Петр Щедровицкий

Методологические заметки к вопросу о развивающейся мыследеятельности: новые горизонты программирования

Щедровицкий П.Г. Программный подход в контексте системомыследеятельностной методологии // Программирование культурного развития: региональные аспекты. Вып. 1. Москва, 1991. С. 34-92.

/
/
Методологические заметки к вопросу о развивающейся мыследеятельности: новые горизонты программирования

Прежде всего, необходимо еще раз подчеркнуть принципиальное отличие методологической онтологии от философской метафизики. Онтологические картины методологии представляют собой результаты эпистемологического синтеза, осмысленные и значимые в контексте прикладной практической работы: это есть опорные точки предметно-практического преобразования действительности. Другими словами, в онтологии подчеркивается принципиальная сложность предмета практики, с самого начала отвергающая и отбрасывающая все частные подходы и проекты действия. В этом гигантский отрицательный критический смысл онтологических картин такого типа. Другой аспект: превалирование на всех стадиях работы эпистемологического и деятельностного отношения к самой онтологии; последняя не только полагается как исторически преходящая, но и рассматривается как потенциальная организационно-деятельностная форма, как пространство возможной имитации, а значит, как схема для развертывания и трансформации.

Другими словами, онтологическая картина есть лишь одно из многих средств СМД-методологии в ее отношениях к практике. Чем больше разрыв между старой и новой деятельностью, между тем, что есть и тем, что должно быть, с точки зрения содержания методологического проекта, тем больше и мощнее должен быть план средств. Организация средств, их достаточная обобщенность и превращение идеальных схем объекта в средства особого рода позволяет, грубо говоря, снять качественный разрыв между старым и новым в условиях развития. Содержание методологии как практической философии должно, с этой точки зрения, обеспечивать необходимую вариацию в деятельности или возможность развития: то, что для деятельности есть широкая зона ближайшего и допустимого развития, то для методологии в ее инструментарии есть норма и опыт уже решенных задач, онтология и логика.

По сути дела, мы вышли к обсуждению вопроса о требованиях к онтологическим картинам при том условии, что они должны связывать «островки» теоретических методологических дисциплин с соответствующими сферами практики. Для того чтобы теперь сформулировать эти требования, мы должны, согласно прокламированному подходу, развивая эпистемологическую ориентацию, рассмотреть основные пути и процедуры использования этих онтологических картин. До сих пор мы ограничивались расплывчатым намеком на то, что онтология может «переноситься» в план практической деятельности и организовывать ее; при этом являясь прежде всего эпистемическим и семиотическим образованием, она лишь на следующих этапах истолковывается как представляющая мышление и деятельность и даже как изображающая их.

Теперь имело бы смысл более подробно остановиться на структурах самой методологической работы.

Методологический подход как особый способ мышления и деятельности становится необходимым тогда, когда при решении какой-либо задачи приходится строить и развивать одновременно ряд различных и разнородных организованностей деятельности, причем все эти организованности должны рассматриваться не сами по себе и для себя, а как средства одной деятельности (МД) и, следовательно, должны фиксироваться в своих функциях по отношению к этой деятельности, и в этом аспекте должны непрерывно соотноситься и согласовываться друг с другом. Какие именно организованности берутся для такого одновременного и согласованного развертывания и как именно они соотносятся и связываются друг с другом, зависит от многих исторических обстоятельств, и соответственно им меняется вид и тип самой методологической работы. 

Проектирование порождает иную методологическую работу, нежели классическая конструктивная инженерия, а научное познание — методологическую работу, отличную как от первого, так и от второго.     

В более ранних работах, рассматривая назначение и системное строение методологической работы, Московский методологический кружок стремился вывести методологию из анализа науки; схемы и представления несли на себе печать методической и научно-познавательной ориентации. 

Можно утверждать, что основная целевая установка и задача исходной работы состояла в том, чтобы методологическую работу из уже существующих простых деятельностей (в частности, методического анализа) представить как кооперацию этих деятельностей и тем самым подтвердить тезис о том, что «методологическое» представляет собой прежде всего особую функцию в сложной деятельности, а отнюдь не морфологическую организованность. На этом этапе еще не были понятны многие механизмы дифференциации и развертывания кооперативных структур.

