Петр Щедровицкий
Развитие как дефицитный ресурс
Щедровицкий П.Г. Развитие как дефицитный ресурс // Города будущего: пространственное развитие, соучаствующее управление и творческие индустрии. — Издательский дом «Дело» РАНХиГС, — Москва : — 2021. — С. 22-62.
Вместо введения
«Итак, чем более индивидуален человек, тем он «более смертен», ибо невозможно заменить «единственное», и его исчезновение тем более несомненно, чем в большей степени оно является единственным».
Георг Зиммель
С Вячеславом Леонидовичем Глазычевым я познакомился в середине 70-х годов прошлого века, когда влекомый юношеским задором начал исследовать социальные и антропологические границы методологического сообщества. Произошло это событие на семинаре во ВНИИТЭ, где в числе прочих в ходе обсуждения каких-то вопросов промышленного дизайна выступал и он, худой, в рубашке с открытым воротником и удивившим меня тогда шёлковым платком на шее.
С первого мгновения внешний вид Вячеслава Леонидовича соединился в моём воображении с образом испанских конкистадоров, о похождениях которых я чуть раньше читал в романе «Дочь Монтесумы». Когда мы шли пешком к метро на станцию Щербаковская (ныне Алексеевская), мой отец, Георгий Петрович Щедровицкий, подлил масла в огонь этих исторических фантазий, рассказав мне (почему-то в подземном переходе), что Вячеслав Леонидович является офицером войск специального назначения и специалистом в разведывательно-диверсионных операциях. Сам Вячеслав Леонидович не любил обсуждать эту тему.
За прошедшие с этого момента и до ухода Вячеслава Леонидовича годы мы несколько раз затевали совместные проекты: от создания первой программы подготовки кадров муниципального управления (в конце 80-х) до исследовательского проекта «Глубинная Россия», направленного исходно на восстановление чувства реальности у представителей административно-бюрократической системы.
Эпиграф
В качестве эпиграфа к своей лекции я решил напомнить вам текст, написанный Вячеславом Леонидовичем в середине девяностых годов. Текст, на мой взгляд, сохраняет свою актуальность и сегодня, спустя более чем 25 лет.
«…Когда в благодатные времена застоя, в служебную бытность мою при архитектурно-градостроительной части я имел дерзость утверждать, что города в России не было и нет, обиженный ответ был…: как это нет, когда вот он, есть!
В самом деле, некоторым образом застроенная территория, административно ограниченная от не города, есть. Дорожные знаки, фиксирующие въезд в город, тоже есть. Городские власти обозначают своё наличие соответствующими вывесками при входе в присутственные места. Есть некое множество жилых и прочих зданий, так или иначе замощённых улиц и т.д. Аэросъемки проявляют, разумеется, некоторые специфические особенности российского города: в первую очередь рыхлость тканей и обилие пустырей и полупустыней, огороженных и неогороженных. Однако для постороннего взгляда это не более чем технический недостаток или даже ресурс развития в будущем. На масштабном же плане, а в особенности на карте, эта специфика исчезает почти полностью, что и позволяло в течение десятков лет успешно имитировать наличие градостроительной политики на международных собраниях….»1
1. Глазычев В.Л. Слободизация страны Гардарики// Сборник «Иное. Хрестоматия нового российского самосознания», т.1, М., Аргус, 1996
Текст, который я хочу сегодня предложить вашему вниманию, можно рассматривать как развёрнутый комментарий к этой статье Вячеслава Леонидовича, а точнее к тем разговорам, которые мы с перерывами вели с ним в течение почти 30 лет.
Раздел 1
Город с социологической точки зрения Макса Вебера
Ровно 100 лет назад в 1921 году, уже посмертно, была опубликована известная работа Макса Вебера, в которой он попытался построить системно-типологическое понятие «города». К этой незавершенной работе примыкает раздел «Городское гражданство» из «Истории хозяйства» — конспекта последнего прочитанного Вебером лекционного курса зимнего семестра 1919-1920 (книга вышла на немецком в 1923 году и практически сразу же была переведена на русский язык).
Пытаясь развернуть социологическую точку зрения, Вебер последовательно называет и отвергает как недостаточные для однозначной организации нашего понимания ряд признаков городских форм жизне- и мыследеятельности, которые известны из исторических исследований «поселений» различных эпох и географического расположения.
На первый взгляд можно утверждать, что «город» представляет собой селение, то есть «жительство в тесно друг к другу примыкающих домах, составляющих столь обширное населенное место, что взаимное личное знакомство жителей друг с другом… в нём отсутствует…». Однако, как мы убедимся немного поразмыслив, величина селения не является и не может быть отличительным признаком «города». Так, пишет Вебер, в «современной России существуют деревни, которые своим многотысячным населением значительно больше иных старых «городов» …».
С точки зрения чисто экономического определения, «городом, — пишет Вебер, — можно называть такое населённое место, обитатели которого живут не земледельческим трудом, а торговлей и промышленностью». Однако и здесь нас ждёт неудача: тип хозяйственно-экономической специализации не является отличительным признаком «городов».
«Возможно, — продолжает своё рассуждение Вебер, — отличительным признаком «городов» в сравнении с «монопрофильными» ремесленными поселениями, которые существуют повсеместно в мире, следует считать «многосторонность» промысла»? 2
2. Вебер М. История хозяйства. Город / Пер. с нем.; Под ред. И. Гревса; Коммент. Н. Саркитова, Г. Кучкова. — М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001. — 576 с
Напомню вам, что В.Л. Глазычев использовал для обозначения таких монопрофильных поселений, включая так называемые «соцгорода» и другие созданные уже в ХХ веке «советские» формы организации селитьбы при заводах и фабриках, термин «слободы».
В основание первичной типологизации городов Вебер предлагает положить тип доходов горожан
Итак: «многосторонность». Это очень важный тезис. В этом случае по мнению Вебера мы должны называть «городом» поселение, ориентированное не на обслуживание «княжеского двора», а на рынок, то есть на «постоянный товарообмен», являющийся не только существенной составной частью производственного заработка, но и ежедневного экономического спроса «населения», проживающего в этом месте.
Любой «город» является «рыночным местом», имеющим в качестве экономического центра поселения «местный рынок», на котором «вследствие существующей экономической специализации производства, удовлетворяются потребности как городского, так и не городского населения». Это означает, что доходы горожан зависят от покупательной силы его постоянного населения и способности увеличить масштаб спроса со стороны его временных обитателей. Из общих соображений ясно, что эти доходы могут разных типов.
Именно тип доходов населения Вебер пытается положить в основание первичной типологизации городов. Прежде всего он разделяет между собой:
1) город потребителей (живущих в основном на ренту, жалование или пенсии — княжеский город, «проживающий» патримониальные или политические доходы),
2) город производителей,
3) торговый город.
Как покупательная способность, так и налогоплатёжная сила двух последних типов «в противоположность городу-потребителю, основываются на местных доходных предприятиях».
Вебер не отрицает исторического существования «военных городов», жизнедеятельность которых была сосредоточена вокруг размещённого в этом населённом пункте военно-стратегического или пограничного гарнизона. Такие города могут считаться как вариантом первого типа, так и самостоятельным типом.
Вебер не отрицает также существование «земледельческих городов», производящих собственными силами продукты питания, в которых полноправный гражданин продолжает сохранять земельный участок в черте города, который может прокормить его семью. Этот исторический тип существовал в античности и продолжает существовать в некоторых странах даже в конце XIX века. В числе этих стран Вебер называет и Россию.
