. Алексеев.
Также следует отметить возникновение в 1985 году специализированной группы «экологов» и экспертов, которые участвовали в подготовке экологического форума международного фестиваля молодежи и студентов (мы провели две игры в рамках программы подготовки в июне и июле того же года): В. Бабич, Т. Бочкарева, Т. Власова, С. Горлов, Т. Калиниченко, В. Калуцков, Л. Литовченко, М. Ткаченко и А. Чепарухин.
Чуть позже – после проведения первой школы по проблемам права в Юрмале в марте 1987 года – сложилась группа юристов, сориентировавшаяся на системо-мыследеятльностные (СМД) представления: С. Гейцев, А. Матюхин, Е. Мизулина, С. Мирзоев, С. Пашин, А. Семитко, С. Танцоров и В. Якушин.
Программа восстановления полной структуры орагизационно-деятельностных игр, провозглашенная нами в конце 1985 года, привела к ряду любопытных последствий – в том числе к знаменитому эпизоду «перехвата» управления игрой у Б. Хасана в Красноярске в январе 1986 года.
Несмотря на очень плотный график нашей совместной работы, уже с середины 1986 года начали возникать внешние для каждого из нас ситуации, участие в которых естественно приводило к появлению новых обязательств, новых планов и новых смыслов, которые не становились в нужной степени интегрированными. Для меня такой самостоятельной линией была, прежде всего, работа с Союзом Кинематографистов (которую начал еще Георгий Петрович в 1986 году). Плюс игровая отработка технологии программирования – проведение специализированных сессий ситуационного анализа, целеопределения, тематизации, что затем привело к переосмыслению понятия «рамки» и рамочных техник мышления. Для С.В. Попова, вероятно, линия взаимодействия с ИПК министерства автомобильной промышленности и ЦК ВЛКСМ, завершившаяся проведением конкурса на заводе РАФ в январе 1987 года (хотя об этом было бы правильнее спросить у него).
Хочу подчеркнуть: несмотря на то, что книга о конкурсе написана нами совместно, я не участвовал в самом конкурсе в Елгаве. Включение в подготовку и проведение конкурса в пионерлагере «Артек» (весна-87), проекта выборов в Экибастузе (не был реализован), конкурса и выборов штаба ЦК ВЛКСМ зоны освоения БАМ (осень-87) уже не смогло восстановить уровень содержательной, а главное – организационной и политической интегрированности нашего взаимодействия. Фактически уже в тот период между нами возникла некая трещина в понимании – не столько новых технологий, складывающихся на базе организационно-деятельностных игр, сколько целевых и ценностных рамок нашего общего действия.
Участие Громыко в нашем альянсе было скоротечным: он выпал из нашей работы уже при подготовке первой игры – по экологической тематике в Пущино в мае 1985 года с участием детей и подростков.
Там же развернулся и первый в нашем тандеме содержательный конфликт – по вопросу управления игрой, поводом для которого стала подготовленная мною тематическая программа и комментарии к сценарию игры. В ходе обсуждения возник традиционный для любой системы управления вопрос единоначалия. Проще говоря, Попов, выслушав мои предложения, со стройотрядовской простотой предложил мне либо самому стать ведущим игры, либо «не выпендриваться» со своими якобы содержательными изысками. Подумав несколько минут, я дал согласие на предстоящей игре и впредь быть «вторым», беря на себя часть функций методологического и коммуникационного обеспечения подготовки и проведения игры.
Сегодня за эту ситуацию я чрезвычайно благодарен судьбе и лично С.В. Попову: думаю, что в моей последующей биографии умение быть при необходимости «вторым» сыграло и продолжает играть существенную роль.
Подчеркну: игровая практика безусловно носит очень индивидуализированный характер – очень важным является стиль управления коммуникацией, характер отношений в команде организаторов и игротехников, используемый метод проблематизации. И с моей сегодняшней точки зрения тот факт, что наш тандем просуществовал четыре года, является удивительным феноменом и следствием доброй воли со стороны обоих участников.
Мы провели совместно около 23 мероприятий – как игр, так и школ, конкурсов и экспертиз. Почему-то в список, опубликованный несколько лет назад С.В.Поповым, вообще не попала вся серия так называемых школ управления, первая из которых прошла в Латвии осенью 1987 года, но зато попали игры Георгия Петровича, в которых мы с Сергеем Валентиновичем принимали посильное участие.