Позднее были намечены две возможные линии и соответственно два механизма формирования собственно методологической деятельности на базе подобных кооперативных структур. Одна из них связана с необходимостью координировать работу всех профессионалов, входящих в структуру кооперации и программировать их общую деятельность, а другая линия — с необходимостью объединять работу нескольких профессионалов в одном лице и соответственно осуществлять ее иным способом и иными средствами, нежели раньше. Обе линии, хотя каждая по-своему, требуют создания совершенно особых и специфических организованностей методологической деятельности (особых представлений действительности, особых средств и процедур), и в конце концов это приводит к выделению и обособлению специальной методологической деятельности и сферы методологии.

Из сказанного следует, что формы и типы методологической работы в разных сферах социальной деятельности столь разнообразны и столь сильно отличаются друг от друга, что их невозможно и не имеет смысла описывать с помощью единой модели; здесь необходим и может помочь типологический метод. Если рассматривать соотношение и связь разных организованностей как чистую комбинаторику, то, в принципе, нетрудно построить формальную типологию, учитывающую число и вид соотносимых элементов. 

Но такая процедура, очевидно, не схватывает сути методологического подхода, ибо соотносимые организованности составляют лишь материал, а суть и назначение методологической работы состоит в том, чтобы связать все эти элементы и превратить их в одну целостную организацию — организованность и может быть даже в структуру.

Если рассматривать соотношение и связь разных организованностей как чистую комбинаторику, то, в принципе, нетрудно построить формальную типологию, учитывающую число и вид соотносимых элементов. Но такая процедура, очевидно, не схватывает сути методологического подхода, ибо соотносимые организованности составляют лишь материал, а суть и назначение методологической работы состоит в том, чтобы связать все эти элементы и превратить их в одну целостную организацию — организованность и может быть даже в структуру. Следовательно, главное состоит отнюдь не в элементах самих по себе, а в способах связи их через методологический подход и в нем самом.

Но сами способы связи элементов и компонентов методологической работы, как мы уже выяснили, имеют множественную природу и как бы «многоэтажное» строение. В основе всего лежат связи деятельностей, порождающих эти организованности внутри структур кооперации, затем идут связи самих этих организованностей, соответствующие движениям их в структуре кооперированной деятельности, еще дальше — способы, какими связи первого и второго рода отображаются и переносятся в действительность собственно методологического мышления; в этой последней форме типологическое различие исходных организованностей деятельности совершенно исчезает и растворяется, ибо все они здесь должны выступить как организованности методологического мышления. Именно поэтому, если мы хотим построить правильную и достаточно эффективную типологию методологических подходов, мы должны исходить не из различий материала, охватываемого методологической работой, а из внутренних механизмов и процессов методологического мышления.

Нередко эти внутренние механизмы и процессы пытаются «схватить» и типологизировать, сводя методологическое мышление и деятельность к другим типам мышления и деятельности, например, к методическому, научному, инженерно-конструкторскому и проектировочному. При этом, как правило, приводят генетические аргументы: методологическое мышление же не могло возникнуть «из ничего», а возникало и формировалось либо из научного мышления и познавательной деятельности, либо из проектирования, а потому оно должно сохранять свои специфические признаки генетических платформ и будет либо «методологическим познанием», либо «методологическим конструированием», либо «методологическим проектированием».

В подобном подходе по сути дела допускают ту же ошибку, что и при сведении методологической деятельности к материалу методологической работы. Хотя методологическое мышление формируется всегда на базе каких-то уже сложившихся способов мышления и, как правило, при ведущей роли одного на них — иногда естественнонаучного, иногда исторического, иногда проектного — тем не менее в самом процессе возникновения и оформления методологического мышления происходит такая переработка и трансформация этих способов и всех связанных с ними организованностей, которая уже не допускает обратного функционального и структурного сведения к исходным генетическим формам.

