Александр Попов, Михаил Аверков,Павел Глухов

Петр Щедровицкий как антрополог: на страницах новой книги

Попов А.А., Аверков М.С., Глухов П.П Петр Щедровицкий как антрополог: на страницах новой книги//Образовательная политика. 2019. № 1-2 (77-78). С. 130-140.

/
/
Петр Щедровицкий как антрополог: на страницах новой книги

Аннотация

В статье реконструируется целостная философско-антропологическая концепция Петра Георгиевича Щедровицкого, представленная в недавно вышедшем сборнике его ранних работ. Выделяются ключевые тезисы автора относительно феномена «гуманитарного», способов его существования, механизмов трансформации во времени. Особое внимание уделяется подходу и логике программирования в процессе становления человека, роли и месту онтологизации в рамках этих процессов. Авторы выделяют ключевые проблемы, поставленные П. Г. Щедровицким в его ранних работах и нуждающиеся в переосмыслении и дополнительной разработке с точки зрения новых научных и философских представлений. Особое внимание уделяется человеческому становлению как процессу обретения гуманитарной субстанцией формы, а также противоречию между необходимостью эксплицировать данную форму из исходной субстанции и необходимостью задавать эту форму извне, чтобы экспликация стала в принципе возможной.

Ключевые слова: философская антропология, педагогическая антропология, гуманитарное становление, гуманитарная субстанция, онтологизация, форма существования гуманитарного, единица развития гуманитарного.

Источник: https://edpolicy.ru/shchedrovitsky_as_an_anthropologist

Авторы

доктор философских наук, руководитель автономной некоммерческой организации дополнительного профессионального образования «Открытое образование» (127 562, РФ, Москва, Алтуфьевское ш., 30/104);

главный научный сотрудник Федерального института развития образования РАНХиГС (125 319, РФ, Москва, Черняховского ул., 9/1);

заведующий лабораторией компетентностных практик образования Института системных проектов Московского городского педагогического университета (119 261, РФ, Москва, Панферова ул., 14);

доцент кафедры социологии и массовых коммуникаций факультета гуманитарного образования Новосибирского государственного технического университета (630 092, РФ, Новосибирск, Карла Маркса просп., 20/6).

руководитель образовательных программ красноярской региональной молодежной общественной организации «Сибирский дом» (660 075, РФ, Красноярск, Маерчака ул., 3);

руководитель образовательной программы «Детективное агентство исторических расследований», Минусинский педагогический колледж им. А. С. Пушкина (662 606, РФ, Минусинск, Надежды Крупской ул., 100);

методист Красноярского краевого ресурсного центра по работе с одаренными детьми (660 079, РФ, Красноярск, Александра Матросова ул., 19);

аспирант кафедры социологии и массовых коммуникаций гуманитарного факультета Новосибирского государственного технического университета (630 092, РФ, Новосибирск, Карла Маркса просп., 20/6).

научный сотрудник лаборатории компетентностных практик образования Московского государственного педагогического университета (119 261, РФ, Москва, Панферова ул., 14);

генеральный директор ООО «Агентство гуманитарных технологий «Политика развития» (107 076, РФ, Москва, Колодезный пер., 14).

Постановка задачи исследования

В 2018 году вышел сборник работ П. Г. Щедровицкого «Введение в философскую и педагогическую антропологию», включающий в себя его ранние работы 1981−1996 гг. по вопросам возможностей, норм, методологии тех научных дисциплин, которые изучают феномены человеческого [12]. Представления автора о философской и педагогической антропологии, ранее встречавшиеся читателю в отдельно опубликованных работах, зачастую посвященных сравнительно узкой проблематике, сейчас могут быть восприняты и оценены в комплексе. Поскольку П. Г. Щедровицкий — один из крупнейших современных отечественных гуманитарных технологов, существенно повлиявший (и продолжающий влиять) как на процессы, происходящие в отечественной гуманитарно-методологической мысли, так и на становление и трансформацию широкого спектра гуманитарных практик, реконструкция его философско-антропологической концепции позволила бы, как минимум, оформить результативный общемировоззренческий и методологический базис для новых разработок, как максимум — определить конкретные направления и инструментарий таких разработок. Кроме того, реконструкция и оформление ключевых тезисов философско-антропологической концепции рассматриваемого автора позволят лучше понять смысл и механизмы эффективности как его собственных гуманитарно-технологических разработок, так и тех проектов и программ, которые были фактически вдохновлены его идеями (в том числе, непосредственно выступлениями и статьями, представленными в сборнике).