Таким образом, в поле историко-социологического размышления оказывается характер доходов населения, проживающего на относительно компактной территории, различия в котором обуславливают существование нескольких основных и вспомогательных типов «городов».
Вебер утверждает, что только в Европе в средние века возник особый тип городов
Здесь нам надо сделать одно важное методологическое отступление. Метод идеальных типов, который Вебер использует в своих историко-социологических исследованиях, становится предметом философской рефлексии уже в начале XIX века. Я не буду утомлять вас цитатами из естественно-научных работ Гёте, в которых он использует типологический метод логики Дж. Стюарта Милля и логико-методологических обоснований специфики образования знаний в так называемых моральных (социальных) науках Вильгельма Дильтея и Карла Менгера. Мне важно подчеркнуть, что как только мы начинаем прямо или косвенно использовать в своих рассуждениях типологический метод, нам приходится самоопределяться относительно эпистемологического статуса применяемых типологических схем. Сам Вебер проявляет в этом вопросе чрезвычайную осторожность. С его точки зрения такие типологические схемы являются лишь гносеологическими, а точнее герменевтическими инструментами организации исследовательской работы. Им не может быть приписан онтологический статус.
Вебер даже критикует Маркса за реификацию («натурализацию») типологической схемы смены «общественно-экономических формаций». Однако мы хорошо понимаем, что «история» и «география» являются мощными операторами процессов «онтологизации» и «объективации». Особенно если мы вводим в рассмотрение фактор деятельной жизни человеческих групп и сообществ, которые самоопределяются и действуют в определённых мыслительных и идейных рамках.
Отрицая онтологический статус используемых им «типологических схем», Вебер не отрицает, а напротив настаивает на том, что некоторым из этих типов в полной мере может быть приписано действительное существование. Он пишет, что несмотря на то, что «реальные» города «почти сплошь представляют собой смешанные типы», однако в Европе, прежде всего севернее Альп, развитие городских форм жизни «с какого-то момента стало носить «идеально-типический характер». 3
3. Вебер М. История хозяйства. Город / Пер. с нем.; Под ред. И. Гревса; Коммент. Н. Саркитова, Г. Кучкова. — М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001. — 576 с
Вебер утверждает, что только в Европе в средние века возник особый тип городов, соединивший в себе специфическое хозяйственно-экономическое устройство и политико-административную организацию. С его точки зрения, этот «исторический» тип возник за счёт наложения как минимум трёх разных моментов:
1) во-первых, сосредоточения торговли и промышленности как минимум в масштабе сельской округи, обеспечивающей городское население съестными припасами и, одновременно, являющейся «естественным местом сбыта» для большей части городской промышленности, а как максимум — крупной международной торговли и систематически обеспечивающей её товарами промышленности;
2) во-вторых, специфической формы обеспечения безопасности населения и функционирования «рынка» за счёт временной воинской и милицейской повинности «горожан»;
3) в-третьих, формирования представительских органов управления местной общиной, собственного суда и городской администрации, за счёт деятельности которых стало конституироваться сословие горожан [граждан города], являвшееся носителем особых привилегий, создающих городскую корпорацию и систему самоуправления.
«Формальный» и «реальный» переход из несвободного в свободное состояние
Важным деятельным рубежом, который отделяет этот тип городского устройства от других существовавших в истории, стала возможность перехода любого жителя города из «несвободного в свободное состояние». Последний, по мнению Вебера, возник не только в связи с действующим обычным и писанным «городским правом», но и благодаря возможностям получения горожанином дополнительного дохода, предоставляемого денежным хозяйством. Этот тезис требует пояснения. Какие новые возможности, кроме юридического перехода в «формально» свободное состояние, предоставлял своему жителю город, построенный на основе денежных отношений?
Вебер исходит из того, что «город» и денежное хозяйство предоставили «горожанину» возможность сосредоточиться на одном из занятий, добиться в нем максимальной компетенции и, при этом, за счёт подобной концентрации обеспечить жизненные потребности своей семьи в объёме, сопоставимом с сельской местностью. Другими словами, город поощрял процесс специализации действия и знания его жителей, тем самым способствуя усложнению и повышению эффективности совместно-распределённой деятельности в целом.
Именно эта дифференциация и, в пределе, специализация деятельного знания за счёт углубленного занятия каким-то видом деятельности дает горожанину подлинную «свободу» и, при прочих равных, более высокий уровень личных доходов.
Именно на институциональной поддержке этого перехода к более сложным формам организации деятельности городское население новоевропейских городов средневековья и его представители в органах городской администрации, по мнению Вебера, с какого-то момента стали концентрировать свою миграционную, налоговую и торгово-промышленную политику, а также, что не менее важно, новую систему «городского» права.
За последние 400 лет в России и СССР этот «тип» городов так и не сложился
Забегая вперёд, я хочу подчеркнуть, что в России и СССР за последние 400 лет в силу целого ряда причин, этот «тип» городов так и не сложился. Процессы догоняющей индустриализации в России не опирались на те процессы урбанизации, которые описывал Вебер, и в силу этого не могли использовать тот специфический «строительный материал» процессов деятельного самоопределения, который в Европе столетиями создавал искомый тип городов.
Одним из первых на эту особенность отечественного исторического процесса обратил внимание Александр Казимирович Корсак в своей великолепной работе «О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства в Западной Европе и России» (1861 г.).
Одним из первых на эту особенность отечественного исторического процесса обратил внимание Александр Казимирович Корсак в своей великолепной работе «О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства в Западной Европе и России» (1861 г.). И хотя Корсак анализировал в своём исследовании возможности и ограничения, с которыми Россия столкнулась на переходе от Первой ко Второй промышленной революции (а мы с вами сегодня рассматриваем переход от Второй к Третьей), ряд его выводов имеет прямое отношение к текущей и будущей ситуации.
Чтобы ввести в рассмотрение эти выводы и оценить их значение для сценариев будущего развития России, нам придётся предварительно ввести целый ряд усложняющих моментов, которые, на мой взгляд, дополняют и развивают основополагающие идеи Вебера.
В сегодняшней лекции я хочу остановиться на (четырёх) основных группах тезисов, которые призваны оттенить идеи Вебера в рамках более широкого европейского интеллектуального контекста с тем, чтобы потом вновь вернуться к российской ситуации.
Раздел 2
Процессы развития носят «естественно-искусственный» характер
Начнём с предельно общих констатаций.
Прежде всего нужно отметить, что человеческая деятельность всегда была и, по всей видимости, всегда будет распределена по территории земли неравномерно.
Разные территории очень сильно отличаются друг от друга и по плотности населения и, что для нас более важно, по уровню концентрации производительной, экономически эффективной деятельности. Эти различия существует не только между странами. Они также характеризуют (и всегда характеризовали) различные регионы в границах одних и тех же стран. У этих различий есть свои «естественные» предпосылки.
На виды деятельности, возникающие в различных территориях, и на уровень их концентрации безусловно влияют климат, характер природного потенциала, наличие «естественной» транспортной доступности.
Вместе с тем часть этих различий носит «искусственный» характер. Многие особенности развития территорий обусловлены усилиями человеческих сообществ, предпринятыми ими на предшествующих стадиях исторического развития.
