Философия России

Толстой Лев Николаевич

Один из наиболее крупных, влиятельных и известных в мире русских писателей, религиозный мыслитель, педагог, просветитель, политический публицист, общественный деятель, благотворитель. (1828-1910)

/
/
Толстой Лев Николаевич

Философия всегда занимала меня, я любил следить за этим напряженным и стройным ходом мыслей, при котором все сложные явления мира сводились — их разнообразия — к единому. Но когда я захотел справиться, получить ответ на вопрос, что такое жизнь, для того, чтобы знать, как жить, я получал или ответ о том, что всё, следовательно и я, есть субстанция, или дух, или воля, но это я и сам знал. Я знал, что я — что-то такое, такое же, как всё во всем мире; а что это названо было субстанцией, духом или волею, мне нисколько не помогло. Философия оставалась умственной игрой, справедливой самой в себе, а вопрос оставался без ответа и только повторявший другими словами то самое, что составляет сущность вопроса жизни. В том отделе философии, который называется этикой и который прямо отвечает на мой вопрос жизни: зачем я живу? философия только утверждает то, что проявляется в жизни людей. Кант, самый строгий мыслитель нового времени, утверждает, что в человеке лежит категорический императив, т. е. говорит, что такое человеку нужно делать. Но что и зачем — он не может сказать. Шопенгауэр говорит, что в человеке лежит потребность заесть своего ближнего и сострадать ему; но зачем я живу и что выйдет из моей жизни, он не говорит.

Л. Н. Толстой

Лев Николаевич Толстой (1828–1910) — один из наиболее крупных, влиятельных и известных в мире русских писателей, религиозный мыслитель, педагог, просветитель, политический публицист, общественный деятель, благотворитель.

В одном кратком очерке невозможно охватить все мировое значение Толстого и рассказать обо всех обстоятельствах его биографии, поэтому мы сосредоточимся на конкретном вопросе о творчестве Толстого философа.

Для этого мы обратимся к статье историка русской философии, д.ф.н. А. Д. Сухова «Философ ли Л. Н. Толстой?».

Приводим выдержки из текста:

«Толстой как писатель был принят сразу. Уже первая его повесть, «Детство», была оценена высоко, и ему было предсказано большое литературное будущее. Слава его в литературной среде и у читателей с годами все более росла. Он стал классиком при жизни. Все сходились во мнении, что Толстой – писатель великий.

Иным было отношение к Толстому-философу. Правый лагерь его философию не только не принимал и отвергал – он ее преследовал. Его сочинения с философским содержанием, как правило, в России не пропускались цензурой, не публиковались и искали путь к соотечественникам через зарубежные издания, а также при помощи списка, пишущей машинки, гектографа. Некоторые из них сделала более доступными первая русская революция, другие оставались под запретом вплоть до 1917 г. За распространение и даже хранение их можно было поплатиться арестом, судом, тюрьмой, каторгой. В правой печати против идей Толстого велась шумная пропагандистская кампания, нередко сопровождаемая грубой бранью. В адрес Толстого шли письма, авторы которых за несогласие его с существующими социальными порядками и православием угрожали ему расправой. В 1901 г. Толстой был отлучен от церкви. Однако философия его не вызывала сочувствия и слева. В обстановке революционных и предреволюционных ситуаций начала XX в. казались весьма сомнительными и совсем несвоевременными идеи Толстого о непротивлении, всеобщей любви и т.п. Систему его воззрений В.И. Ленин считал утопичной и реакционной «в самом точном и в самом глубоком значении этого слова». Ленин находил в его учении проповедь «новой, очищенной» религии, культивирование «самой утонченной» поповщины. Согласно Г.В. Плеханову, Толстой вообще был «крайне слабым мыслителем». Плеханов утверждал, что он «остался в стороне от нашего освободительного движения», что его идеология «идет вразрез со всеми прогрессивными стремлениями нашего века». <…>