Наконец, важно выявить такие тезисы ранних работ автора, которые он сам в момент подготовки данных работ не рассматривал как важные и впоследствии не разрабатывал, но которые фактически стали базовым содержательно-конструктивным основанием для его более фундаментальных разработок, оказавших явное влияние на культуру. Аналогом здесь может стать концепт «отчуждения человека от его сущностных сил», сформулированный К. Марксом в его ранних работах, который скрыто повлиял на многие ключевые содержательные конструкции «Капитала», а затем в XX веке получил специальную разработку в рамках ряда школ, принадлежавших к различным философским и гуманитарно-научным направлениям [6]. Сам автор рассматриваемой книги, анализируя наследие Л. С. Выготского, выделяет в его работах тезисы, позволяющие переосмыслить как общее значение, так и конкретное содержание ключевых трудов выдающегося психолога, в том числе, тех, которые традиционно представлялись «прикладными» [12, с. 183−193].

Статья является первой частью работы, посвященной практической реализации философско-антропологических представлений П. Г. Щедровицкого в конкретной гуманитарной практике — системе открытого образования, а также в базовой обеспечивающей технологии данной практики — дидактике открытого образования. Во второй части будет показано, как базовые модельные представления П. Г. Щедровицкого о сущности «гуманитарного»/»человеческого» и о закономерностях его становления и преобразования, реализуются в процессе решения конкретных гуманитарных задач, присущих данной практике. Там же будет показано, как вопросы, поставленные П. Г. Щедровицким, но не нашедшие решения в режиме содержательно-логического моделирования, нашли, по крайней мере, варианты своего решения в режиме практической деятельности, в условиях конструирования и реализации решений для конкретных задач в конкретных заданных условиях.

В статье мы предпринимаем попытку:

Во-первых, выделить и оформить системообразующие содержательные основания философской и педагогической антропологии П.Г. Щедровицкого.

Во-вторых, оформить и актуализировать ключевые научные и философские проблемы, поставленные автором, в том числе, те из них, которые он сам обозначает как «практически неразрешимые», и на которые сейчас есть возможность предложить хотя бы версию ответа.

В-третьих, выделить «свернутые», не раскрытые тезисы ранних работ автора, значимые с точки зрения текущей ситуации отечественных гуманитарных разработок.

Наконец, в-четвертых, показать на примере конкретных гуманитарных практик (прежде всего, связанных со сферой образования) базовые пути и механизмы превращения исходных онтологических и концептуальных посылов П. Г. Щедровицкого в практическое действие, обеспечивающее решение конкретной гуманитарной задачи (более системно эта задача будет решена в следующей статье, на материале конкретной гуманитарной практики открытого образования).

Научная экспозиция: введение в проблему

Оформление ключевых исследовательских программ П. Г. Щедровицкого можно успешно проследить, читая предисловие к рассматриваемому сборнику его работ.

Принципиально, что инициирование его разработок было «запущено» предложением его отца, Георгия Петровича Щедровицкого, включиться в работы по программированию как способу мыследеятельности. Проблематика, связанная с социальным и культурным программированием, актуализируется автором постоянно (хотя зачастую и не обозначается непосредственно). Это и обсуждение проблемы нормы в ситуации постоянно реализуемых инноваций; и вопрос об адекватных представлениях о социальной и социокультурной целостности как предмете управления; и представление о необходимости управленческих моделей, позволяющих работать с принципиально гетерогенными сущностями [12, с. 40].

Работая над вопросами программирования, автор специально разработал понятия «целеполагания» и «цели» как фиксации определённой организованности мыследеятельности, где проблематика возможности целеполагания фактически является центральной. Прежде всего, обозначился вопрос: каковы основания человека рационально действовать и вообще осознанно двигаться по жизни, если его субстанциональные характеристики принципиально не оформлены, а оформление, в свою очередь, может происходить лишь в процессе целенаправленной деятельности, невозможной без субъекта, обладающего основаниями для постановки цели?