Понимание этого момента складывается в экономической географии почти одновременно с размышлениями Макса Вебера, в работах его младшего брата Альфреда Вебера. [см. О теории размещении промышленности. Т. 1. Чистая теория размещения (1909) — («Über den Standort der Industrie. Bd. 1: Reine Theorie des Standorts»). Рус. пер. (1926) Теория размещения промышленности, англ. пер. (1929).]
Другими словами, процессы развития носят «естественно-искусственный» или «искусственно-естественный» характер, заставляющий нас размышлять об этих процессах в специфических категориальных схемах.
Изменения пространственной организации территории чрезвычайно длительны
Не менее важным моментом является то, что эта «система» размещения деятельности на территории складывается и меняется очень медленно: в масштабе столетий.
Попытка СССР поменять экономическую географию — хороший урок всем и назидание (к сожалению, не понятое) нынешней российской властью.
Это означает, что между процессами «естественного» изменения (превращения) подобных сложных деятельностно-природных или деятельностно-техно-природных систем и их «искусственного» преобразования существуют очень сложные зависимости. Не всякое «искусственно-техническое» действие является развитием или может приводить к развитию.
Чуть позже я постараюсь сформулировать то понимание «развития», которое, на мой взгляд, соразмерно обсуждаемой проблематике.
Деятельность сплочённых человеческих сообществ на территории я буду обсуждать с использованием понятия «разделениетруда»
Итак, человеческая деятельность всегда концентрируется на определённых небольших по размеру участках территории, и этот процесс концентрации обычно занимает достаточно длительное время.
Формы организации деятельности в большей или меньшей степени сплочённых человеческих сообществ на территории я дальше буду обсуждать, используя понятие «разделениетруда».
Привлечению внимания к этой реальности (формам организации совместно-распределённой деятельности и закреплению тех или иных этих форм на определённых территориях) в новейшей истории мы обязаны Адаму Смиту, который в 1776 году в своей известной работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» жёстко сформулировал тезис, что именно «разделениетруда» лежит «в основе «богатства наций».
Сразу хочу оговориться, что я часто пишу этот термин в одно слово, поскольку считаю, что не существует «труда» вне той или иной формы его разделения, или, в более общем плане, вне той или иной формы организации коллективно-распределённой деятельности.
Принцип разделениятруда играет в человеческой деятельности основополагающую роль
Следует отметить, что важность процессов «разделениятруда», как до так и после выхода знаменитой работы Адама Смита, подчеркивали практически все мыслители: от Ксенофонта и Аристотеля до Питера Друкера и Герберта Саймона.
Почему это так важно?
Дело в том, что ни один из нас не способен произвести даже самый простой продукт в одиночку. Для Робинзона Крузо лопата, устройство которой он, конечно, хорошо себе представлял, оказалась непреодолимой преградой. Он знал, как она устроена. Но он не мог её сделать.
Великий австрийский, а потом американский экономист ХХ века Людвиг фон Мизес подчеркивает, что есть как минимум три причины, которые заставляют нас с вами «разделять» друг с другом любую деятельность.
Во-первых, как мы уже сказали, ни один человек не может произвести ни одного, даже самого простого продукта, от начала до конца. Адам Смит использует для иллюстрации этого тезиса пример «куртки подёнщика» и показывает, что для её производства нужно разделить, а потом вновь собрать в едином процессе труд нескольких десятков специалистов.
Во-вторых, все люди отличаются друг от друга по своим естественным качествам и благоприобретённым в ходе обучения и производственной специализации компетенциям.
В-третьих, все территории отличаются друг от друга по корзине доступных ресурсов и возможностям хозяйственно-экономической специализации.
И дальше добавляет: любых двух из этих трёх причин достаточно, чтобы принцип разделениятруда играл в нашей жизни основополагающую роль.
Адам Смит: разделениетруда влечёт за собой разделение и специализацию знаний, которое влечёт за собой следующий такт разделения труда
Однако Адам Смит не ограничивается этим банальным утверждением. Он доказывает гораздо более «тонкий» тезис: задолго до экономистов ХХ века он утверждает, что разделениетруда влечёт за собой разделение и специализацию знаний, а оно, в свою очередь, влечёт за собой следующий такт разделения труда.
Таким образом, в его «триптихе» — последовательности работ, написанных с 1756 по 1776 годы («История астрономии», «Теория нравственных чувств» и «Исследование…») мы можем увидеть описание механизма углубления разделениятруда, как ключевого источника появления новообразований в мыследеятельности. Как мы увидим дальше, это имеет прямое отношение к процессам концентрации деятельности на территории.
Два измерения системы разделения труда
Если мы теперь, с учётом введённой перспективы, попробуем посмотреть на историческую эволюцию форм организации коллективно-распределённой деятельности и разделениятруда в узком понимании, то легко обнаружим как минимум два измерения, характерных для любых систем разделения труда. С одной стороны, так же как отдельное действие, эти системы имеют «горизонтальное» измерение, которое задаётся процессом превращения исходного материала в конечный или промежуточный продукт.
С другой стороны, эти системы имеют «вертикальное» измерение, которое задаётся процессами применения орудий [инструментов], а также производства, накопления и систематизации, обращения, освоения и использования знаний, обеспечивающих превращение орудий в «средства» деятельности.
Наличие двух измерений задаёт смысл понятия «глубины» систем разделения труда, а также смысл понятия «углубления» разделения труда, к анализу которого мы сейчас и перейдём.
Раздел 3
Горизонтальное и вертикальное измерения системы разделения труда конституируют пространство организации деятельности
Рискнем утверждать, что два названных измерения системы разделения труда задают своеобразное «пространство» организации деятельности. При принятии этого подхода важнейшими идеями являются идея «позиции» и идея «позиционирования». Позиции отличаются друг от друга, прежде всего, теми «знаниями», и, как следствие, теми «средствами», на освоении и использовании которых они сфокусированы, а значит и теми функциями, которые эти позиции играют в системах коллективно распределённой деятельности.
Необходимость «разделениятруда» при производстве любого продукта создаёт и предоставляет любому человеку некий набор функциональных мест, которые он может занять в зависимости от своих личных способностей и благоприобретённых компетенций. Человек может совмещать в себе ряд таких «функций» в синхронном срезе и переходить с одного места на другое в процессе своей жизни. Процесс самоопределения и позиционирования человека в меняющихся ситуациях совместно-распределённой мыследеятельности является ключевым механизмом углубления разделениятруда.
Опираясь на этот подход, мы получаем возможность говорить о «геометрии» или «архитектуре» тех или иных систем разделения труда как конфигурации позиций, задающих устойчивую структуру процессов производства продуктов и знаний, необходимых для производства этих продуктов. Другими словами, категория пространства и пространственной организации системы разделения труда фиксирует сущностное устройство реальности деятельности, а не только способы локализации (прикрепления) деятельности к территории. Это принципиальный момент.
Если теперь вернуться к первому разделу, то можно сказать, что «город» и «денежное хозяйство», в отличие от сельской местности или слободы, где набор этих мест был слишком узким, позволяли его обитателям не только концентрироваться на занятии определённых позиций, а значит добиваться большей специализации и дифференциации позиционного репертуара, но и постоянно переходить с одних мест на другие и, в итоге, создавать более сложные системы деятельности. Можно сказать, что городские формы жизни поощряли «предприимчивость» по созданию новых систем разделения труда (СРТ).
Однако для того чтобы перейти к описанию связей между пространственной организацией деятельности (СРТ) и пространственной организацией территории, надо ввести ещё ряд усложнений в наше рассуждение.
