Не странное ли дело: большая часть населения страны живет в городах, где, как известно, производится основная часть национального продукта, происходят важнейшие политические события, делаются открытия и изобретения, хранится значительная часть культурного наследия, а город как был, так и остается «слепым пятном» в практике государственного управления и планирования. За минусом Москвы и Ленинграда-Петербурга, упоминавшихся в планах «отдельной строкой».
Так было в относительно стабильные советские годы, так оно происходит и сейчас. А ведь именно в крупных городах сохраняются очаги конкурентоспособной промышленности, высоких промышленных и гуманитарных технологий, происходит рост современной городской культуры.
В крупных городах сконцентрирована деловая и интеллектуальная активность, наиболее развита транспортная, телекоммуникационная и финансовая инфраструктура. Именно здесь при нынешней социальной организации производства сконцентрированы основные информационные и управленческие ресурсы, тот человеческий и культурный капитал, с опорой на которые может проектироваться сегодня будущий подъем страны. Ведь города, а отнюдь не субъекты Федерации, являются пресловутыми донорами региональных и федеральных бюджетов. В конце концов, именно крупные города на всех выборах голосуют за ценности гражданского общества и правового государства.
Этих городов не так уж много, и сегодня они переживают не лучшие времена. Однако мы уверены, что в них сконцентрированы реальные, а не иллюзорные возможности экономического и социально-культурного развития страны. И именно они, вопреки всем кабинетным попыткам административно-территориального членения, обставляют тот костяк, остов России, который позволит удержать целостность страны и обеспечить устойчивость и управляемость ее дальнейшего развития.
У каждого города своя давняя, иногда тысячелетняя история. В городах-государствах античного Средиземноморья зарождались юридические институты и культурные модели, ставшие институциональной основой современного мира.
В средневековой Европе в городах возникали университеты, муниципии и городские рынки, давшие ростки новой ренессансной культуры и капиталистической организации производства. Так называемый «средний класс» складывался в Европе прежде всего, как «городской класс», объединяя представителей буржуазии, сферы услуг, чиновников и клерков, а также квалифицированных рабочих.
В Новое время город стал тем местом, где зародились наукоемкий менеджмент и современный инновационно-предпринимательский стиль деловой активности, основанный на объединении научных технологий и финансовой инженерии.
Индустриальное развитие XX века концентрируется, прежде всего, в больших городах — урбанизация подготавливает и поддерживает индустриализацию. Вступив в фазу постиндустриального развития, крупные города не только сохранили свое значение центров интенсивного политического и промышленного развития, но и стали источником новой, современной модели урбанизации. Степень урбанизированности территории измеряется теперь не столько долей проживающего на ней городского населения, сколько распространенностью модели городского образа жизни, исторически складывавшегося в сверхкрупных городах, на поселения разных типов.
В России индустриализация, запущенная в 20-е годы, форсировала развитие технологических составляющих промышленного производства, но не сопровождалась столь же быстрыми продвижениями в сфере социального и культурного развития. Советские «соцгорода» проектировались и строились как поселения при заводах и фабриках и тем напоминали традиционные для России слободы. Такой город мог быть чем угодно, но только не городом людей и для людей…
Добавим к этому, что индустриализация в СССР происходила на фоне кризиса индустриальной модели развития, постигшего развитые страны в конце 20-х годов. У нас же с упорством, достойным лучшего применения, монтировалась структура отживающего технологического уклада. Будучи соразмерным запросам армии и становясь органическим элементом военно-промышленного комплекса, этот уклад не был, да, по всей видимости, и не мог быть в дальнейшем переориентирован на потребительские и социальные запросы населения. После Второй мировой войны отечественная промышленность, так же, как и в 30-е годы, увеличивает выплавку чугуна и стали, хотя уже и военное дело все больше смещалось в сторону постиндустриальных ориентиров.
Таким образом, в СССР сложились глубокие разрывы между процессами индустриализации и урбанизации, с одной стороны, и складывающимися в ходе первичной индустриализации технологическим укладом и сдвигами в развитии мирового хозяйства — с другой. Недоступным для освоения оказалось большинство постиндустриальных технологий – информационных, сервисных и гуманитарных.
Еще раз подчеркнем, что отнюдь не всякое поселение, в повседневном или официальном словоупотреблении именуемое городом, является таковым с точки зрения индустриального, а тем более постиндустриального этапа урбанизации. Непременное условие существования и развития городской формы жизни — это разнообразие, интенсивность и функциональная связанность обращающихся в городе типов жизнедеятельности; развитость их пространственных и институциональных инфраструктур; высокая социальная и культурная мобильность населения, его готовность к самоуправлению, самоорганизации и инициативной самодеятельности:
дифференцированная сфера потребительских и социальных услуг; культурно-образовательная и информационная среда, удовлетворяющая спрос на современные цивилизационные модели качества и образа жизни; наконец, реальная приоритетность человеческого капитала и такое переустройство систем управления, когда управленческие решения начинают оцениваться как стимулы городского развития.
