Петр Щедровицкий

Формирование методологического мышления как культурно-исторический и социокультурный проект

Щедровицкий П.Г. Формирование методологического мышления как культурно-исторический и социокультурный проект / Чтения памяти Г.П. Щедровицкого 2004-2005 годов. М. : ННФ Институт развития им. Г.П. Щедровицкого, 2006. С. 7-20.

/
/
Формирование методологического мышления как культурно-исторический и социокультурный проект

Мое выступление будет посвящено осмыслению идеи мыследеятельности (далее — МД) и ее роли в проектировании социокультурных форм организации, соразмерных интуиции проекта формирования методологического мышления.

Я рассматриваю то, что буду говорить сегодня, в контексте нескольких других моих выступлений и суждений, в частности, предисловия к сборнику чтений 2002-2003 гг., моего доклада 1994 года, касающегося истории и перипетий развития Московского методологического кружка (ММК).

С моей точки зрения, распад Советского Союза, деиндустриализация отечественного социально-экономического комплекса в 90-е годы прошлого века поставили на грань выживания целый ряд областей деятельности, сложившихся в бывшем Советском Союзе и традиционно характеризующих институты, обеспечивающие воспроизводство и развитие в странах первого мира. Речь идет о таких областях, как фундаментальная наука, кинематограф, философские и социально-гуманитарные исследования.

В аналогичной ситуации в определенный момент оказалась системомыследеятельностная (СМД) методология, создававшаяся как специфический институт развития и опиравшаяся на разветвленный куст научных исследований, научно-проектных и опытно-конструкторских разработок — эпистемологических, логико-методологических, психолого-педагогических, исторических и т.д. В какой-то момент как внутри сообщества, так и вне его получила распространение точка зрения, согласно которой деятельностная и МД-методология является внебрачным ребенком советского тоталитаризма и умрет вместе с ним. Необходимо заметить, что этот тезис, с которым я не согласен по сути, имел основание, коренящееся в формах и способах социокультурного самоопределения методологического сообщества.

Специфической формой существования и реализации результатов и продуктов 30-35-летней деятельности Московского логического (и позднее Московского методологического) кружка, а также для отдельных выходцев из методологического движения в последнее 15-летие стали сначала так называемые организационно-деятельностные игры (далее — ОДИ), а затем, во второй половине 90-х, большая часть активности и вовсе сместилась в сторону учебной (при этом не специфически методологической), учебно-консультационной и консультационной работы.

У меня не вызывает сомнений тот факт, что Георгий Петрович Щедровицкий догадывался о возможном развитии событий уже с середины 70-х годов, когда в среде советской высшей номенклатуры стали циркулировать данные о реальном экономическом положении Советского Союза и появились первые сценарии развития событий в последней четверти XX века. 

У меня также не вызывает сомнения тот факт, что метод ОДИ, удачно объединивший опыт работы кружка и запрос со стороны ряда социальных слоев на выработку новой модели повестки дня, стоящей перед страной, в планах Г.П. Щедровицкого достаточно быстро перерос статус экспериментальной практики СМД-методологии.

Игры, а с 1985 г., то есть с начала т.н. перестройки, проект создания сети прикладных методологических служб, исследовательских и проектных подразделений в самых различных организациях и учреждениях (от КамАЗа до Союза научных и инженерных обществ СССР), рассматривались Георгием Петровичем как условие выживания и сохранения самой методологии.

Не обсуждая сейчас правомерность подобных претензий, хочу сказать следующее. Георгий Петрович искренне полагал, что СМД-методология является безусловной культурно-исторической ценностью, что ее замысливание и создание было возможно только в специфических советских условиях (и в этом плане оно само было оплачено очень дорогой ценой) и что, возможно, именно методологический способ мышления и окажется едва ли не единственным продуктивным результатом советского периода истории России. В этом плане методологию нужно было спасать, или, мягче, защищать — как от последствий распада системы, так и от амбиций и идущих с ними рука об руку субьективно-психологических заблуждений наиболее активных выходцев из ММК разных поколений.

Формирование в этой ситуации полицентричной и диверсифицированной сетевой формы организации работ, оснащенных к тому же инструментами ситуационного локального решения задач и проблем (ОДИ), по всей видимости, было, с точки зрения Георгия Петровича, единственным выходом из складывающейся ситуации.

Думаю, что начиная с 1986 года, когда у него случился первый инсульт, он хорошо понимал, что на решение этой задачи у него остается не так много времени и уже в недалеком будущем внешние вызовы сообществу со стороны меняющейся социокультурной ситуации будут, вероятно, дополнены разбродом и шатанием внутри, вызванным болезнью, а возможно, и смертью лидера.