Макс Вебер разделяет три уровня разделения труда
Опираясь на этот подход, мы получаем возможность говорить о «геометрии» или «архитектуре» тех или иных систем разделения труда как конфигурации позиций, задающих устойчивую структуру процессов производства продуктов и знаний, необходимых для производства этих продуктов. Другими словами, категория пространства и пространственной организации системы разделения труда фиксирует сущностное устройство реальности деятельности, а не только способы локализации (прикрепления) деятельности к территории. Это принципиальный момент.
Если мы сфокусируем своё внимание на технико-технологическом уровне, то обнаружим, что в «ставшей» системе технологического разделения труда все звенья технологических цепочек подогнаны и увязаны друг с другом в рамках национальных воспроизводственных процессов, а также в рамках сложившейся мировой (глобальной) системы разделения труда.
Более того, система технологической кооперации дополнительно закреплена на уровне экономического разделения труда между конкретными предприятиями (фирмами), которые смогли связать друг с другом процессы производства продуктов в границах определённой себестоимости, глобальной логистики и дирижирование правами собственности.
В уровне социального (или, как иногда говорят, общественного) разделения и специализации знаний складывается очень сложная вертикальная система разделения труда, вне которой невозможна не только реализация, но даже формирование соответствующих горизонтальных цепочек.
Сам Вебер уделяет много внимания связи этих уровней друг с другом. Но сейчас мы не будем отвлекаться на этот важный сюжет.
30 лет назад я пришёл к выводу, что «система» разделения труда, возникающая на пересечении этих трёх систем координат, включает в себя как минимум шесть разных уровней:
— средний технологический блок включает в себя как «железные» технологии, так и технологии мышления — производства «знаний»;
— поверх технологического блока формируется совокупность институтов, важнейшими из которых являются институты, поддерживающие циклы жизни знаний;
— вся эта система, в свою очередь, отпечатывается как минимум на двух основных видах материала: «социальном» и «природном», формируя социально-профессиональную структуру современного общества и пространственную организацию территории.
Ещё раз хочу подчеркнуть, что для меня платформа «железных» технологий, характеризующая тот или иной этап развития человечества, представляет собой лишь один из шести «уровней» той системной целостности, которая меняется в ходе исторического процесса.
В силу этого я пришёл к необходимости отказаться как от попыток описать процессы исторической смены систем разделения труда в языке экономических циклов, так и от наивной попытки свести процессы изменения систем разделения труда в логике смены так называемых «технологических укладов».
Изменения систем разделения труда носят характер больших волн развития
Несмотря на свою «многоуровневость» и «сложность», системы разделения труда безусловно изменяются. Но эти изменения носят характер «больших волн развития». В самом грубом виде в этих волнах можно выделить три этапа.
На первом этапе в «недрах» старой системы разделения труда рефлектируется ряд противоречий, связанных с исчерпанием старой корзины ресурсов или снижением эффективности их использования. Появляется ряд новых кандидатных технических и технологических решений, которые начинают применяться локально и постепенно складываются в пакет или платформу взаимодополняющих решений.
На втором этапе на основе этой платформы и, что более важно, новой организационной формы, обеспечивающей наиболее эффективное на данном историческом этапе производство, накопление, систематизацию, обращение и освоение новых знаний (я называю эту организационную форму «клеточкой» данной промышленной революции), начинается быстрый процесс масштабирования новой системы разделения труда. Только этот этап становится заметным для внешнего наблюдателя.
На третьем этапе потенциал роста эффективности использования ресурсов, в том числе и прежде всего трудовых, на базе данной платформы технологий оказывается исчерпан и начинается этап медленной «деградации» системы разделения труда. Снижается эффективность использования ресурсов. Накапливаются противоречия, которые станут предметом рефлексии на первом этапе следующей большой волны. Я исхожу из того, что каждая такая волна занимает 150 лет.
Впервые на необходимость анализа больших волн («циклов») указал Шумпетер, а следом за ним – Кондратьев
Кстати, впервые эту логическую схему из общих соображений описал Шумпетер в своей известной работе «Теория экономического развития» [1911]. Он же ввёл в свою модель процессов развития фигуру «предпринимателя», который, создавая локальные инновации, является двигателем процесса «созидательного разрушения». Об этом мы более подробно поговорим в следующем разделе. Ему же принадлежит важная оговорка, на которую я обратил внимание в конце 80-х годов, что только наиболее длительные «циклы» дают нам исторический материал для подтверждения его модели экономического развития. Сам он, как известно, попробовал связать процесс созидательного разрушения с деловыми циклами в своей известной работе 1939 года [Business cycles…], но, по разным причинам, остался не понятым.
Также мы знаем, что наш соотечественник Николай Кондратьев двигался в том же направлении и пытался реконструировать логику больших волн развития, которые он назвал большими циклами конъюнктуры.
Четыре больших волны промышленных революций
Таким образом, моя модель включает в себя три больших волны развития, которые уже завершились, и четвёртую (которую я иногда называю третьей, чтобы не отнимать пальму первенства у Великобритании), на пороге которой мы находимся. Я настаиваю на том, что так называемый «Золотой век», т.е. экономический, культурный и политический расцвет северных провинций Нидерландов, должен характеризоваться как «Нулевая» промышленная революция.
Я ввожу в свою модель ещё один предварительный 150-летний период — с 1400 по 1550 год — в ходе которого, на мой взгляд, сложилась технологическая платформа конструктивного мышления. Как вы понимаете, этот период совпадает со временем бурного роста и кризиса итальянских, и в целом европейских, торговых городов-государств, в ходе которого был «достроен» описываемый Вебером идеальный тип города.
Каждая большая волна развития, или, по-другому, промышленная революция, в дальнейшем технологизировала и массовизировала одну из технологий мышления, которая становилась ключевым драйвером данной промышленной революции.
Раздел 4
Изменения систем разделения труда носят характер больших волн развития
Итак, богатство наций и отдельных территорий обусловлено сложившейся и действующей на этой территории системой разделения труда, которая включает в себя как горизонтальное, так и, что более важно, вертикальное измерение. Эта система разделения труда сама по себе может рассматриваться как особое «пространство» деятельности, включающее в себя ряд позиций. Об устройстве этого позиционного пространства мы более подробно поговорим дальше. Это пространство отпечатывается и закрепляется в физическом пространстве, создавая определённую организацию системы расселения, размещения инфраструктур и ключевых элементов системы разделения труда на всегда очень небольших локальных участках территории. Этот процесс идёт очень медленно, основные изменения экономическая география претерпевает в ходе смены больших волн развития, которые с конца XVIII века стали называть «промышленными революциями».
Кто обеспечивает углубление разделения труда?
Теперь мы можем вернуться к анализу процессов углубления разделения труда. Как оно происходит? Мы сказали выше, что этот процесс должен трактоваться как «естественно-искусственный» или «искусственно-естественный». Как устроена эта «искусственная» составляющая? Кто обеспечивает углубление разделения труда? В истории социальной и экономической мысли есть всего два ответа на этот вопрос. Первый ответ заключается в том, что это делают предприниматели. Второй — что углубление разделения труда является продуктом административной системы управления, обладающей, как говорил Макс Вебер, «исключительным правом на применение легитимного насилия» на определённой подмандатной этой системе территории.
На мой взгляд, этот спор не имеет особого смысла без учёта описанной выше логики развёртывания больших волн развития. Дело в том, что каждая волна первоначально возникает в одном из регионов мира, от этого «эпицентра» в дальнейшем расходятся «кольца» влияний и заимствований, вовлекающие другие регионы и страны в процессы догоняющей индустриализации. У меня сейчас нет времени приводить конкретные примеры подобных технологических и институциональных трансферов.