Все эти игры должны найти свое отражение, прежде всего, в «послужном списке» С.В. Попова.
Свои авторские игры я начал проводить лишь с марта 1989 года, хотя до того с 1984 г. провел около 20 ОДИ-образных мероприятий.
Первый период нашей совместной с С.В. Поповым, приблизительно до конца 1986 года, носил «героический» характер. Мы одновременно осваивали саму технологию организационно-деятельностных игр, строили и поддерживали наше содержательное взаимодействие и выращивали собственную команду «игротехников», в которую вошли Т. Сергейцев, Р. Шайхутдинов, Д. Иванов, Г. Харитонова, А. Павлов, С. Андреев, а также С. Табачникова и О. Алексеев.
Также следует отметить возникновение в 1985 году специализированной группы «экологов» и экспертов, которые участвовали в подготовке экологического форума международного фестиваля молодежи и студентов (мы провели две игры в рамках программы подготовки в июне и июле того же года): В. Бабич, Т. Бочкарева, Т. Власова, С. Горлов, Т. Калиниченко, В. Калуцков, Л. Литовченко, М. Ткаченко и А. Чепарухин.
Чуть позже – после проведения первой школы по проблемам права в Юрмале в марте 1987 года – сложилась группа юристов, сориентировавшаяся на системо-мыследеятльностные (СМД) представления: С. Гейцев, А. Матюхин, Е. Мизулина, С. Мирзоев, С. Пашин, А. Семитко, С. Танцоров и В. Якушин.
Программа восстановления полной структуры орагизационно-деятельностных игр, провозглашенная нами в конце 1985 года, привела к ряду любопытных последствий – в том числе к знаменитому эпизоду «перехвата» управления игрой у Б. Хасана в Красноярске в январе 1986 года.
Несмотря на очень плотный график нашей совместной работы, уже с середины 1986 года начали возникать внешние для каждого из нас ситуации, участие в которых естественно приводило к появлению новых обязательств, новых планов и новых смыслов, которые не становились в нужной степени интегрированными. Для меня такой самостоятельной линией была, прежде всего, работа с Союзом Кинематографистов (которую начал еще Георгий Петрович в 1986 году). Плюс игровая отработка технологии программирования – проведение специализированных сессий ситуационного анализа, целеопределения, тематизации, что затем привело к переосмыслению понятия «рамки» и рамочных техник мышления. Для С.В. Попова, вероятно, линия взаимодействия с ИПК министерства автомобильной промышленности и ЦК ВЛКСМ, завершившаяся проведением конкурса на заводе РАФ в январе 1987 года (хотя об этом было бы правильнее спросить у него).
Хочу подчеркнуть: несмотря на то, что книга о конкурсе написана нами совместно, я не участвовал в самом конкурсе в Елгаве. Включение в подготовку и проведение конкурса в пионерлагере «Артек» (весна-87), проекта выборов в Экибастузе (не был реализован), конкурса и выборов штаба ЦК ВЛКСМ зоны освоения БАМ (осень-87) уже не смогло восстановить уровень содержательной, а главное – организационной и политической интегрированности нашего взаимодействия. Фактически уже в тот период между нами возникла некая трещина в понимании – не столько новых технологий, складывающихся на базе организационно-деятельностных игр, сколько целевых и ценностных рамок нашего общего действия.
Большая часть переговоров о проведении новых игр, а затем конкурсов и экспертиз – с середины 1987 года проходила фактически без моего участия. Участники конкурсов – действующие руководители предприятий и организаций разваливавшейся советской системы ориентировались прежде всего на Попова как организационного лидера нашей команды. Ряд участников и победителей конкурсов – такие как В. Боссарт, С. Горбунов, И. Другов, П. Зайдфудим, С. Писарев, Г. Шахназарян, В. Шевченко и др., были заинтересованы в развертывании совместных проектов – в том числе как мы бы сейчас сказали «коммерческих». После создания на базе РАФа и Артека специализированных методолого-игротехнических коллективов (возглавить лабораторию методологии на заводе РАФ был направлен Сергейцев) перед ними масштабно и, как выяснилось, совершенно неожиданно возник новый спектр заказов, которые сегодня следовало бы отнести к области управленческого консультирования. Однако имевшийся тогда методологический аппарат к решению таких задач оказался совершенно неприспособлен.