Собственным экономическим источником городского развития является рента. Грубо говоря, действующие на территории города производители товаров и услуг могут платить за городскую землю, недвижимость и инфраструктурные ресурсы разную цену. Уровень этой платы зависит от конкурентоспособности производимой ими продукции на различных городских, региональных или международных рынках. Если предприятие конкурентоспособно, оно сможет платить городу высокую ренту и тем самым делать вклад в его будущее развитие. Если нет — предприятие, пользуясь городскими ресурсами, регулярно недоплачивает за них.
Используя собственные муниципальные критерии, нормативы и стандарты, город способствует развитию на своей территории одних видов деятельности и производств и вытеснению других. Это также и выбор в пользу тех или иных структур занятости, профессиональных и социальных компетенций, моделей образа жизни и культурных ценностей.
Принимая установку на устойчивое (и управляемое) развитие, мы тем самым отдаем предпочтение такой стратегии городского управления, в которой именно устойчивость, управляемость и продвижение в развитии становятся главными качественными критериями принятия стратегических решений.
В этом смысле все разговоры про поддержку отечественного товаропроизводителя, ставшие «остро-модными» после 17 августа, будучи формально правильными, могут обернуться не только девичьими грезами, но и еще одним реальным (и, возможно, гораздо более серьезным) кризисом, если не ответить на вопрос, о каком производителе идет речь.
Кого, грубо говоря, стоит, а кого не стоит поддерживать. Совершенно очевидно, что геоклиматические условия России — ее пространственные масштабы, малая плотность населения и то, что более 65% ее территории находится в зоне климатического Севера, делают ряд отраслей и типов производства неконкурентоспособными с самого начала и в принципе. Развертывание или сохранение подобных производств в городах обернется, как минимум, двумя проблемами. С одной стороны, высоким уровнем издержек, а значит, высокой ценой конечной продукции и низкими зарплатами. Но это еще, как говорится, полбеды. К более серьезным последствиям приводит низкий уровень ренты, которую подобное предприятие способно платить городу за пользование землей, недвижимостью и инфраструктурными ресурсами.
Где выход? Не ясно ли, что куда более перспективным ресурсом развития крупных городов является их образовательный, интеллектуальный и научно-технический потенциал. С этой точки зрения крупные города могут рассматриваться как основа инновационной экономики производства проектных и управленческих решений, патентов и лицензий, опытных образцов наукоемкой продукции, уникальных технико-технологических систем, а в будущем — и технологий. Массовое индустриальное производство в этом случае вполне могло бы располагаться в других местах, где оно будет дешевле.
Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что именно современные крупные города, а не технополисы могли бы стать ядрами нового технологического развития. По этому пути в бывшем СССР уже ходили: следами этих походов остаются закрытые города, стареющие академгородки и наукограды.
Современный, инновационный стиль научного и проектного творчества не может обитать в «шарашках» гулаговского типа, закрытых «почтовых ящиках» и «спецгородах». Для него нужна свободная, личностно-ориентированная образовательная, культурная и гуманитарная среда. Сегодня она сохраняется и может воспроизводиться только в крупных городах, обладающих достаточным разнообразием форм деятельности и образов жизни, высокой концентрацией человеческого капитала и необходимой интенсивностью коммуникаций.
Не секрет, что сегодня крупные города, их исполнительная и представительная власть воспринимаются как политические и экономические конкуренты властей субъектов Федерации. Во многих регионах между этими двумя уровнями власти идет настоящая война.
К слову сказать, муниципальной бюрократии, по сравнению с субфедеральной и корпоративной, свойствен больший управленческий и социальный реализм. В силу своей близости к повседневному, «человекоразмерному» уровню трудовых и бытовых процессов она более восприимчива к управленческим инновациям и социальным изменениям.
Политика «подавления городов» требует пересмотра, потому что крупные города являются каркасной структурой России, несущей опорой общероссийского экономического, политического и управленческого пространства, а также, вероятно, потенциальными точками роста неоиндустриальной и конкурентоспособной России в мире XXI века.
Поставив вопросы: «Чьи это заботы? Чьим предметом ведения является городское развитие? И чьим может стать развитие каркасной структуры крупных городов?», мы обнаружим еще один разрыв в управленческом пространстве страны, еще одну «системную неразвитость» управления. Если, как говорилось в начале статьи, органы государственного управления и планирования «не видят» города как самостоятельную экономическую и социальную реальность, то и сами города не нашли еще того подобающего им места в политическом и управленческом пространстве страны, которое соответствовало бы их реальному значению как центров экономического и социального развития.
В нашей стране еще только пробивает себе дорогу процесс осознания городов (и других элементов системы расселения) как особого и отдельного измерения устойчивого и управляемого развития, а не нижнего, «местного» уровня управления (и планирования), как реального, в «натуральном выражении» мыслимого производственного и воспроизводственного процесса, как политической и культурной силы.
Есть надежда, что вновь созданное Министерство регионального развития, несмотря на свое усеченное название и слабость его нынешней позиции в правительстве, сможет придать этому пробивающемуся осознанию адекватное организационно-управленческое выражение. И что это ведомство даст новый импульс утраченной ныне практике разработки генпланов городов и систем расселения, интегрировав задачи городского, пространственного и производственного развития регионов.
Однако, как нам кажется, главные события, которые определят реалистичность ожиданий на устойчивое, целостное и управляемое развитие России, ждут нас в ином измерении. Все будет зависеть от того, какое место города отвоюют себе в политическом и управленческом пространстве страны.