Тимофей Сергейцев при подготовке чтений озвучил вопрос о том, в какой мере ставка на регионализацию и создание множества небольших и, в общем, слабо дееспособных социальных групп и структурных новообразований было ошибкой нового социокультурного проекта Г.П. Щедровицкого. Не предопределила ли такая стратегия, в артикулированном виде сформулированная в 1985-1986 гг., потерю не только управляющего, но даже координационного центра методологического движения и вызванную этим невозможность активного, а главное — согласованного позиционирования методологического сообщества по отношению к ряду ключевых социально-экономических и социокультурных процессов: экономической и политической трансформации, приватизации, формированию ряда ключевых рынков, проектированию нескольких программ реформ, а сегодня — процессам восстановления систем государственного управления? 

Как в известном анекдоте про Луначарского, хочется ответить: да, предопределила — и по всей видимости, это входило в замысел Г.П. Щедровицкого.

Рискну утверждать, что для Георгия Петровича ценность сохранения самой методологии, а точнее, культурно-исторического проекта формирования нового типа и новой формации мышления, названного им «методологическим мышлением», в меняющихся и предъявляющих совершенно различные искушения социокультурных обстоятельствах была безусловна.

Здесь мы подходим к самой важной проблемной точке моего выступления.

Между выживанием и развитием существует причудливая связь. Решение задач сохранения само по себе, безусловно, не решает вопросов развития; тем более сохранение в осколочном или, точнее, лоскутном виде. Вместе с тем отсутствие артикулированных задач и программ развития с какого-то момента делает и само сохранение невозможным, за исключением разве что музейных форм. При этом любое развитие, безусловно, несет на себе многочисленные риски, обращенные не только к антропному и социальному материалу движения, но и к его смыслу и сути, к основанию культурно-исторического проекта создания методологии.

Таким образом, я утверждаю, что сегодня, через 25 лет после запуска вируса игры и через 20 лет после начала формирования сетевой структуры методологического движения, мы можем и в каком-то смысле обязаны провести оценку ситуации.

И с моей точки зрения, мы готовы сформулировать новые задачи развития на следующие 25-30 лет. Необходимо озаботиться воспроизводством и развитием самой методологии. Необходимо вернуться к рефлексии сформированного Г.П. Щедровицким культурно-исторического проекта, отделив его от многочисленных возникших в истории движения социокультурных оболочек.

Одновременно это значит, что нужно задать себе вопрос о той новой форме социокультурного существования и возможной институционализации методологического мышления, которая соразмерна и адекватна не только шагу развития проекта, но и текущим обстоятельствам нашей жизни.

Вместе с тем, вынося этот разговор в публичное поле, приходится признать, что и техника ОДИ, и сетевая форма организации, и сформированные сетевые узлы движения во многих случаях, сохранив внутреннюю практику методологической рефлексии своего опыта и даже методологического или квазиметодологического проектирования своей текущей деятельности, по сути, отказались от задачи проектирования и программирования развития самого исходного проекта. Повторяю: культурно-исторического проекта формирования или, если это кому-то больше нравится, выращивания самого методологического мышления как особого, нового типа мышления и как особой формации или сферы. Отказались, либо потеряв во многом интуицию цели (можно сказать, исторической и культурной целесообразности этого проекта), либо остро испытывая ресурсную недостаточность реализации данного замысла, либо не имея возможности скорректировать или переопределить исходный замысел проекта с учетом вновь открывшихся обстоятельств дела.

Прежде чем продолжить эту линию, я бы хотел вернуться к своим собственным размышлениям более чем 10-летней давности. Передо мной текст моего интервью, данного журналу «Вопросы методологии» в 1990 году. Вот что я отвечаю на вопрос М.С. Хромченко о возможных перспективах развития СМД-методологии:

«…Я твердо понимаю, что в условиях предельной индивидуализации и атомизации [в обществе — комм. П. Щедровицкого] исчезает и растворяется та социокультурная форма методологического кружка, которая, как говорят классики, лежит в основе МД, в каком-то смысле объективирована в схеме МД, исчезают условия для коллективного мышления, мыслекоммуникации и даже, не исключаю, мыследействий через формы проектирования и программирования. Значит, должен сказать я себе, экономическая реформа, политический переворот, встраивание в мировую систему разделения труда есть процессы, объективно разрушающие питательную среду СМД-методологии, дававшую ей неофитов и создававшую саму СМД-ориентацию, — разрушающие в ее жизненных основах. И вообще, скажу я вам с некоторой доли шутки, перестройка — это самая большая диверсия против СМД-методологии. Самая большая из всех, которые когда-либо предпринимались. Но!.. 