Далее автор указывает, что совместно с Н. Щукиным начал разрабатывать вопрос о «клеточке развития» как о базовой единице, относительно которой развитие может происходить. Но «уже с 1978 года… плотно занялся анализом ранних работ Л.С. Выготского» — и именно в рамках этой работы он сделает базовые предположения относительно «единицы развития» и действительного предмета внешнего развивающего действия.

Именно критический анализ трудов Л. С. Выготского позволил автору сформировать собственную систему философской и педагогической антропологии. В этой системе либо нашли свое место, либо получили интерпретацию, все феномены, описанные выше: программирование, целеполагание, «клеточка развития».

Анализ существующих методологических подходов к решению данной задачи

Сделаем обзор основных подходов к реконструкции целостных философско-аналитических систем выбранного автора, используемых в современной научно-философской практике.

1. Реконструкция научной биографии автора: в какой последовательности и за счёт каких факторов он сформировал те или иные тезисы; как и в связи с чем изменялись его суждения по одним и тем же вопросам в публикациях или выступлениях разных лет; в конечном итоге — какой (и насколько объективный) опыт лёг в основу его базовых содержательных оснований; насколько его суждения являются продуктом непрерывного исследовательского и мыследеятельностного процесса, а не отражением ситуативных впечатлений. Данный подход использовался нами лишь отчасти, для прослеживания эволюции взглядов П. Г. Щедровицкого на конкретные аспекты существования «человеческой субстанции», «гуманитарного содержания».

2. Содержательно-смысловой контент-анализ текстов, представленных в сборнике рассматриваемого автора: выявление ключевых понятий (вместе с сетью привязанных к ним понятий служебного — конкретизирующего, расширяющего характера) и последующий анализ того, в каком контексте и с каким смысловым наполнением каждое из данных понятий используется в иных текстах (в том числе, с постановкой вопроса о содержательной или историко-фактологической взаимосвязи между данными текстами, об объективности сохранения или преобразования содержания данных понятий в разработка автора). Данный подход является одним из базовых в рамках представленного исследования.

3. Моделирование и схематизация содержания, представленного в виде дискурса, в том числе, в различных статьях: определение ключевых характеристик и структур объектов, описываемых в текстах, в том числе в текстах разного времени и посвященных формально разным тематикам и предметам — и построение максимально инвариантного, объективированного соотношения между компонентами объекта, а также определение заведомо воспроизводящихся механизмов его функционирования и условий преобразования. Данный подход аналогично предыдущему являлся одним из базовых для исследования, поскольку позволял интегрировать содержательно разнообразные суждения автора по сходным тематикам или предметам, установить содержательные связи между этими суждениями, реконструировать целостную содержательную позицию автора.

Анализ исследовательских материалов. Система доказательств и научная аргументация

Обозначим ключевые компоненты философско-антропологической концепции П. Г. Щедровицкого, вытекающие из его работ [12]:

Гуманитарные феномены могут быть как понимаемы, так и развиваемы, управляемы лишь в объемлющем контексте; соответственно, предметом развития и управления может быть представление человека о собственной внутренней форме; непосредственным же предметом управления в рамках организуемого развития является «организованность», за счет которой внутренняя форма человека участвует в реализации практики и сама реализуется в ней.

Сам феномен гуманитарного заведомо является межпредметным: человек действует и реализует себя, как минимум, в четырех различных аспектах, каждый из которых, изучается особым набором узконаправленных дисциплин, слабо соотносящихся между собой; следовательно, для понимания феномена «человеческого» необходимо либо появление комплексной дисциплины, либо выхода управляющего субъекта в наддисциплинарную позицию.

Гуманитарные феномены всегда реализуются и разворачиваются в процессе деятельности, одновременно преобразующей окружающую действительность и изменяющей внутреннюю направленность самих феноменов; аналогично, нормы в гуманитарной сфере существуют как «навигаторы», обеспечивающие преобразованное воспроизводство ключевых характеристик объекта в его каждом новом состоянии.