И хотя мы можем пользоваться и постоянно пользуемся такими выражениями, как «методологическое конструирование», хотя мы говорим о «естественнонаучных» знаниях в методологическом мышлении, все эти выражения фиксируют отнюдь не результаты сведения методологического мышления к другим видам мышления и деятельности, а специфические вторичные образования, возникающие внутри методологии как ее собственные элементы, организмы и организованности.

Таким образом, хотя мы и утверждаем, что формы и типы методологического мышления, вырастающие в разных сферах социальной деятельности, весьма разнообразны, тем не менее сейчас мы можем утверждать, что все эти типы и формы методологии имеют, во-первых, то общее свойство, что они вырастают и складываются как бы «поверх» всех этих деятельностей и их организованностей, над ними и охватывая их, а во-вторых, что они не могут быть сведены к другим деятельностям и их организованностям, имеют свою собственную специфическую структуру и организацию, по своему генезису и оформлению более сложную, нежели структуры и организованности других деятельностей.

Важным признаком методологического подхода и методологической деятельности является также то, что она постоянно использует в качестве своих средств и непрерывно развивает самые разнообразные знания и представления о деятельности, мышлении и их специфических организованностях.

Сначала для этой цели используются методические знания и операциональная проекция всех других знаний — социально-смысловых (отсюда вырастают среди прочего представления о целях и задачах деятельности), конструктивно-технических (из них извлекаются первые представления о средствах и орудиях деятельности) и естественнонаучных (они дают представления об объектах деятельности), а затем методология начинает развивать свой специфический комплекс научных и квазинаучных дисциплин, дающих ей теоретические знания о деятельности и мышлении, которые используются в качестве средств при построении и развертывании самой методологии. Благодаря этому сама методологическая деятельность организуется в сферу методологии с выделенными в ней конструктивно-техническими, научными и проектными подразделениями.

В настоящее время можно выделить четыре основных раздела общей теоретической методологии: а) «натуральные» и «технические» дисциплины, б) «деятельностные» дисциплины, в) всеобщая онтология и г) «методы». Эти разделы должны развертываться и развиваться одновременно и параллельно друг другу; между ними, следовательно, должны существовать отношения соответствия, взаимного рефлексивного отображения и, возможно, ассимиляции. 

Организация «деятельностных» дисциплин, в свою очередь, включает в себя теорию деятельности, теорию мышления, теорию познания, теорию научных исследований, теорию инженерии, теорию проектирования, теорию управления, теорию знаков, теорию знания, теорию сознания и ряд других. При этом возникновение общей методологии и связанное с этим оформление сферы методологии не могло, естественно, снять и остановить процессы порождения методологической работы и методологического содержания внутри других сфер деятельности: оформленная сфера методологии стала развиваться одновременно и параллельно с возникновением, становлением и развитием частных видов методологической деятельности.

Это двойное движение, совершенно естественное и продуктивное при правильной связи и взаимодействии названных направлений, в иных условиях может стать и сейчас нередко становится совершенно бессмысленным и непродуктивным: частные методологии во многих сферах складываются и оформляются не только безотносительно к общей методологии, но и не учитывая ее достижений и повторяя ее ошибки. Так, сфера проектирования порождает сейчас свою особую методологию, которая в абстракциях «идеального типа» может быть охарактеризована как соединение проектных, методических и научно-технических организованностей на базе соответствующих способов мышления. Такой тип методологической работы, хотя он только формируется, является сегодня очевидным анахронизмом. Сегодняшнее проектирование немыслимо без прогнозирования и управления, а следовательно, без специальных исторических, эволюционно-генетических и типологических исследований, дающих одно из важнейших оснований для управления. Более того, сегодняшнее проектирование, как мы уже говорили, нередко оказывается лишь элементом и составной частью социального управления, и соответственно этому должно исходить из его целей и подчиняться его принципам.

Это, в свою очередь, означает, что современное проектирование, если оно стремится обеспечить достаточный уровень проектной работы, связь проектирования с другими типами деятельности, должно опираться на теорию деятельности, семиотику и другие дисциплины, дающие основание для объединения и интеграции разных способов и стилей мышления.