Лидерские индустриализации — а их, как вы помните, было всего три — носили «предпринимательский» характер. Догоняющие индустриализации — их было несколько в ходе каждой большой волны развития — напротив, в большей или меньшей степени всегда инспирировались региональными и национальными элитами, боящимися потерять свои позиции в мировой военной и экономической конкуренции стран. Вместе с тем необходимо понимать, что все догоняющие индустриализации при наличии больших социально-политических различий были ориентированы на «копирование» технологических и институциональных решений, сложившихся в регионах-лидерах.
И лидерские, и догоняющие индустриализации опирались на процессы урбанизации. В первом случае «города» были инкубаторами новых систем разделения труда. Во втором случае «города» становились центрами социального и технологического копирования новых образцов организации совместно-распределённой деятельности, характерной для данного исторического этапа, часто воспроизводя лишь их форму, а не содержание.
Важнейшей инновацией ХVI века стало появление новой позиции – технологического предпринимателя
Возникновение «предпринимательского» типа экономического развития является ключевой инновацией, которая произошла в ходе «нулевой» промышленной революции во второй половине XVI века. Она состояла в том, что под влиянием великих географических открытий и беспрецедентного роста масштабов мировой торговли в системе разделения труда возникла новая позиция. Вслед за Шумпетером я называю эту позицию «технологическим предпринимателем». Эта позиция как некий «идеальный тип» на первых шагах выделилась из более широкой деятельности торгового предпринимателя.
Баумоль в своих работах пытался рассмотреть те институциональные изменения, которые привели к отделению технологического предпринимательства от военного и торгового. Я не согласен с ним в деталях, но согласен в том, что именно в этой точке произошёл радикальный переход к новой модели экономического развития. И он произошёл «до», а не «после» английской промышленной революции. Источником предпринимательской прибыли стал потенциальный рост производительности труда. Технологический предприниматель начал «зарабатывать» на создании нового способа «делать», на снижении издержек, а не на перераспределении имеющихся ресурсов.
Технологический предприниматель меняет систему разделения труда по производству «старых» продуктов или создаёт систему разделения труда по производству «новых» продуктов. Он углубляет систему разделения труда. Функции этой позиции концентрируются вокруг выделения «слабых мест» в системе разделения труда, постановке целей и осуществлении деятельностной «ставки» на получение прибыли от расшивки этих слабых мест. Не буду сейчас тратить время на доказательство того, что в любой системе разделения труда всегда существуют слабые места, препятствующие росту производительности как этих технологических узлов, так и всей системы разделения труда в целом.
Машина экономического развития
Решение задачи расшивки «слабых мест» в системе разделения труда требует выстраивания кооперации между «технологическим предпринимателем» и «инженером» в широком смысле слова. Можно сказать, что позиция «инженера-конструктора», а потом и инженера-проектировщика, также складывается в этот период в ответ на запрос «предпринимателя» и выделяется из рыхлого слоя тех, кто имел дело с орудиями и инструментами: «изобретателей», ремесленников и военных. В 1600 году желающих занять эту позицию начинают специально готовить.
В самом общем виде можно сказать, что инженер, будучи сам участником «вертикальной» системы разделения труда, в этой кооперации отвечает за снижение «веса» (затрат), необходимого для реализации горизонтального разделения труда по производству того или иного продукта. В самом простом случае инженер придумывает инструмент (машину), которая экономит физический труд рабочего.
Опять же не буду утомлять вас описанием того, как усложняется дифференцируется и специализируется деятельность «инженера» в ходе больших волн промышленных революций, превращаясь постепенно в «машину» деятельности по производству экономического развития. Сейчас эта машина включает в себя несколько разных позиций. Важно подчеркнуть, что именно «предприниматель» придаёт ценность (стоимость) знаниям как части «вменённой» ценности от потенциального роста продажи продукта (услуги) за счёт более эффективного использования факторов производства.
Отношение между торговым и технологическим предпринимателем
В этом месте рассуждения меня часто спрашивают об отношениях между технологическим и торговым предпринимателем. Этот вопрос многократно обсуждался в экономической теории. В частности, в дискуссиях о разграничении торговых и производственных издержек. На мой взгляд, технологическое предпринимательство сначала выделяется из торгового, а потом включает его в себя в качестве подсистемы, ответственной за производство «потребителя» и, как следствие, «продукта» в точном смысле этого слова.
Тут есть один «тонкий» момент. Дело в том, что не существует никаких «потребителей» вне системы разделения труда. Как говорится в известном мультфильме, «чтобы купить что-то ненужное, надо сначала продать что-то ненужное» или то, что есть у тебя в достатке. Таким «имением» для большинства из нас являются врождённые и благоприобретённые способности и компетенции, на шлифовку которых мы потратили время. Бюджет времени, выделенный каждым из нас на подготовку и образование, обусловлен нашей оценкой будущей востребованности этих способностей/компетенций в системе разделения труда.
Адам Смит обсуждает влияние пространственной организации на глубину специализации деятельности
Здесь необходимо сделать ещё одну оговорку. Обычно экономисты в этом месте вспоминают знаменитый тезис Смита о том, что глубина разделения труда обусловлена масштабом рынка. С этого тезиса начинается третья глава его знаменитой работы, которая так и называется: «Разделение труда ограничивается размерами рынка». Процитируем этот фрагмент полностью: «Так как возможность обмена ведёт к разделению труда, то степень последнего всегда должна ограничиваться пределами этой возможности, или, другими словами, размерами рынка». Этот тезис обычно приводят обыватели и даже некоторые экономисты в качестве возражения о необходимости и возможности углубления разделения труда.
Но мало кто читает этот абзац целиком и, тем более, всю главу в целом. Прочитаем следующую фразу. Она звучит так: «Когда рынок не значителен, ни у кого не может быть побуждения посвятить себя целиком какому-либо одному занятию в виду невозможности обменять весь излишек продукта своего труда на необходимые продукты труда других людей».4
4. Адам Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов, 1776 г.
Раздел 5
Идеальный тип европейского города – это город предпринимателей
Как вы, наверное, уже догадались, идеальный тип европейского города, описанный Максом Вебером, — это город предпринимателей. Этот тип города и поддерживающие его институты складывается в течение как минимум трёхсот лет до начала «нулевой» ПР. Различные стороны этого процесса описаны во многочисленных работах. Я не буду сейчас реконструировать отдельные стороны этого исторического процесса. В данном контексте мне важно подчеркнуть, что в ходе этого процесса одновременно складываются:
— во-первых, «строительный материал» новых систем разделения труда — относительно массовый слой людей, которые сделали свою ставку на узкую специализацию, которые не только хотят, но и могут что-то делать лучше других; важную роль в этом процессе играют «технологии» конструктивного мышления;
— во-вторых, образцы построения более «длинных» горизонтальных систем разделения труда в различных отраслях и сферах деятельности; хорошим примером может быть отработка технологических цепочек построения кораблей в венецианском Арсенале с первой четверти XIV века (к XVI веку в Арсенале каждый день спускалось на воду одно судно).
— в-третьих, новые институты, обеспечивающие и поддерживающие интенсивность обращения знаний, а значит и возможность масштабирования образцов более эффективной деятельности;
— в-четвёртых, специализация между (европейскими) городами, которая, используя различия в корзине доступных «естественных» ресурсов (включая логистические), выстраивает конкурентоспособную систему разделения труда в каком-то виде промышленности и торговли и занимает своё место в глобальной системе разделения труда.