Сущность человека фактически реализуется лишь через поступок или серию поступков, как субъектно организованных действий, принципиально изменяющих исходную ситуацию действующего субъекта; при этом, поступок является, скорее, способом оформления человеком своей внутренней формы как основания для рациональных решений, чем воплощением предварительно сформированной цели.

Оптимально управление человеческими организованностями происходит за счет задавания онтологии, обеспечивающей «разворачивание» разнообразных внутренних личностных форм и согласование их между собой в общем содержательно-интенциональном контуре. С этим связана принципиальная переинтерпретация автором категории «знака» Л. С. Выготского — от стимула для конкретного нормированного действия к инструменту разворачивания внутренней формы человека.

В еще большей степени обобщения концепция П. Г. Щедровицкого, рассматриваемая динамически, в логике ее становления, может быть, на наш взгляд, выражена следующей формулой: «Гуманитарное становление — как отдельного человека (в том числе, специалиста), так и общности происходит в режиме такого программирования, которое:

учитывает нелинейный характер индивидуального целеполагания (появление цели не перед пробным действием, а в результате этого действия);

рассматривает в качестве ключевой единицы развития внутреннюю структуру человека и процесс смены её организованностей;

использует в качестве базового инструментария предложение развивающемуся субъекту онтологем или онтологических систем, оформляющих и направляющих интенции этого субъекта;

обеспечивает конкретные смыслово наполненные поступки становящегося субъекта как основные моменты (события) его становления, разворачивания внутреннего содержания и одновременно оформления его посредством объемлющей онтологии».

Рассмотрим теперь ключевые проблемы, которые П. Г. Щедровицкий поставил в своих ранних работах как требующие продолжительной системной разработки.

1. Ключевой проблемой гуманитарно-технологических разработок является проблема «статуса» человека и человеческого. Основания этой проблемы могут быть выражены цитатой из Пико делла Мирандолы: «Тогда согласился Бог с тем, что человек — творение неопределенного образа…» [7]: сущность и функциональное назначение принципиально не предзаданы, и каждый человек волен реализовывать различные предназначения, относящиеся как к миру «тварей», так и к миру «ангелов». Другие авторы, на которых ссылается П. Г. Щедровицкий, усугубляют эту проблему. Согласно Э. Кассиреру бытие человека является постоянным преодолением собственных противоречий и постоянным становлением в новом качестве [5]. Но если сущность человека принципиально не предопределена, то как возможно говорить о каком-либо его собственном (не транслированном, а исходящем от его собственной внутренней сущности) целеполагании?

2. Другая принципиальная проблема, просматривающаяся в большинстве работ анализируемого сборника, может быть обозначена как «проблема Гамлета» или как проблема сочетания внутренне и внешне заданных требований [2; 11]. Автор разделяет «двух Гамлетов». Есть Гамлет в интерпретации Л. С. Выготского, который «овладевает» в процессе самоопределения относительно мести собственными основаниями и сущностными силами. И есть Гамлет — герой классической трагедии, который сталкивается с внешними препятствиями и неразрешимыми противоречиями и в результате гибнет. Но при этом оба «Гамлета» находятся, во-первых, в ситуации, когда от человека требуется поступок, и когда для этого поступка отсутствуют критерии «правильности» и «эффективности»; во-вторых, сталкиваются с непреодолимым противоречием между детерминирующими факторами и собственными интенциями личности. Аналогичное противоречие мы видим и в большинстве других произведений Шекспира [1], но именно в «Гамлете» оно усугубляется заведомо рефлексивной позицией главного героя, который, кажется, специально создает для себя испытания, чтобы до конца актуализировать свою внутреннюю форму. Но главная трагедия Гамлета состоит в том, что «овладение собственной внутренней формой» оказывается принципиально не доводимым до конца, поскольку полное и завершенное овладение собой оказывается возможным, только исходя из некого образа будущего, принятого и присвоенного субъектом, организующего его деятельность и, соответственно, его внутреннюю форму. А логика Гамлета предполагает, что образ будущего может быть лишь реконструирован из собственной сущности, а принятие его извне означает заведомое поражение. Человек в процессе самоопределения оказывается в замкнутом круге.