Однако в той мере, в какой это происходит, получается, что сфера методологии расширяется, распространяется и захватывает другие виды и типы деятельности, а параллельно этому порождает внутри себя различные «прикладные области». Конечно, «захват» сферой методологии других сфер социальной деятельности является рефлексивным и идеальным; он не уничтожает и не устраняет других видов деятельности, а лишь обеспечивает их связь между собой и их органическую включенность в систему целого. 

Основной смысл этого «захвата» состоит в том, чтобы обеспечить согласованное развитие всех сфер деятельности: во-первых, соответственно их собственным имманентным тенденциям развития, а во-вторых, соответственно интересам и возможностям всей совокупности общественных деятельностей. Но при этом, как мы уже подчеркивали, содержание и смысл имманентных структур и систем деятельности во многом перестраивается и трансформируется.

Основной смысл этого «захвата» состоит в том, чтобы обеспечить согласованное развитие всех сфер деятельности: во-первых, соответственно их собственным имманентным тенденциям развития, а во-вторых, соответственно интересам и возможностям всей совокупности общественных деятельностей. Но при этом, как мы уже подчеркивали, содержание и смысл имманентных структур и систем деятельности во многом перестраивается и трансформируется.

Как всякое естественно-историческое явление, проектирование, уж раз речь зашла о нем, складывается и развивается независимо от желания и воли отдельных людей. В этом плане оно представляет собой «естественную силу», захватывающую и подчиняющую себе все, что в нее попадает, в том числе — людей, работающих в самой сфере проектирования. Для исследователя, видящего проектирование в таком свете, все эти изменения выступают как результат «естественного» процесса, независимого от деятельности людей, и обусловленного либо внутренними факторами самого проектирования, либо внешними условиями его существования. Но вместе с тем человечество уже не хочет принимать все подобные процессы как извне данную силу и как стихию, к которой можно только приспосабливаться. Человечество хочет управлять этими процессами, наилучшим способом организуя саму деятельность и, в частности, сферу проектирования, и перестраивая их, если они начинают развиваться «не в том направлении и не так, как нужно».

Исследователь, принимающий эту практическую задачу и исходящий из нее, представляет себе проектирование и любую сферу деятельности особым образом — как объект сознательной целенаправленной деятельности человечества и его отдельного агента — человека, а изменение и развитие проектирования — как продукты этой деятельности, ее творение. Вся сфера проектирования при таком подходе подобна «изделию», которое мы можем проектировать и изготовлять, она является нашей искусственной конструкцией.

Соединяя исследовательскую работу и практическое преобразование сфер деятельности, СМД-методология впрямую выходит на прикладную организационную работу с межпрофессиональными коллективами: работа мышления заменяется реальной МД собравшихся людей. Обратной стороной методологического программирования оказывается комплексная организация межпрофессиональных коллективов. Так же как вопрос о деятельностном знании выводит нас к задачам проектирования и программирования деятельности, в ходе программирования происходит трансформация практических и прикладных в своем исходе задач в суперпрограммы научных и теоретических разработок.

Именно необходимость развивать комплексную и разнопозиционную в своем основания деятельность приводит к оформлению работы по созданию средств и методов в самостоятельную практику особого рода. Если мы стоим только на точке зрения проектирования отдельной «машины» деятельности, то методология может и должна быть редуцирована. Однако в практике современного управления и строительства деятельности мы реально никогда не сталкиваемся с такого рода переупрощенными задачами: создаваемые «машины» должны не только и не столько производить, сколько развивать деятельность и развиваться сами. В силу этого методология с необходимостью развертывается в особую суперструктуру, в источник содержательного управления, а во многих случаях должна быть еще специально создана методологическая служба развития.

Изображение «ситуации» как объекта особого рода и его анализ в контексте программирования есть лишь одно из направлений развертывания методологии как практической философии.