Но я хочу быть хитрее исторического процесса, поэтому задаю себе вопрос: каким же образом в таких условиях, в условиях модернизации и экспансии индивидуализированных форм жизни и практик может сохраняться, расширяться и усиливаться социальный и социокультурный базис СМД-методологии, основные каналы ее воспроизводства?

 И отвечаю на этот вопрос несколько раз. Он может сохраняться, расширяться и усиливаться:

  • через разработку онтологических картин и теорий среднего уровня, обеспечивающих новый тип МД соответствующими изображениями объекта и знаниями;
  • через разворачивание на базе развития новых областей, сфер и типов МД соответствующего комплекса инструментальных, методологических вопросов, то есть через восстановление непосредственной, или базовой методологической проблематизации, связанной с обеспечением этих областей деятельности и практик соответствующими наборами средств и методов;
  • через создание новых социальных форм, позволяющих сохранять и поддерживать коллективный способ решения проблем через условия для развития страты, работающей в пласте чистого мышления. И я фактически двигаюсь в каждом из этих направлений…»

Приведенная цитата и текущая рефлексия моей работы в последние 12 лет позволяет мне утверждать, что, во-первых, необходимо вернуться к обсуждению сути и направленности исходного проекта Г.П. Щедровицкого и ММК — проекта формирования методологического мышления. В своих работах я подчеркивал, что потенциал проекта, на мой взгляд, сегодня развернут в лучшем случае на 10%.

Событие мысли вообще и методологической мысли в частности никогда не гарантировано, но возможно.

Для меня это один из краеугольных моментов МД-подхода. Практика кружковой работы и ОДИ доказала, что возможно также воспроизводство ситуации и событий МД. Однако реализация проекта в его полноте — дело будущего. Его смыслосодержательная наполненность еще не раскрыта и требует дополнительных усилий.

Во-вторых, пришло время вернуться к задаче воссоздания условий возможности методологического мышления. В частности, восстановления методологической проблематизации, то есть проблематизации, направленной на выслаивание в накопленном нами опыте собственно методологической компоненты и воссоздание пространства проблемно-ориентированной коммуникации, направленной как на синтез знаний, так и на синтез предметов и методов, то есть по сути — на анализ подходных и предметных форм организации как таковых.

И в-третьих, я сам эти годы готовился к подобной ситуации как в индивидуальном плане, так и в плане создания социальных и антропных условий, возможностей подобного «возвращения к истокам» и пересмотра исходных культурно-исторических задач. Не скрою от вас, я рассчитываю, что многие сидящие в зале сегодня или завтра поддержат меня в реализации этого предложения. Я надеюсь, что мы готовы к встрече с самими собой. И я твердо понимаю, что ни один из нас не решит этой задачи в одиночку.

Чтобы не быть неверно понятым, я сразу хочу подчеркнуть, что подобный шаг проблематизации и развития, безусловно, не сводится к анализу наследия Г.П. Щедровицкого, тем более к анализу его буквы. 

Тема, предложенная мною три года назад для организации процесса подготовки чтений, является, с моей точки зрения, необходимой, но, безусловно, недостаточной. Необходимой прежде всего потому, что, по моему мнению, одним из рабочих процессов ближайшего периода является чтение Г.П. Щедровицкого. Этот лозунг я хотел бы сохранить перед чтениями еще на несколько лет.Читать Георгия Петровича и писать о его идеях (неважно, в сопоставительном или систематическом залоге). Именно поэтому я очень благодарен Наталье Ивановне Кузнецовой и всем авторам сборника «Познающее мышление и социальное действие», взявшим на себя тяжелый труд перечитать и написать заново о том, что происходило, главным образом, в первом периоде развития ММК. Я искренне надеюсь, что к этой работе подключатся и другие, будь то участники ММК разных поколений или внешние для ММК люди, знакомящиеся с идеями Г.П. Щедровицкого по печатным работам.

Вместе с тем есть другая сторона этой необходимости, на которой я хотел бы остановиться подробнее. Перепрочтение Георгия Петровича, по моему мнению, является одним из ситуативно осмысленных и относительно подготовленных вариантов запуска коммуникации, ориентированной на парадигматизацию и развитие идей ММК. Взгляд извне есть одновременно вызов тем, кто занимается издательской и комментаторской деятельностью, — вызов со стороны внешнего понимания.