Развертывание этих процессов приводило к тому, что я объективно оказался как бы вытесненным на их периферию. Не думаю, что со стороны Попова это происходило специально и сознательно, хотя и не исключаю такой возможности. Полагаю, что в тот период он достаточно низко оценивал возможности моего участия в подобных проектах. К сожалению, это не становилось и не стало предметом специального обсуждения.
Считая себя специалистами в аналитике и проектировании, мы практически не уделяли времени для анализа и проектирования структуры и формата нашего партнерства, в том числе таких, казавшихся мне прозаических вопросов, как заработок и определение доли каждого, политические цели, организационное развитие.
Мои попытки, начиная с 1987 года, строить так называемую онтологии «среднего» уровня – философию хозяйства, философию рынка и методологию управления – в тот момент носили исключительно постановочный характер. Попытка ассимилировать названную проблематику через институционализацию так называемых школ управления (тогда проводимых в основном на базе Мособлпассажиравтотранса, в котором была создана лаборатория проблем управления) в дальнейшем показала свою неэффективность.
С середины 1987 года С. Попов по мере роста фронта работ сориентировался на подготовку команды так называемых «профессиональных игротехников».
Проведение открытых конкурсов в Москве (на базе МОПАТ – декабрь-87), Елгаве-Риге и Артеке-Гурзуфе (март-89) сформировали совершенно новый коллектив, не имевший опыта участия ни в играх Георгия Петровича, ни, тем более, в методологических семинарах и, рискну утверждать, не имевший также установки на воспроизводство методологического мышления. Столкнувшись с задачей масштабной подготовки новых сотрудников – для участия как в играх, так и в организационной работе – Попов, видимо, вновь вынужден был вернуться к проблеме единоначалия. Участившиеся между нами стычки и столкновения по содержательным основаниям для нового коллектива были совершенно непонятны и трактовались исключительно в социально-психологической или, как любил говорить Георгий Петрович, «коммунальной» действительности.
Подготовка и проведение экологической экспертизы на озере Байкал в октябре 1988 года стало фактически нашим последним крупным совместным проектом.
С конца 1988 и, особенно, в начале 1989 года наши отношения стали все более и более охлаждаться.
Поводом для окончательного развода стала дискуссия на внутреннем семинаре, посвященном рефлексии игры в Иркутске (она прошла в феврале того же года).
Как сейчас помню, предметом дискуссии стали вопросы природы рефлексии и возможности ее осуществления из игротехнической позиции. Слово за слово, дошло до личных выпадов – Попов предложил мне либо замолчать, либо покинуть зал…
Так завершилась четырехлетняя эпопея нашей совместной работы.
С конца 1988 и, особенно, в начале 1989 года наши отношения стали все более и более охлаждаться.
Поводом для окончательного развода стала дискуссия на внутреннем семинаре, посвященном рефлексии игры в Иркутске (она прошла в феврале того же года). Как сейчас помню, предметом дискуссии стали вопросы природы рефлексии и возможности ее осуществления из игротехнической позиции. Слово за слово, дошло до личных выпадов – Попов предложил мне либо замолчать, либо покинуть зал…
Так завершилась четырехлетняя эпопея нашей совместной работы.
Должен сказать, что с ноября 1989 года (в ходе игры по развитию Оренбургской области) и до лета 2000 года (когда мы с Сергеем Валентиновичем запланировали и вместе провели в Крыму Школу по методологии, посвященную проблематике «управления общественными изменениями») я предпринял ряд попыток восстановить тот или иной (предлагал и новый) формат совместной работы.
Два года назад один из участников наших проектов 1985-88 годов сказал мне, что, с его точки зрения, в тот период – на фоне распада СССР и становления новой системы политических и экономических отношений в стране – перед нашим тандемом открывались фактически безграничные перспективы. Могли бы, сказал он, «стать олигархами или, во всяком случае, поделить большую часть рынка политического и управленческого консультирования». Эти перспективы рухнули «из-за личных отношений». Может быть, мой коллега и прав. Однако всего этого не случилось, и в мае 1989 года я создал Школу культурной политики. Но это уже совсем другая история.