Если считать, что мы продвинулись в плане выделения основных инфраструктур городского хозяйства, то этого, к сожалению, уже нельзя утверждать относительно тех социокультурных процессов, которые конституируют ткань жизни современного города. Существующее теоретическое зрение не позволяет выделять и фиксировать эти процессы в их имманентной логике и тем более описывать все многообразие взаимозависимостей между этими процессами и их влияние друг на друга. В большей степени, чем когда-либо, мы понимаем, что выработанные человечеством механизмы проектирования и исследования, методы управления не адекватны ситуациям, сложившимся в больших городах и урбанизированных регионах. Более того, мы все чаще убеждаемся в том, что применение этих методов и эксплуатация привычных форм мышления и деятельности во многом создает тот исходный ряд разрывов и рассогласований в процессах городской жизнедеятельности и городского управления, который затем осознается как «проблемы» города.
Петр Щедровицкий
Философия развития и проблема города
Щедровицкий П.Г. Философия развития и проблема города//Формула развития. М., 2005. С. 28-42.
Город позволяет обществу построить встречу со своим собственным будущим и ответить на вопрос, что из наличного социального багажа следует брать с собой. «Прошлое» и «будущее» соседствуют в городском пространстве как реальность человеческих форм самоопределения и образов жизни, как вся палитра переходных форм, задающих шаги ближайшего и далекого развития данной социокультурной формации. Срез городской жизни представляет нам реальность развития во всей ее противоречивости и конфликтности, в отличие от тех утопий и прожектов, которые вынашивают философы и теоретики общественного переустройства.
1 Нарастающий во второй половине ХХ столетия кризис больших городов захватил нас с такой же неожиданностью и стремительностью, как и их рост в конце XIX века, и заставил признать, что за прошедшее столетие не удалось составить сколько-нибудь ясного представления о сущности и перспективах развертывания городских форм жизнедеятельности (ЖД) и городской культуры.
Вместе с тем нас часто охватывает ощущение, что мы переживаем эпоху существенных перемен.
При анализе проблем города эти перемены ассоциируются со сменой структуры хозяйства, с изменениями карты профессий и структур занятости населения, с экологической ситуацией, с экспортом городской формы жизни за счет использования интеллектуальных и информационных технологий, с децентрализацией и диверсификацией исконно городских функций и изменением статуса города. Меняется та система ценностей, в рамках которой мы обсуждаем и анализируем ситуации, складывающиеся в больших городах. Мы фиксируем тот факт, что городская культура претерпевает переходную стадию своего развития, однако мы не можем ответить с достаточной степенью определенности, от чего к чему происходит переход.
Может быть, мы находимся на пороге возникновения новой городской формации?
Как бы мы ни отвечали на этот вопрос, приходится признать, что на наших глазах разрушаются стандарты и эталоны городского образа жизни предшествующих десятилетий, происходит деградация гигантских урбанизированных регионов, меняются установки и ориентации городского жителя, а вместе с тем меняется характер ответа на вопрос, что значит быть горожанином. В теоретических и организационных дискуссиях явно прослеживается ностальгия по тем временам, когда специалисты думали, что они понимают, что такое город.
В этой ситуации имеет смысл вернуться к обсуждению самой идеи «города», того, что можно назвать Духом городской формы жизнедеятельности, того фундамента, на котором в большей или меньшей степени строились все предшествующие городские формации. Возникает задача ввести новую действительность и, в пределе, новую онтологическую картину жизни «города», отличную от тех представлений, на основе которых можно производить нормализацию хозяйственной деятельности городов и «дизайнирование» систем городского управления.
Однако не следует думать, что такого рода установка формируется нами впервые и никому до нас не приходила в голову задача ре-конструкции и оформления идеи «города». Именно поэтому нас будут в первую очередь интересовать те трудности, с которыми приходится сталкиваться при постановке онтологического вопроса и определении содержания понятия «города».
2 Если оставить в стороне наивные попытки выдать за сущность «города» морфологию застройки и материальную скорлупу прошлой жизнедеятельности и мыследеятельности и рассматривать те подходы, которые с различных сторон анализируют процессы деятельности и жизни людей, ассимилирующие эту морфологию, то первым исходным парадоксом следует считать тот факт, что исследователи и проектировщики, теоретики и организаторы, говоря о городе, сталкиваются при этом со всем универсумом человеческой жизнедеятельности и мыследеятльности.
Другими словами, город есть все. Все структуры жизни и деятельности людей, все социальные институты, все формы человеческой активности, все процессы, характерные для данной культурно-исторической и социально-экономической формации, выворачиваются в пространство «города» и находят там свою специфическую форму представительства.