«Город» притягивает предпринимателей и создаёт условия для предпринимательской деятельности
«Город» притягивает критическую массу предпринимателей на свою территорию и создаёт совокупность институциональных условий для интенсификации предпринимательской деятельности. Пространственная локализация деятельности в узком смысле слова играет в позиционировании предпринимательского проекта чрезвычайно важную роль. В общем виде можно сказать, что любой предприниматель стремится попасть в то «место», в котором уже сложилась критическая масса актуальной и потенциальной деятельности.
Во-первых, частично это связано с возможностями экономии издержек на инфраструктурные услуги.
Во-вторых, как мы уже сказали, в ещё большей степени это вызвано необходимостью доступа к своего рода «строительному материалу» для его проекта. Можно сказать, что на определённых территориях сконцентрирована не только критическая масса технологических и торговых предпринимателей, но и своего рода «лего» различных видов деятельности и знаний, из которых будет строиться как горизонтальная, так и вертикальная составляющие новой системы разделения труда, независимо от её масштаба.
В-третьих, в этих «местах» предприниматель с большей вероятностью попадёт в круг коммуникации, позволяющей увидеть «слабые места» в существующих или только складывающихся системах разделения труда. Увеличивается шанс сформировать партнёрства для реализации нового проекта и снизить тем самым риски самого процесса развития.
Критическая масса предпринимателей создаёт особую систему городского управления-самоуправления.
История Амстердама в ходе «нулевой» промышленной революции является хорошим примером предпринимательского города
История Амстердама в ходе «нулевой» промышленной революции является хорошим примером. В ходе 80-летней войны с испанской короной его население вырастает в пять раз. К 1650-м годам 38 процентов его новых жителей — иностранцы. Более 12 процентов — предприниматели. Город производит около 30 процентов валового продукта Объединённых провинций. Он является лидером в целом ряде отраслей, в том числе совершенно новых. ВВП на душу населения в нём даже к концу этой большой волны развития в разы больше, чем в других странах Европы.
1. D. B. Grigg. Population Growth and Agrarian Change: An Historical Perspectivе
2. Angus Maddison statistics
3. Jelle Van Lottum Migration to the Netherlands in the first half of the nineteenth century: an assessment using the Utrecht censuses of 1829 and 1839
Неслучайно Пётр I едет в Амстердам на верфи Заандама, чтобы увидеть, как устроена система разделения труда по производству судов. Напомню, что Москва в этот момент остаётся городом с сопоставимым населением, но целиком принадлежит прошлой эпохе, где небольшая группа иностранных специалистов-ремесленников обслуживает потребности узкой властной элиты.
Два варианта инкубирования новых систем разделения труда
Другими словами, в истории Европы, а теперь и всего мира, возможности построения новых систем разделения труда предоставляли «города» и производственные площадки вблизи них, на которых размещались самые эффективные «клеточки» текущих промышленных революций. Из этих общих соображений ясно: если такие «места» возникают, то люди, ориентированные на предпринимательскую деятельность, будут при прочих равных мигрировать в сторону таких мест. Из общих соображений также ясно, что эти функции могут выполнять либо крупные города, размер которых, естественно, возрастает с ростом сложности (многокомпонентности) СРТ, либо небольшие города, специализирующиеся на каких-то видах производственной деятельности и за счёт этого достигающие сверхконцентрации специализированных знаний и компетенций на своей территории. Первые очень условно могут рассматриваться как экстенсивные, а вторые — как интенсивные инкубаторы новых систем разделения труда.
Каждая промышленная революция создаёт новые города или меняет их табель о рангах
1. https://en.wikipedia.org/wiki/Historical_urban_community_sizes
2. https://en.wikipedia.org/wiki/Historical_urban_community_sizes
3. Roberto, E., Reba, M. L., Reitsma, F. & Seto, K. C. Source code for: Combining Datasets
То же самое произойдёт в ходе Новой промышленной революции, которая началась на рубеже XXI века
Карта «глобальных» городов, которую построил Флорида в начале 2000-х годов, даёт хорошие примеры современных тенденций в этой сфере.
Развитие – это углубление разделения труда
Теперь мы можем вернуться к понятию «развития». В самом грубом виде можно сказать, что углубление разделения труда и есть развитие. Углубление разделения труда позволяет добиться более эффективного использования ресурсов, в том числе природных и человеческих.
Можно тот же самый тезис сформулировать более сложным образом. Развитием станет только такой тип искусственно-технического действия (способ организации совместно-распределённой деятельности), который «о-естествится» и в какой-то момент начнёт воспроизводиться за счёт работы естественных механизмов, а не «политической» или «управленческой» воли определённой группы лиц.
Новый способ технологического разделения труда, созданный предпринимателем и его командой, задаёт образец более эффективного использования ресурсов. Результатом реализации предпринимательского проекта становится появление новой нормы построения деятельности, которая начинает копироваться другими участниками экономического процесса. Предпринимательский проект позволит его участникам больше заработать, потратив на получение возросшего дохода меньше времени и сил. Реализация предпринимательского проекта создаст новые знания как у участников этого проекта, так и в «культуре». В ходе проекта будут использованы и частично модернизированы старые инфраструктуры, расположенные на данной территории, и будут построены новые, что повысит уровень капитализации территории в целом.
Раздел 6
История России и СССР последних 300 лет может быть понята как опыт двух догоняющих индустриализаций
Теперь мы можем с этих позиций вновь обратиться к истории России и СССР. В последние годы вокруг интерпретации этой истории разгорелись нешуточные идеологические баталии. Поэтому я буду предельно резок в своих оценках, чтобы мою позицию нельзя было не понять.
Прежде всего, я хочу подчеркнуть, что история России последних трёхсот лет не представляет из себя ничего уникального. Этот период истории Российской империи и СССР может быть понят как опыт двух догоняющих индустриализаций.
Каждая из этих догоняющих индустриализаций, как это часто бывало в истории человечества, начиналась с масштабного поражения в войне. Поражение под Нарвой в 1701, которое произошло прямо на переходе от «Нулевой» промышленной революции к Первой, так же как поражение в Крымской войне на переходе от Первой ко Второй промышленной революции в итоге привели к масштабным процессам индустриальных заимствований на фоне неудачных попыток политических модернизаций. В итоге к концу XIX века Россия сначала вошла в первую тройку претендентов на лидерство во Второй промышленной революции, а потом была отброшена как минимум на сто лет назад в ходе большевистских экспериментов XX века.
Предпринимательская деятельность в России всегда была поражена в правах
Предпринимательская деятельность на территории России всегда была, как говорится, «поражена» в правах. Функция торгового предпринимательства, особенно сегмента международной торговли, была во многих исторических периодах развития России монополизирована властным режимом, который стремился поставить под контроль все маршруты прибыльной торговли и присвоить себе все доходы от низких цен на товары внутреннего производства и высоких цен на импортную продукцию.
В конце XVI века (1569-1970 гг.) был буквально стёрт с лица земли основной торговый город, взявший на себя функции посредника между «внутренним» и «внешним» товарными рынками и пытавшийся присвоить себе часть обусловленных этой функцией сверх-прибылей — Новгород Великий.