Позиционный рисунок прагматической ситуации в данном случае позволяет вернуться к проблемам логики и герменевтики и осмыслить их как предельно практические формы освоения действительности. По сути дела все позиционные схемы строятся на имплицитном предположении, что между позициями актуально существуют или могут быть воссозданы связи коммуникации, а передаваемые из одной позиции в другую организованности получают определения от структур ситуации взаимодеятельности к смыслу и значению частных высказываний.

В других случаях методология скорее берет самое себя за образец и точку отсчета: в этом случае можно говорить о методологической экспансии. При переносе средств, аккумулированных в методологии, из одной области в другую, целеобразование всегда происходит имманентно, за счет избыточности средств и разницы состояния двух сфер или систем деятельности. Это вместе с тем означает, что цели развития по большей части определяются ретроспективно или же звучат в терминах рационализации деятельности относительно других сфер или состояния самого методологического «арсенала».

Но точно так же может быть рассмотрена связь и отношение между прошлым и будущим состоянием одной и той же деятельности. В этом случае оказывается, что методология кумулирует практические мотивы всей социокультурной ситуации. Имея богатый опыт проектирования и программирования различных сфер и систем деятельности, она несет в себе огромный развивающий потенциал, практически несопоставимый с горизонтами самоизменения и самосовершенствования самих сфер.

Конечно, можно утверждать, что и «развитие» в определенных условиях является разрушительным, что оно осмысленно лишь в зоне ближайшего возможного изменения самой деятельности.

Практика развития деятельности естественно оформляется в рамках методологии в своеобразный «гербарий»: там представлены как отдельные эпизоды «удачного» развития, так и случаи «варварства» и «насилия». Опыт развития может оформляться в виде образцов организации работ, описания ситуаций взаимодействия с другими сферами и областями, особой онтологии, поддерживающей и обеспечивающей работу развития. Перенос элементов деятельности из одной ситуации в другую, их «сборка» и реорганизация регулируются специальным набором представлений. Онтологические картины теории деятельности, равно как и онтология общественных систем, задают осмысленность «сборки» новой целостной деятельности из старых элементов. Напротив, связи между применяемыми средствами и эмпирической областью деятельности, подлежащей реорганизации, превращаются в историю и трактуются исторически.

В последнее время все чаще можно слышать резкие упреки, касающиеся «искусственно-технической» точки зрения в области развития. Рассматривая систему управления, существовавшую у нас в стране в последнее время, многие ученые и общественные деятели видят в ней предельное выражение такого рода искусственной позиции и технического энтузиазма в отношении к социальным системам. Они обращают внимание на то, что отнюдь не все явления социальной жизни можно организовать и переделать в соответствии с целями, пусть даже благими. Они подчеркивают наличие собственного времени и собственной имманентной линии развития любой мало-мальски автономной и самостоятельно-деятельностной структуры, любого социального образования.

В работах экономистов и, в частности, в тех экономических утопиях, свидетелями распространения которых мы сейчас являемся, подчеркивается и утверждается роль «естественных» механизмов и «естественных» процессов хозяйственной жизни, которые были нарушены на предыдущих этапах исторического развития и теперь должны быть восстановлены. Возвышенная ода «естественности», сквозящая в этих размышлениях, понятна, если иметь в виду реальную историю и те социально-экономические последствия, к которым во многих областях привело проведение в жизнь непродуманной искусственно-технической стратегии. Однако идеология «естественности», взятая в своей предельной — и в этом плане равно абсурдной — постановке не может, с нашей точки зрения, стать основанием для разумной политики и разумного управления.

Нелишне здесь вспомнить, что сами экономические механизмы, которые рассматриваются и трактуются чуть ли не как врожденные механизмы любого общества, являлись результатом длительной и, как мы сейчас понимаем, искусственно-технической организации. Для общества XII века экономический механизм являлся предельно противоестественным, был, говоря современным языком, глобальной инновацией, и лишь спустя 300 или 400 лет оестествился и преобразовал те социальные процессы, комплекс которых мы сегодня считаем естественным. Понимая идею «естественных экономических механизмов» как реакцию на сложившееся положение дел, мы не можем принять ее как стратегию развития общественного устройства. Более того, необходимо очень хорошо понимать, что для нашего общества и для нашей системы управления сам возврат к этим якобы «естественным» механизмам является предельно искусственным, мучительным и не менее разрушительным для общей организации хозяйства процессом, чем те «командно-административные» и «директивные» методы, с отвержения которых мы начинаем.