Эти рассуждения должны рассматриваться, прежде всего, как основания для построения нового поколения (по выражению самого автора книги — «нового арсенала») антропотехник, которые должны специально обеспечивать максимальное развитие человеческого потенциала как совокупности до конца развернутых внутренних форм человека и его опредмеченных интенций). Правда, здесь же автор осторожно замечает, что конечные задачи любой антропотехники невыполнимы, так же, как и оформление Гамлетом собственной внутренней сущности, исходя лишь из личных интенций, без внешних опор. Но здесь же он отмечает в качестве непреложной ценности право человека «быть самим собой и строить себя самому» при всей «проблемности и противоречивости любого со-бытия развития» [12, с. 202].

Показательной, если продолжать анализировать ситуацию Гамлета, оказывается ситуация Фортинбраса, благородно завершающего трагедию и оказывающегося главным благополучателем. Казалось бы, его траектория и его модель самоопределения является положительной альтернативой модели Гамлета, при том, что он в еще большей степени действует наперекор внешним обстоятельствам, а в финале реализует ту модель, которую пытался реализовать Гамлет (отказ от мести). Но он не производит специальной работы по оформлению собственного внутреннего плана (по крайней мере, читатель и зритель этого не видит). Для него вопрос о человеческом в самом себе решен положительно, и притом однозначно, именно в режиме долженствования. Поэтому остаётся открытым вопрос — действует ли Фортинбрас «от себя», как стремился Гамлет, или в рамках реализации внешне заданной и достаточно искусственно сконструированной онтологии, или, что очень вероятно, в режиме интериоризации, внутреннего преобразования такой онтологии (инструментом такой интериоризации вполне может быть понятие «чести», «долга») [13]. Для последующих философско-антропологических разработок, в том числе, прикладных, мог бы быть ценным анализ модели действий Фортинбраса: является ли эта модель вариантом конструктивного решения «проблемы Гамлета» — или это, наоборот, модель «закрытия» самой проблематики самоопределения?

В рамках разработок дидактики открытого образования, описанной в монографии «Дидактика открытого образования» (авторы — А. А. Попов, С.В. Ермаков) [9], был предположен ряд наиболее эффективных опор событийно-деятельностного становления человека, которые, не являясь внешне задаваемыми императивами и не деформируя собственные интенции «становящегося» субъекта, позволяют ему приобрести собственную форму или, по крайней мере, определить основания для ассимиляции внешне задаваемых форм и императивов. Об этом будет рассказано в следующей статье.

3. П.Г. Щедровицкий ставит в своих рассуждениях о норме как одновременно условии и результате функционирования гуманитарных дисциплин не меньшую проблему, чем «гамлетовская». В сущности, эта проблема является смежной с «проблемой становления». Автор показывает, что принципиальная неоформленность человеческой субстанции и многовариантность индивидуальных траекторий человека требуют нормы и соответствующей ей функциональной структуры как инструмента, обеспечивающего целенаправленный и результативный (продуктивный) характер деятельности. Важно, что он вслед за многими гуманитарными мыслителями XX века (и более ранних периодов, вплоть до Сократа [3; 8]) рассматривает норму не как формально- и внешне заданное «лекало», относительно которого объекты действительности оцениваются как «правильные» и «неправильные», а, во-первых, как принципы и закономерности движения того или иного объекта действительности (в том числе, процесса деятельности), имплицитно содержащуюся в его структуре; во-вторых, как смысловую «растяжку» («треугольник») между факторами прошлого, породившими существующую структуру и закономерности существования рассматриваемого объекта, наличным «нормативным» состоянием этого объекта и веером возможностей (или задач) его преобразования в будущем; в-третьих, как явление, существующее заведомо динамически: «Нормой является лишь тот конструкт, который выполняет функции нормы» [12, с. 37]. Такое функциональное и одновременно «органическое» понимание нормы позволяет рассматривать её как ключевой предмет целенаправленной социотехнической и одновременно антропотехнической деятельности. Но одновременно это ставит под вопрос представление о самой по себе норме как «границе», преодоление которой (в направлении присвоения, интериоризации данной нормы или в направлении «испытания её на прочность») является важным фактором человеческого становления. Сам автор рассматриваемой книги ставит этот вопрос, применительно к ситуации конца XX — начала XXI вв., связанной с постоянно порождаемыми и внедряемыми инновациями, «футурошоком» по Э. Тоффлеру [10]. Если на более ранних этапах, вплоть до середины XX века акт развития неизбежно предполагал преодоление «границы», задаваемой нормой, — то какой конструкт может быть подобной границей в наше время, когда постоянные изменения стали неотъемлемой частью повседневности, и «нормой стало преодоление нормы»? Автор говорит о необходимости целенаправленной «технологической» работы с нормой и искусственного выстраивания границ, но оставляет открытым вопрос о практических инструментах решения задач данного класса.