До конца XVIII века в России отсутствовал систематический запрос на технологическое предпринимательство
Постоянная ротация приближённых к власти физических лиц и торговых компаний не позволила сформировать ни крупные наследственные капиталы, ни центры торговой предпринимательской компетенции. До конца XVIII века в стране отсутствовал систематический заказ на технологическое предпринимательство и массовый спрос на новые товары, выходящий за рамки престижного потребления правящего класса.
В силу этого промышленность развивалась рывками за счёт приглашения иностранцев или принудительного насаждения «заводов», управление которыми поручалось назначенной и обычно малокомпетентной администрации. Такая стратегия неминуемо приводила к низкой производительности создаваемых производств вперемешку с казнокрадством.
После войны 1812 года класс торговых предпринимателей, которых обычно называли по старинке «купцами», уменьшился вдвое по сравнению с численностью, сформированной к концу периода правления Екатерины II. Промышленная выставка 1829 года на Васильевском острове продемонстрировала, что предпринимательская элита ограничивается пятью сотнями семей, имеющих разное социальное происхождение, но общие проблемы дальнейшего роста.
Александр Корсак выделяет ряд характеристик ситуации в России на рубеже Второй промышленной революции
В уже упомянутой мною книге Александр Корсак выделяет несколько разных моментов, которые характеризуют ситуацию в России на рубеже Второй промышленной революции. В качестве «естественных» причин, имеющих для России большее значение, Корсак выделяет особенности климата, «вследствие которых в северных губерниях земледельческий труд становится менее выгодным и соединяется с большими расходами, а земледелец между тем имеет много свободного времени». Эти климатические условия и создаваемый ими хозяйственный хронотоп способствуют «живучести» русской кустарной промышленности: крестьяне «вынужденные искать на полгода и больше дополнительные занятия и источники доходов, посвящают свободное время «рукоделию», производя в итоге низкокачественную, но дешёвую кустарную продукцию для региональных внутренних рынков. Иногда «целые деревни, удобно расположенные у больших дорог», становятся «центрами оптовых ремёсел».
Второй важной причиной Корсак считает наличие относительно небольшого участка земли у большинства народонаселения (семей), который они используют для хозяйственной деятельности и продовольственного обеспечения своей семьи, опираясь на нормы обычного права. Устойчивость этой институциональной структуры, невзирая на существовавшие в тот период формальные ограничения прав собственности на землю, поддерживается крестьянской общиной и обусловливает низкие цены на продукцию сельского хозяйства. При этом, несмотря на то, что масштаб земельных угодий и уже упомянутые выше климатические условия не всегда позволяют иметь хорошие урожаи, «домашняя система производства, не говоря уже о ремесленных домашних занятиях, имеет большую прочность», а «фабричность» «не может при таких условиях располагать одинаковыми с Западною Европой рабочими силами».
Дополнительным важным фактором является то, что любая, даже минимальная ремесленная компетенция, превышающая средний уровень, тотчас же «рекрутируется» для исполнения военных и правительственных нужд, для обеспечения которых всегда ощущается катастрофическая нехватка рабочей силы.
В этих условиях «города» возникали преимущественно из военно-административных соображений, и не стали средоточиями богатеющего среднего сословия. В этих административных поселениях во многом сохранялся сельский ландшафт, многие «горожане» вынуждены были продолжать заниматься сельскохозяйственным производством и содержать свои земельные участки для пропитания. Плюс к тому эти поселения не отличались по своей архитектуре и используемым строительным материалам (кроме Санкт-Петербурга и в меньшей степени Москвы) от обычных деревенских строений и в этом план, «не имели притягательной силы для широких кругов населения». Постоянный недостаток капиталов и слабое разделение труда в производстве в итоге привели к сильному отставанию в развитии отечественной промышленной системы и поддерживающей её инфраструктуры.
Описывая состояние России на рубеже Второй промышленной революции, Корсак также обращает внимание на ещё один чрезвычайно важный момент. Даже в середине XIX века в России так и не сформировалась та организационная форма, которая в Англии уже во второй половине XVIII века прочно соединяла друг с другом «горизонтальную» и «вертикальную» системы разделения труда. На прошлом шаге, как вы помните, я назвал такую организационную форму, повышающую мобильность обращения знаний, «клеточкой» промышленной революции. Для эпохи Первой промышленной революции, которая в общем и целом завершилась к 1850 году, такой «клеточкой» стала «фабрика» или, более точно, «поточное производство». Этот факт важен с точки зрения введённой ранее теоретической модели.
Действительно, в Англии первые прототипы фабричной организации производственных процессов возникают с конца 30-х годов XVIII века. К концу 60-х годов эта форма организации становится «образцом» для большинства отраслей. Хорошим примером здесь может быть деятельность Аркрайта.
Когда Адам Смит в 1776 году пишет своё «Исследование», он её ещё «не видит». Постулировав принципиальный тезис, что богатство наций обусловлено технологическим разделением труда, он сам не может провести границу между «мануфактурой» и «фабрикой» — двумя принципиально разными формами организации производственного процесса. Как известно, в качестве базового примера он описывает технологическую цепочку мануфактурного производства булавок, которую заимствует из энциклопедии Дидро и Даламбера.
Тем более её не может увидеть российский чиновник, отвечающий в империи за развитие промышленности и технологический транзит. Не видят её и внуки одного из создателей Российской металлургии Демидова, которые едут учиться в Англию в 1750-1760 годах. Паровую машину видят, а фабрику не видят и не могут увидеть в силу отсутствия соответствующих приборов, средств мышления.
Очень специфическим образом видит её в 1767 году году Екатерина II, которая уверена, что подобная форма организации промышленности приносит больше вреда, чем пользы, не только разоряя ремесленный люд и лишая его работы, но и заставляя создателей мануфактур брать деньги в долг, часто разоряя их. До конца жизни Екатерина II считала, что крупные аграрные империи будут лидировать в мировом процессе.
Корсак, который пишет «О формах промышленности…» в 1861 году и уже может при её написании опереться в своих исследованиях на работы Эндрю Юра (например, The Philosophy of Manufactures: or, An Exposition of the Scientific, Moral, and Commercial Economy of the Factory System of Great Britain, 1835 г.), напротив, очень чётко проводит различие между «мануфактурой» и «фабрикой», а вместе с тем между «домашним»/«кустарным» и собственно фабричным/поточным производством. Он хорошо понимает, что по своей эффективности домашнее производство во всех случаях проиграет фабрике. Но он не видит ни естественных предпосылок, ни групп интересов, которые могли бы способствовать ускоренной институционализации этого нового организационного каркаса, лежащего в основе масштабирования платформы технологий Первой промышленной революции. Кстати, поточное производство фактически массово приходит в Россию лишь в 60-70е годы XIX века. При этом он не «видит» этих «естественных» и «искусственных» условий и предпосылок в тот момент, когда «фабрика» перестаёт быть организационной основой развития, когда уже начинает складываться «клеточка» Второй промышленной революции — ТНК.
Вертикальная система разделения труда в России развивалась с огромным опозданием по сравнению с Европой, а потом и США, в том числе в силу отсутствия инкубаторов новых систем разделения труда — городов, аккумулирующих критическую массу предпринимателей.