Перепрочтение Георгия Петровича с этой точки зрения должно быть включено в процессы проблемно-ориентированной коммуникации и обеспечивающего ее мышления, направленной на ремонт базового проекта, то есть, опираясь на исходное значение французского глагола «remonter», на новый подъем. Организация пространства для подобной коммуникации, на мой взгляд, и есть первый шаг к восстановлению социокультурных условий и форм воспроизводства культурно-исторического смысла базового проекта.

А главное — социокультурных условий воспроизводства самой методологической ситуации, или, точнее, ситуации, в которой становится востребовано и возможно методологическое мышление.

Я утверждаю, что сообщество за последние десять лет утеряло понимание важности этой задачи и ее смысла.

Коммуникация с другими, специально созданная и долгие годы удерживаемая Георгием Петровичем в формате кружка, коммуникация с другими, негарантированная сама по себе, но возможная в формате ОДИ при соблюдении ряда норм и принципов подготовки и проведения полномасштабной методологической организации игры, была не только признана организационно сложной, но и идеологически отброшена как ненужная. Большая часть сообщества под разными предлогами отказалась от самой установки на поддержание и воспроизводство тонуса подобной коммуникации. Вместо этого активная часть сообщества перешла к стратегии внедрения, продвижения некоторого узкого в силу самой установки набора средств и технологий мышления в те или иные профессиональные, а чаще непрофессиональные или недопрофессионализированные группы и слои «потребителей». А часть сообщества, неспособная по тем или иным причинам к подобному социальному активизму, замкнулась в себе, подменив коммуникацию с другими общением с себе подобными.

Но как же так, может возразить кто-то из сидящих в зале, мы же коммуницируем постоянно с представителями других типов деятельности, профессиональных, социальных позиций и ролей?

Рискну утверждать, что это не так. Сообщество давно не вступает во взаимодействие с теми, кто может ответить. Более того, в сообществе усилиями таких людей, как Александр Зинченко, появилась мода на методологический «мачизм» (от слова «мачо»), и вслед за этим возникло целое поколение людей, называющих себя «методологами», но не имеющих реального опыта самоостановки и методологической — как, впрочем, и любой другой — рефлексии. При этом подобная коммунальная агрессивность и нерефлексивность прикрывается тезисом о том, что якобы вне сообщества и разговаривать не с кем! Распространение этой идеологии, вытекающих из нее стилей поведения, на мой взгляд, сегодня является одной из главных бед. Именно она приводит к появлению феноменов своеобразного «ожирения» методологического организма.

Фактически потеряна онтологическая рамка необходимости другого. Рамка, отчетливо выраженная в схеме МД. Рамка, позволявшая Георгию Петровичу рассматривать схему МД не только как итог многолетней исследовательской работы кружка, но и как выражение перспективного общественного идеала. А вместе с рамкой потеряна вся совокупность принципов, позволяющих помещать мышление в принципиально неоднородное пространство коллективной МД.

 

Схема мыследеятельности

Даже если представить себе на секунду, что эти «мачо» правы и социальный ландшафт в стране сегодня устроен так, что коммуникация практически невозможна, то это значит, что, следуя принципам СМД-подхода, надо этого другого создавать искусственно. И подобная работа есть усиление воспроизводства МД-организации коммуникации, а значит, одно из необходимых условий возможности методологической рефлексии и методологического мышления.

Пятьдесят лет назад, ставя на повестку дня вопрос о развитии логики и новых технологий мышления, Г.П. Щедровицкий прекрасно понимал, что такой коммуникации — в тот момент прежде всего межпредметной, междисциплинарной — нет, и более того, нет никаких социокультурных форм, в которых она возможна. Он создал кружок и таскал с собой двадцатикилограммовый магнитофон для того, чтобы эту коммуникацию создавать.

Чтобы другой появился, нужны усилия. Его нельзя обрести там, где нет сопротивления, так же, как управление возможно только по отношению к тому, что обладает самодвижением. А главное — нужно отчетливое онтологическое понимание его, другого, миссии в производстве проблематизации.

Коммуникация в смысле схемы МД возможна только с тем, за кем признано право равного участия не только в форме и процедуре, но и в содержательном плане развития коммуникативной ситуации.

Гипотезу об утере ключевыми лидерами сообщества и его основными группами рамки МД-коммуникации я высказал еще на чтениях 1998 года в форме открытого письма. Я в полной мере отношу эту оценку и к самому себе в тот период. Пять лет мне понадобилось, чтобы перевести свою неудовлетворенность в проект, направленный на изменение повестки дня и стиля проведения чтений. Однако когда три года назад я декларировал, что нам надо вступить в коммуникацию с философским цехом, чего я только не услышал! 