Читают эти философские произведения немногие. Обращаются к ним преимущественно те, кто специально занимается творчеством Толстого. В общем, философия Толстого осталась невостребованной. Справедливо ли это? Сам Толстой считал, что его философское творчество не менее значимо, чем художественное. Интерес к философии пробудился у него рано. Во второй части трилогии, «Отрочестве», как и в других ее частях, получили отражение события и размышления, имеющие автобиографический характер. Толстой вспоминал здесь, что где-то к 14–16-ти годам «все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представились мне; и детский слабый ум мой со всем жаром неопытности старался уяснить те вопросы, предложение которых составляет высшую ступень, до которой может достигать ум человека, но разрешение которых не дано ему». <…>

Во время учебы в Казанском университете он занимается философией уже профессионально. Толстой изучает здесь философию права, берет для разработки тему – сопоставление «Духа законов» Ш.Л. Монтескье и «Наказа» Екатерины II. Работа, которая осуществлялась в марте 1847 г., привела его к выводу, что идеями французского мыслителя императрица пользуется для прикрытия и оправдания государственного деспотизма. Производя исследование, Толстой убеждается в том, что занятия философией трудно сочетать с тем уровнем, на котором она находится в учебных программах. В апреле 1847 г. он увольняется из университета с тем, чтобы работать самостоятельно. Впоследствии он постоянно противопоставлял собственную философию казенной, «профессорской». Философского же творчества он никогда не оставлял. В 1861 г., когда его литературная деятельность шла к своему зениту, он так характеризует свой режим: «Каждое утро философское, вечер – художественное». <…>

С конца 70-х – начала 80-х гг. философия становится для Толстого уже главным делом, хотя он, естественно, не оставляет и литературы. Его теперь, как об этом свидетельствует он сам, «больше всего занимает философия». Таким образом, один из наиболее сильных умов человечества трудился в философской сфере более 60-ти лет. Толстым написана целая серия философских монографий. Они фундаментальны и по содержанию, и по объему. От книги к книге он логически разрабатывает систему своих воззрений, вовлекает в орбиту рассмотрения новые пласты социальной действительности и общественного сознания, проверяет прежде высказанные соображения на материале, который осваивается вновь. Толстой написал множество статей на философские темы, в которых или предварял монографическое освещение проблемы, или разъяснял и комментировал положения, высказанные ранее. Большое значение он придавал также дневнику, записным книжкам. Они предназначены не только для личного пользования. Многие тексты, в том числе философского характера, создавались для их последующей публикации. <…>

Летом 1881 г. Толстой завершил свою «Исповедь», которая и положила начало его книгам, посвященным вопросам мировоззрения, философии, этики, эстетики, политики. Он писал в ней, что жизнь привилегированного круга опротивела ему, потеряла для него всякий смысл. Действия же трудящегося народа представились ему единым настоящим делом. Эта принципиальная установка и предопределила взгляды его по всем другим вопросам. Толстой говорил в связи с этим о пережитом им перевороте. Это не означает, однако, что он совершенно иначе стал смотреть на окружающий его социальный мир, оценивать его. Разрывы с прежней системой взглядов и обретения иной известны истории, в том числе русской. Ничего подобного с Толстым в конце 70-х – начале 80-х гг. не произошло. Говоря в «Исповеди» о совершившемся в нем перевороте, он подчеркивал, что переворот этот давно готовился и что задатки его всегда были ему свойственны. Переворот сводился не к отрицанию и разрыву, не к смене одного качества другим, а к переходу количественных накоплений в качественное состояние, неоформленного в оформленное, организации разрозненных и недостаточно выношенных идей в тщательно разработанную систему. Воззрения Толстого не распадаются на такие периоды, которые противоречили бы один другому. Время работало на один и тот же комплекс идей, усиливая его, а не на разные. <…>