В рамках разработки «Дидактики открытого образования» и в соответствующей монографии [9] наш коллектив сделал попытку дать версию ответа на этот вопрос за счёт совокупного использования категорий «социокультурный объект», «конструирование», «образовательная задача». Подробнее это будет описано в следующей статье.

4. Важен вопрос о том, является ли онтологизация фактически экспликацией и объективацией «внутренней формы человека»? Или всё же онтологизация реализуется как задавание внешних опор (знаково-символических систем, культурных текстов, объектов идентификации), которые должны структурировать и объяснить уже «проявленные» факты действительности независимо от их реального внутреннего содержания и связей между собой?

При любом варианте определения характера онтологизации предельно актуальна другая проблема: как не допустить в процессе онтологизации фальсификации или, говоря более взвешенно, подмены реальных отношений идеальными долженствованиями? На наш взгляд, подобный результат вполне вероятен как в случае «внешнего вменения» тех или иных онтологем, так и в случае экспликации их из неформленного внутреннего содержания, поскольку, оно в любом случае предполагает внешне задаваемый инструмент оформления и внешне организованную интерпретацию. Необходимо либо признать неизбежность (и, возможно, необходимость) такой фальсификации в процессе «онтологического управления», либо выстроить механизмы, позволяющие избежать её.

В качестве возможного «предохранителя» от «фальсификации действительности» можно рассматривать методологическую установку на установления системных связей и, самое главное, генезиса «онтологизируемого» объекта или системы.

Отдельной перспективной задачей гуманитарных разработок является также «технологизация» предложенных автором типов соотношения предлагаемой онтологии и системы действительности в процессе социо- и культуртехнической деятельности: когда онтология оформляет лишь частные аспекты реальности (существующая массовая школа, преимущественно работающая в рамках классно-урочной системы); когда предлагаемая онтология входит в заведомое противоречие с зримыми феноменами реальности и призвана целенаправленно создать напряжение (системы формирования установок и паттернов, от воспитания до пропаганды). Было бы ценно «достроить» этот ряд до исчерпывающего состояния и определить задачи и ситуации, адекватные каждому соотношению онтологии с реальностью.

В рамках дидактики открытого образования были разработаны и предложены целостные представления об онтопрактиках как о предмете и способе организации образовательной деятельности, позволяющих выстроить в рамках образовательного процесса реконструкцию и конструирование учениками онтологем совместно с педагогом.

5. Предельно значимым с практической точки зрения остаётся вопрос о базовой единице («клеточке») развития. До сих пор в качестве таких «единиц» зачастую рассматриваются статичные объекты, в том числе, описываемые предельно натурализованно: «человек», «социальная группа» как внутренне связная совокупность людей, «общественная норма» как знаково-символически объективированная сущность и т. д. Казалось бы, по данному вопросу П. Г. Щедровицкий дал целостные и содержательные ответы:

Процесс развития в гуманитарной сфере фактически представляет собой борьбу форм организации человеческого содержания. Соответственно, единица, которая может развивается — это именно форма организации. Автор специально различает формы организации, воплощенные деятельностно (от формализованного общественного института до устоявшейся традиции) и воплощенные знаково (идеал, утопия, мода и т. д.). В процессе борьбы знаково воплощенные формы организации получают возможность опредмечивания, а деятельностно воплощенные формы трансформируются.