Перед чтениями 2001 года мне позвонил один из участников движения и сказал: «Как ты можешь? Как ты можешь ставить на обсуждение тему «Фуко и Щедровицкий»?!» Я очень удивился, спросил: «Что такое?», и услышал в ответ: «Он же гомосексуалист!..». А где вы, дорогие мои, собираетесь искать партнеров для восстановления проблемно-ориентированной коммуникации?.. В органах государственного управления? В муниципалитетах? Среди учителей школ? С кем вы собираетесь выстраивать содержательное взаимодействие?..

Я продолжаю настаивать, что найти кандидатов на роль подобного партнера по проблематизации сегодня можно только в философской среде, в меньшей мере среди представителей реальной науки (междисциплинарных инновационных исследований) и инженерного дела, возможно, в сфере управления и проектирования. Решение этой задачи достаточно трудно, придется приложить дополнительные усилия по формированию площадки подобной коммуникации и чертежа той МД-машины, которая уже сегодня может перерабатывать мыследействование и мыслекоммуникацию в методологическое мышление.

Без сомнения, придется отказаться от стиля методологического «мачизма», придется холить и беречь как саму эту коммуникацию, так и ту антропоструктуру, которая будет нести груз ее воспроизводства. Как, не побоюсь этого слова, холил и лелеял ее сам Георгий Петрович, понимая роль социокультурной среды и личностных стилей для воспроизводства питательного «гумуса» методологической рефлексии. Те, кто участвовал в реальной работе кружка, надеюсь, согласятся со мной: резкость и жесткость Георгия Петровича в отношении к людям в подавляющем большинстве случаев носили принципиальный характер и одновременно сопровождались очень большим вниманием к самой структуре коммуникации.

Поэтому я ни в коем случае не могу согласиться с тезисом, сформулированным Валерием Подорогой в его статье*: «Я бы не назвал его [Г.П. Щедровицкого] манеру диалогической или более открытой для слушателей, чем у Мераба Мамардашвили. Его стиль монологичен, даже моноцентричен».

Я рискну утверждать, что многие шаги Георгия Петровича в социокультурном пространстве были обусловлены четким пониманием необходимости преодоления моноцентричности и монологичности, необходимости прорыва к другому как базового условия сохранения исходного проекта. Именно этими причинами, на мой взгляд, обусловлены многие перипетии смены состава кружка, затем отказ от кружковой формы и прорыв к формам ОДИ. Георгием Петровичем двигала необходимость поиска, а иногда и искусного завлечения другого на площадку коммуникации.

Таким образом, задача воспроизводства социокультурных условий и самой технологии проблемно-ориентированной коммуникации невозможна:

  • без обсуждения ряда рамочных вопросов — прежде всего персонологической и антропологической концепции ММК (вчера и сегодня), вопросов этики, личностной и групповой идентичности, лежащей в основе проекта методологического мышления;
  • без обсуждения эволюции философского, научного и инженерно-проектного мышления во второй половине ХХ века;
  • без анализа тех новых частных методологий, которые, как грибы после дождя, стали вырастать в различных сферах и областях деятельности в последние 20-25 лет.

Рискну утверждать, что интеллектуальная ситуация в мире за последние 20 лет, безусловно, изменилась и нужна новая рекогносцировка на местности.

Итак, предлагаю:

  • Провести более подробное обсуждение идеи МД и ее значения для организации мышления и деятельности методологического сообщества. Признать онтологический статус другого в МД и его развивающую роль в коммуникации.
  • Вновь стать открытыми. Спроектировать новые площадки и форматы проблемно-ориентированной коммуникации с представителями важнейших интеллектуальных сообществ.
  • Использовать для решения этой задачи на переходном периоде материал чтения, историко-критического анализа и сопоставления наследия Г.П. Щедровицкого с важнейшими философскими и научными школами и направлениями ХХ века.
  • Определить целями этой работы на 5-7 лет восстановление культурно-исторического смысла и направленности проекта формирования методологического мышления, а также необходимую по обстановке корректировку этого проекта.


Библиографическая ссылка

Щедровицкий П.Г. Формирование методологического мышления как культурно-исторический и социокультурный проект//Чтения памяти Г.П. Щедровицкого 2004—2005 гг. М., 2006.

Поделиться:

Методологическая Школа
29 сентября - 5 октября 2024 г.

Тема: «Может ли машина мыслить?»

00
Дни
00
Часы
00
Минуты

С 2023 года школы становятся открытым факультетом методологического университета П.Г. Щедровицкого.