Такой краеугольный камень толстовского учения, как неприятие насилия, также был заложен очень рано. В «Отрочестве» описаны его отношения с гувернером, склонным внести насилие в процесс воспитания, что привело к бурной сцене. «Едва ли этот случай, – считал Толстой, – не был причиной того ужаса и отвращения перед всякого рода насилием, которые я испытывал всю свою жизнь». Представление о том, сколь рано зародился у Толстого религиозный скептицизм, также можно составить на основании того, что об этом рассказано им самим. Из «Отрочества» мы узнаем, что «первый шаг» на пути религиозных сомнений был сделан им в 14-летнем возрасте. Когда перед ним встали общие жизненные вопросы, стало выясняться, что религия не вписывается в его теоретические рассуждения. В «Исповеди» Толстой писал: «Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили. <…>

Отвергая религии, известные истории, Толстой стремился поставить на их место свою собственную, синонимом которой являлась нравственность. Употребление понятия «религия» не в том значении, которое общепризнанно и общеупотребительно, создавало, конечно, предпосылки для недоразумений и фальсификаций. Толстой «религиозен» подобно Л. Фейербаху, Э. Геккелю, А. Эйнштейну или А.В. Луначарскому, также не отказывавшимся от самого термина «религия», но дававшим ему произвольное толкование, вкладывавшим в него иной, отличный от принятого, смысл. Работа, имеющая отношение к философии, велась Толстым целеустремленно, без каких-либо особых зигзагов. Он отдавал ей не только много времени, но и сил. Так, противопоставляя свои взгляды традиционному христианству, Толстой, как говорит об этом он сам, «долго трудился», «выучил богословие, как хороший семинарист». Изучив различные катехизисы, послания восточных патриархов, он обратился к сочинениям Петра Могилы, Иоанна Дамаскина, современного ему русского богослова Макария (М.П. Булгакова)… Исследуя «Библию», он пользовался еврейскими, греческими и латинскими текстами, равно как немецкими, французскими, английскими и русскими переводами, выявлял разночтения, делал новые переводы. Чтобы составить себе полное представление о православии, он встречался с Макарием, другими теологами, посещал Троице-Сергиеву и Киево-Печерскую лавры, Оптину пустынь, беседовал с монахами.

Даже создание книги по эстетике, предмету ему наиболее близкому («Что такое искусство?»), потребовало от него 15-ти лет труда и поиска, размышлений, бесед с писателями, музыкантами, художниками и критиками, проб пера по некоторым частным аспектам темы. Его сочинения, в которых поднимались проблемы философии, как это и вообще характерно для Толстого, готовились тщательно, неоднократно переделывались на стадии рукописей и набора, так что подготовительные их варианты могут во много раз превосходить текст самой публикации. За свою долгую жизнь Толстой приобрел огромную философскую эрудицию. Он был знаком со всей философской классикой – от авторов древности до К. Маркса и Ф. Ницше. В ранний период своего философского развития он испытывал сильное влияние Ж.Ж. Руссо. Толстой считал его своим учителем.

Он прочел все написанное Руссо, включая его переписку и «Музыкальный словарь». К творческому наследию Руссо Толстой обращался и позже. В произведениях французского философа его привлекали мысли о равенстве людей, единении человека с природой, критическое отношение к цивилизации, городской жизни. Из мыслителей Запада, помимо Руссо, он особенно выделял И. Канта, А. Шопенгауэра, Б. Спинозу. Л. Фейербаха Толстой находил превосходным, говорил, что он его увлек, советовал перевести на русский язык «Сущность христианства». Р. Оуэну и П.Ж. Прудону он противопоставлял К. Маркса, подчеркивая, что «Маркс старался найти научные основания для социализма».