Принц Саудовской Аравии Мухаммад ибн Салман объявил о строительстве города будущего. Называться он будет футуристично – Неом – и раскинется в Аравийской пустыне на берегу Красного моря. Для этой цели власти страны выделили 26 500 км² суши – это в 10 раз больше площади Москвы. Предполагается, что в будущем территория города уйдёт за пределы Саудовской Аравии и захватит часть земель Египта и Иордании. Кроме того, из Неома будет построен мост в Египет через Красное море. Город будет рождаться в комплекте со всеми инновациями. Например, роботов в Неоме будет больше, чем людей. Энергию город будет получать только экологически «чистую» – от солнца и ветра, да и общественный транспорт, скорее всего, будет электрическим и без водителей-людей».
Даже в том случае, если мы пытаемся рассматривать городские формы организации жизнедеятельности, противопоставляя их другим формам организации, например, деревенским, то в онтологическом плане мы вынуждены признать наличие этих не-городских форм жизнедеятельности в самом городе в том или ином снятом сублимированном виде.
Однако если город есть «все», то как может быть поставлен онтологический вопрос? Каковы возможные онтологические картины жизни города, если «город» суть локальная площадка, на которой развертывается весь универсум жизнедеятельности и мыследеятельности? Как в конечном счете может быть конституирован «город» как объект понимания? Как возможна герменевтическая установка, предваряющая схематизацию в этой области? Обозначенная ситуация отчетливо проявляется в тот момент, когда мы обращаемся к существующим формам представления «города» и «городского», к распространенному строю понятий, обеспечивающему организационно-управленческую, исследовательскую и проектную работу с «городскими» процессами и инфраструктурами.
Процессы жизни города и феномены роста городов и урбанизированных регионов осмысляются и описываются в различных средствах, с различных позиций и точек зрения. В этом нет ничего удивительного; удивительно то, что для каждой из названных позиций ее специфические средства замещают реальный мир и многообразие города. Город подменяется теми или иными профессиональными объектами, предметами знания и мышления, характерными для данной социокультурной позиции. Город представляется как «все-что-угодно».
Источник: United Nations, Department of Economic and Social Affairs, Population Division (2018). World Urbanization Prospects: The 2018 Revision, Online Edition. POP/DB/WUP/Rev.2018/1/F19-F20. File 19: Annual Urban Population at Mid-Year by Region, Subregion, Country and Area, 1950-2050 (thousands) File 20: Annual Rural Population at Mid-Year by Region, Subregion, Country and Area, 1950-2050 (thousands)
Конечно, философская рефлексия давно отметила эту специфику предметно-ориентированного сознания и мышления. Однако в данном случае мы имеем дело с чем-то большим, нежели с ошибкой формальной онтологизации содержаний профессионального знания. Если «город» есть все, то он может представляться как все. В феноменальности городской жизнедеятельности и мыследеятельности можно найти эмпирические характеристики и ситуации, соответствующие любым профессионально-предметным идеализациям. Ничто не препятствует формальной онтологизации и натурализации; не возникает ситуации парадокса и противоречия в отнесении различных знаний к объекту; заторможена проблематизация.
В этой ситуации отказ от наивной натуралистической установки, обреченной находить в хаосе городской жизнедеятельности все, что открывает теоретический разум, есть во многом вопрос воли, а не проблематизирующего мышления. Необходимо осуществить переориентацию и поставить вопрос иначе: не что есть «город», а как мы мыслим и представляем его, как мы действуем, вторгаясь в его пределы в той или иной роли, как следует мыслить и понимать город.
Такого рода переориентация реально осуществляется уже сегодня на наших глазах, а истоки такого рода подхода к городу можно отчетливо увидеть во всем, что так или иначе связано с городской проблематикой. Действительно, город никогда не был и не мог быть объектом чистого созерцания или теоретического описания; город всегда был предметом практической деятельности людей, предметом градостроительства, организации и политики.
3 Однако и здесь все более и более осознается тот факт, что существующие методы руководства, организации и управления, существующие подходы к проектированию и строительству городов не соразмерны тому явлению, которое мы называем городом. В этом смысле сама постановка вопроса об управлении городом, сама претензия организационно-управленческой деятельности «схватить» и «ассимилировать» процессы и структуры городской жизнедеятельности ставится сегодня под сомнение.