Единицей же развития — тем наименьшим объектом, который способен и ориентирован развиваться, — является «формула человеческого в человеке», внутренняя форма, определяющаяся в процессе актуалгенеза, соразмерная притом развертыванию общего системного контекста культурно-исторической практики человечества и множеству текущих ситуаций интерсубъективного взаимодействия, коммуникации и понимания [12, с. 207]. Именно по отношению к ней целесообразны и необходимы специально организованные антропотехнические и в ряде случаев культуртехнические и социотехнические действия.

Однако, эти ответы лишь кажутся окончательными. Фактически они тоже являются, скорее, ориентирами для дальнейших поисков и конструирования технологических решений. Ведь и «борьба между деятельностно- и знаково-воплощенными формами организации» не происходит натурально, и необходимо определить те реальные социокультурные феномены, в рамках которых («на теле которых») происходит эта «борьба», выделить её реальные субъекты (если только они могут быть определены непосредственно), построить модели их взаимодействия — и уже на этих моделях определить точки целенаправленного воздействия и подобрать инструменты. Очевидно, что такая «борьба» не сводится ни к одной из существующих гуманитарных технологий, в том числе, ни к одной из форм PR, и именно поэтому кажется либо сугубо «естественным» процессом, либо следствием иных процессов и воздействий, совокупностью их эффектов. Аналогично «формула человеческого в человеке» сама по себе натурально не существует, необходимо определение конкретных форм её объективации, реализации и, соответственно, точек воздействия и инструментов развивающего воздействия. Практика показывает, что ни осуществление того или иного дискурса, ни помещение человека или социальной группы в специально сконструированную среду, не гарантирует даже простого преобразования «внутренней формы», не говоря уже о развитии в собственном смысле слова.

В общем виде эти проблемы фиксирует и сам П. Г. Щедровицкий, говоря, что «открытие-обретение человеком своей внутренней формы есть проблема. Оно никогда не гарантировано. Это усилие…» [12, с. 208]. Далее он указывает на опасность «схлопывания», сведения «внутренней формы человека» (того, что К. Маркс в своих ранних работах называл «сущностными силами человека» [6], а мы с известной долей редукции склонны называть «человеческим потенциалом») к функции, управляемой извне (феномен, описанный самим Марксом в терминах «отчуждение человека от своих сущностных сил» и подробно рассмотренный мыслителями XX века от Ж.-П. Сартра до Г. Маркузе) [4]. Но еще далее автор говорит о позиции субъекта, принципиально не допускающего внешних воздействий на его внутреннюю форму как определяющих, решающих по отношению к ней.

Практика открытого образования и соответствующая дидактика, на которую мы уже неоднократно ссылались, не предполагает «развитие» в строгом смысле слова в качестве системообразующей категории. Но, безусловно, как любая антропотехническая система, открытое образование ставит и решает вопрос о базовых целях, объектах и инструментах воздействия, позволяющих человеку и его активности принять более высокие (сложные, эффективные, персонально продуктивные и т. д.) формы. В рамках дидактики открытого образования в качестве ключевого предмета формирования и развития выступает практическое мышление, которое является если не напрямую «деятельностным изводом» «внутренней формы человека», то, по крайней мере, способом самосознания и внешнего воплощения этой формы.

Результаты исследования

По результатам анализа работ, представленных в сборнике П. Г. Щедровицкого, можно выделить следующие ключевые компоненты предлагаемой им модели антропологического содержания, принципов и закономерностей становления «человеческого фактора».
1. Фактически содержание человеческих намерений, побуждений, действий не предзадано никакими общими закономерностями. Человек до процесса своего становления и итогового акта этого становления представляет собой совокупность частных поведенческих проявлений и ситуативных интенций действия. Важно отметить, что эти интенции являются не только реакциями на внешние стимулы, как предполагается в бихевиористском подходе, но и проявлениями неосознанных интересов человека, а также фактически складывающимися указаниями на его возможности, проявляющиеся за счёт столкновения его собственных проявлений со структурами и процессами действительности. Эта совокупность частных проявлений и может быть названа «человеческой субстанцией», которая сама по себе не обладает направленностью, нуждается в оформлении, результатом которого только и может стать субъектный статус человека и целенаправленный характер его действий.