Подходя к вопросу о развитии общества и хозяйства исторически, следует подчеркнуть, что «искусственная» точка зрения не отменяет и не устраняет «естественную», точно так же, как и первая не может опровергнуть и устранить вторую. Это достаточно хорошо понимал К. Маркс. Это, слава богу, имеем шанс понять и мы — и при этом не абстрактно-теоретически, а организационно-практически. Будет обидно, если окажется, что для того, чтобы понять принцип соотношения «искусственного» и «естественного», нам придется удариться в другую крайность и потратить еще 20 или 30 лет на то, чтобы реализовать, а потом отвергнуть концепцию предельной естественности.

Развитие и изменение деятельности выступает и должно выступать перед нами как двуликий Янус: с одной стороны, как процесс, независимый от людей, захватывающий их деятельность и подчиняющий ее своим стихийным законам развития как «естественное», а с другой — как продукт сознательной и целенаправленной деятельности людей, как продукт планирования, проектирования, программирования и реализации, как «искусственное».

Для этого прежде всего должны быть разработаны новые средства и приемы мышления и деятельности, позволяющие нам работать с деятельностью и ее организованностями как с И — Е и Е — И-объектами.

Эти средства и приемы сегодня разрабатывает и формирует СМД-методология. В прошлые столетия ставить вопрос об искусственном построении или конструировании каких-либо сложных систем деятельности было бессмысленно, ибо сначала не было достаточного числа разнообразных образцов деятельности, а потом, когда эти образцы появились, не было достаточного осознания их функций, основных элементов, способов и законов их жизни.

Сейчас положение изменилось. Предшествующая история естественного развития разных систем деятельности и всего человеческого мышления в целом дала нам образцы, на которые мы можем ориентироваться, а наука и философия — выработали средства, с помощью которых можно проектировать и создавать новые деятельностно-природные и социальные образования.

Практика развития деятельности естественно оформляется в рамках методологии в своеобразный «гербарий»: там представлены как отдельные эпизоды «удачного» развития, так и случаи «варварства» и «насилия». Опыт развития может оформляться в виде образцов организации работ, описания ситуаций взаимодействия с другими сферами и областями, особой онтологии, поддерживающей и обеспечивающей работу развития. Перенос элементов деятельности из одной ситуации в другую, их «сборка» и реорганизация регулируются специальным набором представлений. Онтологические картины теории деятельности, равно как и онтология общественных систем, задают осмысленность «сборки» новой целостной деятельности из старых элементов. Напротив, связи между применяемыми средствами и эмпирической областью деятельности, подлежащей реорганизации, превращаются в историю и трактуются исторически.

СМД-методология в теоретическом плане наиболее остро из всех существующих дисциплин ставит проблему соотношения И и Е. И хотя сами эти основания развиты сейчас явно недостаточно, хотя разработка их началась совсем недавно и не приобрела необходимого размаха, тем не менее уже того, что есть сейчас, достаточно, чтобы вести практическую и прикладную работу методологического исследования и методологического программирования различных систем деятельности и различных сфер. Одним из направлений развития прикладной методологии сегодня является практика организационно-деятельностных игр (ОДИ), на базе которой формируются программы локальных социальных экспериментов с опорой на игровые формы организации коллективной мыследеятельности и программы создания прикладных методологических служб. 

В своих взаимоотношениях с другими областями и сферами деятельности сфера методологии имитирует проблему соотношения И и Е в управлении и развитии, а тем самым прокладывает дорогу для управления развитием совокупного мышления и деятельности людей.

Поделиться:

Методологическая Школа
29 сентября - 5 октября 2024 г.

Тема: «Может ли машина мыслить?»

00
Дни
00
Часы
00
Минуты

С 2023 года школы становятся открытым факультетом методологического университета П.Г. Щедровицкого.