Речь идет по сути дела об ограничении действенной установки, о критике существующих способов деятельности и практического преобразования окружающего нас мира. Можно сказать, что город всегда был предметом действия и преобразования, но эти формы деятельности чрезвычайно редко были городскими. Поэтому та переориентация, свидетелями которой мы являемся, связана не столько с переходом от созерцательной точки зрения к действиям, сколько с переходом от существующих форм деятельности к их критике и ограничению. Это ограничение может быть достигнуто на пути осмысления идеи «города», на пути построения понятия о «городе». И при этом, как следует из всего вышесказанного, это понятие о «городе» должно быть построено так и таким образом, чтобы были очерчены допустимые способы практики и формы мышления и деятельности, признанные в качестве «городских».
Создание понятия о городе есть в значительной мере выделение города в качестве особого и самостоятельного явления из всего универсума мыследеятельности и жизнедеятельности. Можно даже утверждать, что, только создав понятие о «городе», мы можем начать реализовывать собственно городские формы организации жизнедеятельности, в отличие от не-городских. Благодаря понятию о «городе» города начинают существовать, но это только первая форма существования — существование в понятии: на основе понятия еще необходимо создать новые идеалы социокультурного устройства городов, новые проекты, и начать реализовывать эти проекты и идеалы в деятельности, тем самым создавая новую социальную и деятельностную реальность.
Осознание кризиса городских форм жизнедеятельности и мыследеятельности вызывает к жизни широкое распространение философских дискуссий о природе города. В подавляющем большинстве случаев эти дискуссии не поднимаются до понятийной и онтологической работы; они апеллируют к той или иной предельной категории: «организма», «системы», «власти» и так далее. Сказав, что город — это организм или система, такая философия считает вопрос о выборе конститутивной категории решенным. На деле, если не стремиться к формированию новой метафизики городов, то в этих суждениях не сказано ничего более того, что «город» необходимо рассматривать системно или применять к анализу «городов» те понятия и представления, которые не противоречат организмическим интерпретациям. Однако большая часть философско-категориальных поисков такого толка страдает профессионально-предметной ограниченностью: выбрав ту или иную категорию, размышляющие стремятся свести все проявления городского к формам мыслимости и границам, обусловленным этими категориями.
Следует предположить, что выделение понятия о «городе» требует гораздо более сложной работы по выделению различных форм мыслимости этого комплекса явлений и схематизации смысла всего поля различных категорий и определений, в ориентации на задание рамок для различных типов деятельности и городских практик.
4 Обращаясь к анализу идеи «города», необходимо использовать принципы исторического подхода: как всякое социокультурное явление, «город» меняет свое лицо и свою «природу» по мере исторической трансформации человеческой деятельности. Однако, не имея ответа на вопрос о сущности «городского», мы всегда, обращаясь к материалу истории, должны остерегаться выдать до-городские и не-городские формы расселения и жизнедеятельности за формы существования города.
Исторический подход раскрывает себя в идее «развития». Точнее, принцип развития и стоящая за ним логика анализа органических объектов представляют собой наиболее изощренную форму реализации исторического подхода в науках о духе. Используя принцип развития при анализе идеи «города», мы получаем по крайней мере две интерпретации.
Один раз «город» должен быть рассмотрен как элемент и организованность более широкого общественного целого и процессов культурно-исторического развития мыследеятельности; другой раз «город» должен быть проанализирован как самостоятельно развивающаяся системная целостность, а внутри нее должны быть выделены элементы и организованности, выступающие в качестве источников и механизмов развертывания самого «города». Как в первом, так и во втором случае «город» рассматривается как искусственно-естественное (И-Е) образование.
Рассматривая «город» как искусственный фактор развития универсума мыследеятельности и конкретных социокультурных формаций мыследеятельности и жизнедеятельности, необходимо более определенно охарактеризовать эту «искусственность». Часто можно слышать, что город характеризуется через те или иные специфические и уникальные формы деятельности, которые концентрируются и упаковываются на одном участке территории. Однако, как следует из предыдущего изложения, существует большая опасность выдать те или иные конкретные исторические преходящие формы мыследеятельности и жизнедеятельности за сущностные характеристики «города» и «городского образа жизни».
Более продуктивным, на наш взгляд, представляется рассмотрение самой формы «концентрации» и «интенсификации» как сущностной характеристики «города» вне зависимости от тех конкретных типов мыследеятельности и жизнедеятельности, которые собирает данная формация городов. В этом случае можно было бы считать процессы концентрации и интенсификации той искусственной компонентой процессов развития, которая задает место и роль городов в историческом развертывании мыследеятельности.