Многих русских философов Толстой знал не только по их произведениям, но и лично. Он поддерживал дружеские отношения с Ю.Ф. Самариным, Н.Н. Страховым, Н.Я. Гротом, был знаком с А.С. Хомяковым, Н.Г. Чернышевским, К.Н. Леонтьевым, В.С. Соловьевым, Н.Ф. Федоровым, П.Д. Юркевичем, Б.Н. Чичериным и др. <…>

Будучи в 1861 г. в Лондоне, Толстой неоднократно посещал А.И. Герцена. Эти встречи навсегда запомнились ему и вынес он из них немало. О Герцене, беседах с ним, прочитанных его произведениях Толстой с теплым чувством вспоминал до последних дней своей жизни. Высоко ставил Толстой, как философа, К.Н. Леонтьева. Родственным по духу мыслителями находил он Ф.М. Достоевского и П.А. Кропоткина, хотя ни с тем, ни с другим не был знаком лично. Толстой был одним из немногих русских литераторов, которые обратили внимание на творчество народных теоретиков. <…>

Хамовники и особенно Ясная Поляна стали своеобразными центрами русской культуры, в том числе – философской, местами паломничества к Толстому. В Ясной Поляне наряду с философами старшего поколения Толстого посещали и философы новой формации – Д.C. Мережковский, В.В. Розанов, Л. Шестов, М.О. Гершензон. Здесь обсуждались самые разнообразные вопросы, происходили диспуты, неформальные семинары. И сам Толстой, и его собеседники немало получали от этих встреч. Один из посетителей, В.В. Розанов, так передавал свое впечатление от философствовавшего Толстого: «Все было высокопоучительно; я почувствовал, до чего разбогател бы, углубился и вырос, проведя в таких разговорах неделю с ним! Так много нового было и в движениях его мысли, и так было ново, поучительно и любопытно наблюдать его. Учился и из слов и из него. Он не давал впечатления морали, учительства, хотя, конечно, всякий честный человек есть учитель, – но это уже последующее и само собою. Я видел перед собою горящего человека, …бесконечным интересующегося, бесконечным владевшего, о веренице бесконечных вопросов думавшего. Так это все было любопытно; и я учился, наблюдал и учился». <…>

Казалось бы, философия Толстого – после того, как политическая конъюнктура, при которой она создавалась, стала достоянием истории – имеет достаточно шансов, чтобы стать популярной. Между тем это совсем не так. Доступ к ней до сих пор затрудняется некоторыми сложившимися о ней стереотипами. Остановимся здесь по крайней мере на двух из них.

Первый относится к концепции непротивления. Путь революционной борьбы за социальные идеалы Толстому был чужд. Он рассчитывал добиться их осуществления мирными действиями. Толстой выражал несогласие и с официальным курсом, и с попытками противодействовать ему методами, ведущими к политической революции. В последовательном решении социальных коллизий Толстой придавал большое значение нравственной проповеди. Насилие же должно быть исключено из социального обихода, так как оно не способно порождать ничего, кроме нового насилия. Ему-то и противопоставлялось непротивление. Толстовская категория непротивления вызвала полемику сразу после ее появления на свет, которая продолжалась и впоследствии. Она была раскритикована слева и справа, окарикатурена и почти единодушно отвергнута. Непротивление, однако, не понималось Толстым как исключительно пассивное отношение к насилию. При обращении к нему предполагалась целая система мер, нейтрализующих насилие государственной власти: неучастие в существующем строе, в том, что поддерживает его – в армии, судах, податях, «ложном учении» и т.п. В XX в. такое же понимание непротивления и ненасильственных действий было положено в основу «ненасильственного несотрудничества» и «гражданского неповиновения». То, что подобные представления появлялись и появляются вновь и вновь – свидетельство их неслучайности. Они существуют не только параллельно с воззрениями Толстого, но и испытывают на себе их воздействие. Они, эти представления, были апробированы социальной практикой, в частности, в Индии в процессе освобождения ее от колониальной зависимости. <…>

