Свою первую масштабную книгу Мизес выпустил в свет практически одновременно с Шумпетером. Это произошло в 1912 году. Он посвятил ее анализу денег и фидуциарных средств обращения. Второе, немецкое издание было опубликовано в 1924 году, а английское издание в 1934. Таким образом, можно предположить, что хронологически базовые идеи этих двух участников семинара Бем-Баверка возникли одновременно и одновременно же стали доступны немецко- и англоговорящей публики. Вероятно именно поэтому они фокусируют своё внимание на близком круге проблем и при этом дают на них различные ответы. Хотя ортодоксальные представители австрийской школы часто пытаются вычеркнуть Шумпетера из ее истории и рассматривать в лучшем случае как незаконнорождённого ребёнка, ясно что оба великих экономиста ХХ века стоят на плечах теорий, разработанных Менгером, Бем-Баверком и Визером.
В предисловии ко второму изданию Мизес пишет, что в работе 1912 года ему не только удалось исследовать проблему инфляционизма, но и «показать неадекватность» существующих теорий денег и кредита и «указать на те изменения, которые угрожают нашей денежной системе в ближайшем будущем» и ведут к денежной катастрофе. Ясно, что он имеет в виду драматические события гиперинфляции разразившихся в разных странах мира — и прежде всего в Германии — в начале 20-х годов.
Он также подчеркивает, что «теория, которую я выдвинул в развитие и продолжение доктрин денежной школы [в 1912 году], сама по себе является достаточным объяснением [экономических] кризисов…». Это — очень важное замечание, к интерпретации которого нам придётся вернуться в следующих комментариях. Этот тезис усилен в английском издании. Мизес подчеркивает, что экономическая теория необходима для того, чтобы «указывать на отдаленные последствия» принятия тех или иных мер регулирования и действий на экономической арене, которые «будучи попытками излечить текущее заболевание, являются причинами развития в будущем ещё более тяжких недугов».
У нас есть все основания считать, что Мизес не только «предсказал» логику кризиса 1929 года, но и достаточно хорошо понимал, когда именно он может разразиться. В этом плане можно сказать, что исходные работы Мизеса [как и Шумпетера] обращены к предпринимателю и описывают то пространство, в котором ему приходится принимать свои решения, запуская те или иные предпринимательские проекты. Однако, в самой работе 1912 года «предприниматель» практически не упоминается — хотя все важные аспекты влияния денег и денежной политики на экономический расчёт [о которых мы сказали выше и которые более подробно разберём позднее] можно задним числом обнаружить уже в этом тексте.
Интерпретация функций предпринимательства в более явном виде проявляется в цикле работ Мизеса о социализме. Эта тема также [наряду с проблемой природы экономических циклов и кризисов] красной нитью пронизывает размышления австрийцев последней четверти ХIХ-начала ХХ века. Влияние социалистических идей растёт; марксистская теория, опирающаяся на так называемую «трудовую теорию стоимости» и призывающая к искоренению эксплуатации и отчуждения, распространяется среди интеллектуалов и маргинальной части рабочего класса как верховой пожар. Эта история продолжается и дальше — после событий 1917 года в России и 1923 года и дальше в Германии, несмотря на появление очевидных результатов и последствий «социалистических экспериментов» в разных странах мира — вплоть до сегодняшнего дня.
Один очень видный современный российский интеллектуал десяток лет назад ругал при мне «сталинизм» за то, что он исказил «подлинный социализм» и этим нанёс урон триумфальному шествию социалистической идеологии во всём мире. И сегодня тема, к подробному анализу которой Мизес обращается в начале 20-х годов, остается не менее актуальной. Мы видим новый всплеск интереса к социалистическим идеям в США и развитых Европейских странах, интеллектуальные элиты которых пытаются вновь забыть об онтологической, глубинной связи этих идей с практиками «большевизма» в России и «национал-социализма» в Германии.
Базовый тезис Мизеса предельно прост: с его точки зрения «в социалистическом обществе невозможен экономический расчёт и значит, нельзя быть уверенными в величине издержек и прибыли, [а также] использовать калькуляцию для контроля над операциями». Это значит, что при социализме невозможна деятельность предпринимателя. «Социалисты — пишет Мизес, — не способны осознать неизбежность постоянных изменений производства: их концепции социалистического общества всегда статичны. Лучше всего это видно на примере изображения предпринимателя. Очевидно же, что в центре любого анализа капиталистического порядка должен быть не капитал и капиталист, а предприниматель. Но социализм видит в предпринимателе нечто чужеродное процессу производства: достаточно экспроприировать этих паразитов, чтобы возникло социалистическое общество.
Характерное для социалистов не понимание предпринимательства выражается в идиосинкразии к спекуляции. Все социалисты просмотрели тот факт, что даже в социалистическом обществе каждому социалистическому действию противостоит неопределённость будущего и что его экономические последствия не ясны, даже если технически оно вполне успешно. В неопределённости, которая ведёт к спекуляции, они видят лишь последствия анархии производства, Тогда как на деле это результат изменчивости экономических обстоятельств. Множество людей не способны осознать, что в экономической жизни постоянны только изменения. Социализм это экономическая политика толп, масс, лишенных понимания природы экономической деятельности».
«При капитализме — продолжает он, — стремление индивидуального предпринимателя к прибыли способствует гармонизации интересов индивидуума с интересами общества. С одной стороны, предприниматель всегда пребывает в поиске новых рынков, а увеличение продаж более дешевых и совершенных товаров ведёт к сокращению сбыта товаров более дорогих и менее совершенных, создаваемых на не столь рационально организованных производствах. С другой стороны, предприниматель всегда в поисках более дешевых и более производительных источников сырых материалов, а также более благоприятных мест для размещения производства».
Свойства делового человека, по мнению Мизеса, нельзя отделить от позиции предпринимателя в капиталистическом мире. Врожденными могут быть только качества ума и характера, существенные для предпринимательства, но не сама «деловитость». Если вместо поощрения предпринимательской инициативы назначить на руководство тем или иным производством некое лицо, отвечающее за результаты своей деятельности не перед потребителем, а перед своим высшим руководством, то даже если это будет очень квалифицированный специалист — даже тот, кто раньше [например, до социалистической революции] был успешным предпринимателем — он не сможет вести эффективную [расчетливую] экономическую деятельность. «Предприниматель, отчуждённый от столь характерной для него роли в хозяйственной жизни, перестаёт выполнять свои функции. Сколь бы ни были велики его знания и опыт, он теперь не более чем должностное лицо. Обеспечить участие в прибылях тому, кто безразличен к убыткам — это стимулировать не серьезное отношение к делу».
Этот аспект ситуации вскрывает вторую характерную проблему социалистического хозяйства: невозможность найти такую организационную форму, при которой экономические действия индивидуума, не зависящего от сотрудничества с другими гражданами, не сделали бы пустышкой его ответственность за собственные действия. Здесь, как мы видим, логика рассуждений Мизеса перекликается с тезисом Найта, хотя эти рассуждения проводится практически одновременно. Напомню что Найт выпускает свою работу «Риск, неопределённость и прибыль» в 1921 году, а цикла работ Мизеса о социализме публикуется в 1920-1922 годах.
Итак, при социализме невозможен экономический [хозяйственный] расчёт как базовая деятельность предпринимателя.
https://www.facebook.com/shchedrovitskiy/posts/171406754389281