Взлёты и падения второй догоняющей индустриализации России
Первый этап второй догоняющей индустриализации в России идёт взрывным образом. Оставляя в стороне известные цифры, указывающие на бурный, хотя и запоздалый рост ключевых отраслей, необходимо отметить, что с начала 70-х годов XIX века и до известных событий 1917 года масса предпринимательской прослойки начала быстро расти и совокупно достигла к 1913 году критической отметки в 10 процентов населения (если добавить к торговым и технологическим предпринимателям «кулачество» как новый класс, сформировавшийся в начале ХХ века). Идеологом расширения и укрепления предпринимательского слоя вплоть до своей гибели был, как известно, Столыпин. Более того, к 1913 году почти 20 процентов предпринимателей разворачивали свои проекты в отраслях, характерных для новой (Второй) промышленной революции. Однако правящий режим царской России не смог справиться с растущей поляризацией ценностей и доходов, быстрым формированием новой экономической географии и масштабной миграцией населения, в том числе в города.
Следующие 70 лет предпринимательская деятельность оказалась главным предметом преследования со стороны большевиков. Весь предпринимательский слой был уничтожен, в том числе физически. С 1917 по 1936 год и позже в ходе недолгой истории СССР за занятия предпринимательством не только сажали в тюрьму, но и расстреливали.
Возрождение предпринимательской деятельности на период НЭПа-2 (второй период оказался чуть более длительным, заняв почти 15 лет), справедливо заслужив имя «второй буржуазной революции» в России 1985-2000 гг., продемонстрировало силу этой модели развития не только для решения задач восстановления экономики, но и для создания с «нуля» новых отраслей деятельности, которых не существовало и которые не могли быть в принципе созданы в действующей модели «развитого социализма». Естественно, что такой быстрый спурт не мог не привести к ряду удручающих социальных последствий: неравномерного развития территорий и углублению социального неравенства.
Сегодня в России уровень предпринимательской прослойки остается чрезвычайно низким
Сегодня, спустя 35 лет после начала так называемой «перестройки», уровень предпринимательской активности на территории России остаётся чрезвычайно низким, а к занятиям технологическим предпринимательством склонны не более 1 человека на каждые 10 тысяч занятых.
Раздел 7
Развитие «городов» в России уже с середины ХVI века резко расходится с общеевропейским трендом развития
Городские поселения, создаваемые после печально известного Новгородского погрома, в основном несут военные, административные и налоговые функции — это «города» первого типа в типологии Макса Вебера. Вплоть до последней четверти XIX века ни один из них не становится центром притяжения предпринимательской мыследеятельности и критической массы специалистов и рабочих для строительства новых систем разделения труда.
1. D. B. Grigg. Population Growth and Agrarian Change: An Historical Perspective
2. Jan De Vries. European Urbanization, 1500-1800
3. http://www.e-reading.org.ua/chapter.php/1003404/9/Mahov_Sergey_-_Shvatka_dvuh_lvov._Anglo-gollandskie_voyny_XVII_veka.html
4. Paul Bairoch Cities and Economic Development: From the Dawn of History to the Present
5. Гайдар Е. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории
Пётр I за счёт титанических усилий пробил щель в Европу, создав по образцу любимого им Амстердам ановый город Санкт-Петербург, жизнь которого крутилась в основном вокруг императорского двора. Частично Санкт-Петербург выполнял функции переплавки европейских и российских ценностей, образов жизни и видов деятельности. Эти функции города Петра, как показал Дэниел Брук в «Истории городов будущего», похожи на те, которые играл Бомбей в Индии или Шанхай в Китае, причём как в экономическом, так и в социально-политическом плане.
Екатерина II считала создание третьего сословия важнейшей линией своей социальной политики
Екатерина II считала создание третьего сословия важнейшей линией своей социальной политики, но в итоге рост численности городов и торгово-ремесленных форм деятельности к концу её правления в основном оказался достигнут за счёт присоединения новых территорий, в которых исходно уровень и качество урбанизации существенно превосходили старорусские регионы.
1. Девлетов О. История отечественного предпринимательства
К концу ХIХ века Москва становится центром экономического роста
После 1861 года мы видим взрывной рост населения и глубины разделения труда в целом ряде городов, особенно в Москве, русском «Чикаго», который к концу XIX века производил до 25 процентов общестранового объёма производства и 18 процентов торговли.
Даже в далёком провинциальном Иркутске численность предпринимательской прослойки перед Первой Мировой войной достигла критической отметки в 16 процентов. Все эти тенденции были прерваны в 1917 году.
Как любил шутить В.Л. Глазычев, произошла «слободизация» всей страны
Вопрос о том, почему большевики пытались искоренить все «естественные» процессы, ещё ждёт своего углублённого исследования. Наивысшей точкой развития этой идеологии навсегда останется идея повернуть вспять течение сибирских рек, чего, к счастью, не удалось сделать. Гендерные отношения, хорошее питание и приличное жильё были ненавидимы большевиками не в меньшей степени, чем «естественные» тенденции концентрации деятельности на определённой территории или забота о прибыли.
В итоге СССР во-первых, люмпенизировал города, тем самым сделав невозможным выращивание в них новых систем разделения труда, а во-вторых, «размазал» и без того тонкий слой производительной деятельности по огромной территории, создав массу новых поселений там, где никогда никто не собирался селиться добровольно.
Принудительно закрепив «трудовые ресурсы» за массой новых добывающих комплексов, созданных рядом с месторождениями природных ресурсов и «заводами», производящими военную продукцию, СССР к середине ХХ века создал промышленную инфраструктуру, не способную производить конкурентоспособную продукцию гражданского назначения.
В итоге, как любил шутить В. Л. Глазычев, произошла «слободизация» всей страны: несмотря на то, что большая часть населения переселилась в эти «поселения при заводах», ВВП на душу населения и ВВП на км2 в них остались на уровне развивающихся стран Азии и Африки. Трудно представить, что ВВП на душу населения в одном из самых индустриальных регионов России — Уральском — в 2019 году едва превышал 8 тысяч долларов, и даже в Москве он составил около 17 тысяч.
1. Россия в цифрах-2019
2. https://www.pwc.ru/ru/assets/agglomerations-rus.pdf, 2016 год
В результате распада СССР еще 6 из 10 самых крупных городов Российской империи оказались за пределами России
Вместо заключения
Ключевые проблемы, доставшиеся в наследство от СССР
Помимо неэффективной пространственной организации территории, СССР оставил нам архаичную структуру рынка труда и низкую мобильность в сфере производства, накопления, обращения и использования знаний.
Развилки выбора политики пространственного развития России
Сегодня, спустя 100+ лет после начала советского эксперимента, мы стоим перед существенной развилкой выбора. Если всё оставить как есть, то, скорее всего, половина населения РФ через 30 лет будет жить в двух оставшихся «городах»: Москве и Санкт-Петербурге, а остальная территория России в большей или меньшей степени обезлюдит. Этот сценарий пока остаётся наиболее вероятным.
На мой взгляд, возможен и другой сценарий: способствовать тому, чтобы за ближайшие 30-40 лет на территории России сложились [подчеркиваю, сложились, а не были «декретированы»] 3-4, а как максимум 5-7 макрорегионов, каркасную структуру которых задали прото-агломерации с населением от 5 до 15 миллионов человек и современными СРТ, отвечающими на вызовы и использующими возможности новой промышленной революции.
В ценностном плане второй вариант мне нравится больше, чем первый. Однако я твёрдо понимаю, что этот сценарий не может быть реализован на путях административной догоняющей индустриализации. Только предпринимательские сообщества могут своими действиями «нарисовать» на карте новую экономическую географию. Только предпринимательская индустриализация может дать ресурсы для регионального сценария, стимулируя местные сообщества к возвращению в историю.