Осуждая насилие, производимое и охранителями, и оппозицией, Толстой не ставил между этими двумя его видами знак равенства. С одной стороны была государственная власть, по его мнению, органически не способная обходиться без насилия, да еще в его исторически отживших, грубо деспотических формах, с другой – ответ на это насилие, стремление противодействовать ему, что «целесообразно». Деятельность революционных сил, хотя она и не встречала у него поддержки, была, как считал он, все же «простительна». К тому же преступления правящих верхов «в сотни раз» превышают то, что совершается революционерами. «Насилие правительства и воров одинаковое, но насилие революционеров особое», – подчеркивал он. <…>

Недоразумения возникли и по поводу отношения Толстого к цивилизации, ее проявлениям – науке и искусству. Бытует мнение, что Толстой, по крайней мере в поздний период своей жизни, все это отрицал, считал ненужным. Отождествляют при этом идейные позиции Толстого и Ж.Ж. Руссо, мыслителя, философский авторитет которого Толстой признавал. Как известно, Руссо руководствовался принципом, что мир, первоначально совершенный, был испорчен руками человека. Сам Толстой заявлял в связи с этим: «Меня сравнивают с Руссо. Я много обязан Руссо и люблю его, но есть большая разница». Толстой отрицал не всякую цивилизацию, а лишь ту, которую он называл лжецивилизацией. Эта лжецивилизация и сопутствующие ей «мнимая наука» и «извращенное искусство» вместо того, чтобы служить народу, беспринципно обслуживают лишь верхушку общества. «То, что называют цивилизацией, – писал Толстой, – есть рост человечества. Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли это, или дурно. Это есть, – в нем жизнь».

Многие произведения русских философов, а не одного Толстого, испытали на себе превратности судьбы. Не жаловала их цензура. Некоторые из них долго лежали в рукописях и, появившись на свет, вынуждены были включаться в иной философский контекст, контактировать с идеями, высказанными позже, воздействовать не на ту философскую среду, при которой они создавались. Были и другого рода работы. Содержа в себе некоторые традиционные начала, консервативные и охранительные, или подозреваясь, что таковые им свойственны, они подвергались остракизму со стороны передового общественного и философского сознания, включались им, по выражению Н.А. Бердяева, в своего рода индекс осужденных книг, не проходили уже не официальную, а общественную цензуру, в результате чего читатель сторонился их сам. Но никто, кажется, кроме Толстого, не подвергался столь жесткому натиску, который шел бы сразу с двух сторон. На сегодняшний день несправедливости, прежде допущенные в отношении русской философии, в значительной мере исправлены. В свое время были широко изданы сочинения опальных материалистов, в последние годы – идеалистов, религиозных мыслителей. Не восстановленными в своих правах остаются основные философские произведения Толстого. Думается, что пришло время философскому сообществу позаботиться и о них: собрать воедино и сделать доступными для большого круга читателей».

Основные работы Л.Н. Толстого (нехудожественные работы)

  • «Четвероевангелие: Соединение и перевод четырёх Евангелий» (1892–1894)
  • «Исповедь» (1884)
  • «В чём моя вера?» (1884)
  • «Исследование догматического богословия», ч. 1 (1891), ч. 2 (1896) 
  • «Христианство и патриотизм» (1895)
  • «Что такое искусство?», гл. 1-5 (дек. 1897), гл. 6-20 (янв-фев. 1898)
  • «Царство Божие внутри вас» (1893)
  • «Одумайтесь!: Статья по поводу русско-японской войны» (1904)
  • «Краткое Изложение Евангелия» (1906)
  • «Не могу молчать!» (1908)
  • «Путь жизни» (1911)
  • «Суеверие государства» (1917)

Список очерков о философе

….

Поделиться:

Перейти в раздел Философия России

Третья методологическая школа П.Г. Щедровицкого

Формат: очно | Начало: 28.09.25

До начала школы осталось:

00
Дни
00
Часы
00
Минуты

Третья Методологическая школа будет проходить с 28 сентября по 4 октября 2025 года в Черногории, г. Херцег-Нови.