2. Становление человека происходит в режиме конституирования (или конструирования) им своей внутренней формы, которая интегрирует в себе всю совокупность его частных интенций и деятельностных возможностей, обеспечит конструирование на их основе целеполаганния, соответствущего ему целенаправленного волево организованного действия, в целом содержательной субъектной позиции. Условия и способ конституирования внутренней формы человека заведомо являются проблемой, поскольку, исходная «человеческая субстанция» заведомо не содержит в себе организующего фактора (хотя бы потому, что ни один из ее компонентов не может быть воспринят как более объемлющий, более «структуро-содержащий», чем остальные). Но любой внешний фактор фактически не создает «внутреннюю форму человека», а лишь организует ситуативное конфигурирование компонент «человеческой субстанции» (по принципу электролиза, если употребить метафору).

3. Соответственно, «внутренняя форма человека» как основа его субъектности, условие существования человеческого капитала и потенциала, может оформляться (а возможно, и в принципе существовать) лишь в режиме актуализации. А этот режим, в свою очередь, обеспечивается за счёт целенаправленного «столкновения» человека с необходимостью выйти за границу известной, предзаданной нормы, но в отсутствие какой-либо иной нормы, представленной даже в качестве образа. Такая ситуация обеспечивает экспликацию новой нормы из всей совокупности компонентов человеческой субстанции (в том числе, за счёт иерархизации этих компонентов, приведения их в содержательное соотношение друг с другом и т. д.). При этом, сама норма должна позиционироваться не столько как образец для соответствия, сколько как граница между мыслимым и немыслимым, возможным и невозможным, и одновременно как источник образ собственных действий при решении задачи того или иного класса — в этом случае, она будет позиционирована для человека в процессе его становления как предмет постоянного анализа, реконструкции, а затем и конструирования.

Конкретные механизмы и технологии, позволяющие реализовать выше описанные принципы при решении конкретных гуманитарных задач, будут рассмотрены нами в следующей статье, посвященной феноменам и закономерностям реализации философско-педагогической антропологии П. Г. Щедровицкого в рамках практики открытого образования. Заранее отметим, что ряд проблем, обозначенных автором как онтологические, нашел свое разрешение в процессе разбора конкретных педагогических задач и конструирования соответствующей им деятельности и взаимодействий между педагогами и учениками.

Литература

1. Аникст А. А., Творчество Шекспира. М.: Художественная литература, 1963.

2. Выготский Л. С., Психология искусства. Любое издание.

3. Ефанова Л. Г., Норма как философская и семантическая категория //Вестник науки Сибири. № 1 (16).С. 70−78.

4. Кагарлицкий Б. Ю., Марксизм: не рекомендовано для обучения. М.: Алгоритм, Эксмо, 2005.

5. Кассирер Э., Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998.

6. Маркс К., Энгельс Ф,. Из ранних произведений. М.: Политиздат, 1956.

7. Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека. Любое издание.

8. Платон. Апология Сократа. Любое издание.

9. Попов А. А., Ермаков С. В., Дидактика открытого образования: Монография. М.: Национальный книжный центр, 2019.

10. Тоффлер Э., Шок будущего. Любое издание.

11. Шекспир У., Гамлет. Любое издание.

12. Щедровицкий П. Г., Введение в философскую и педагогическую антропологию. Работы 1981−1996 годов. М.: Политическая энциклопедия, 2018.

13. Эрштейн М. О., Образ Фортинбраса в трагедии Шекспира «Гамлет» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 6. Ч. 2. С. 203−205.

Поделиться:

Годовая «подписка» на новые
материалы П.Г. Щедровицкого

Формат: онлайн | Период: 2025 год

До окончания оформления осталось:

00
Дни
00
Часы
00
Минуты

В состав «подписки» войдут новые видео-материалы и тексты Петра Щедровицкого, которые будут подготовлены в течение 2025 года.