Более продуктивным, на наш взгляд, представляется рассмотрение самой формы «концентрации» и «интенсификации» как сущностной характеристики «города» вне зависимости от тех конкретных типов мыследеятельности и жизнедеятельности, которые собирает данная формация городов. В этом случае можно было бы считать процессы концентрации и интенсификации той искусственной компонентой процессов развития, которая задает место и роль городов в историческом развертывании мыследеятельности. Напротив, те типы мыследеятельности и жизнедеятельности, которые собираются в «городе» в данной социокультурной формации, относились бы нами к «естественному» плану и задавали бы материал жизнедеятельности и деятельности, а значит, и материал процессов развития.
Ясно, что концентрация и интенсификация мыследеятельности и жизнедеятельности формируют специфическую плотность деятельности, специфическую для «городов» насыщенность жизнедеятельности и различными типами мыследеятельности, плотность контактов и необходимое для развития разнообразие форм и содержания деятельности.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что «город» не обладает равномерной плотностью мыследеятельности: концентрация и насыщенность деятельностью не исключает, а напротив, предполагает наличие в «городе» своего рода «свободных площадок и свободных зон», на которых из элементов сконцентрированных форм деятельности может быть в принципе построено нечто новое, «то-чего-еще-нет» [1].
Находясь во внешней по отношению к «городу» позиции, мы должны сказать, что город есть форма и средство интенсификации и концентрации мыследеятельности и жизнедеятельности. Находясь во внутренней позиции, входя в само городское пространство, мы должны сказать, что город есть смеситель для разных форм и типов жизнедеятельности и мыследеятельности, постоянно производящий новые виды деятельности и жизни. С точки зрения городского жителя город есть мир возможностей, мир, обеспечивающий потенциальное участие в любом виде деятельности, существующем в данной формации. С точки зрения развития мыследеятельности, город есть свободная зона, на которой каждый горожанин может строить новый мир и новую форму организации жизнедеятельности, используя специфическую «безопасность городского разнообразия», своеобразный «меркантилизм» города в отношении нововведений и открытий.
Порядок, четкость и разделение функций отражено не только в социальной структуре, но и в образе всего поселения. Критика больших городов, идея целостности и единства, прожектерство, стремление переселить обычных рабочих из хижин в королевские покои. Фурье, например, представляет свой фаланстер в виде единого здания. Оно имеет два крыла, является симметричным, а центр его представляет собой «Башню порядка». Жилье расположено в крыльях здания, а в башне находятся общественные учреждения. Большое внимание автор уделяет организации крытых галерей, мостов и подземных ходов. Такой образ рождает ассоциации с дворцом, торжественным и монументальным, но в то же время все здесь подчинено целесообразности и имеет свое назначение.
Собирая полученную смысловую конфигурацию, можно сказать, что город есть форма выращивания и создания ресурса для развития на основе тех свободных площадок, где горожане получают возможность из элементов существующих типов мыследеятельности и жизнедеятельности конструировать новые образы и образцы жизни и мышления. Для античного полиса таким ресурсом выступал гражданин, обладающий всей полнотой политических прав и возможностью реализовывать свои права на агоре. Для средневекового города таким ресурсом выступали корпорации, выковавшие внутри себя и образцы новой экономической организации, и образцы новой науки, пользуясь правовыми привилегиями университетов и свободой торгового предпринимательства.
5 Однако было бы опрометчиво представлять «город» как инкубатор, содержащий лишь сеть благоприятных условий для развития и поиска новых форм деятельности. В городском пространстве соседствуют «старые», утвердившие себя типы мыследеятельности и жизнедеятельности и новые формы, лишь только набирающие силу и нащупывающие почву под ногами. Эти новые формы естественно сталкиваются со ставшими типами мыследеятельности и друг с другом.
Город есть вместе с тем поле конфликтов, пространство, в котором развертывается конкуренция проектов и программ; город есть театр существующих позиций и образов жизни, представляющий собой трагический театр истории.
Ибо, сталкиваясь друг с другом, одни формы мыследеятельности и жизнедеятельности крепнут, а другие умирают, одни набирают силу, ассимилируя содержание конфликтных ситуаций и альтернативных проектов, а другие сходят с подмостков городской импровизации, а вместе с тем растворяются в общем процессе исторического развития мыследеятельности как материал чужого становления.
Таким образом, город есть специфическая форма развития, не имеющая специально выраженной проектной составляющей. Можно сказать, что город есть та форма организации взаимодействия между различными типами мыследеятельности и жизнедеятельности, которая обеспечивает развитие в условиях, когда у нас нет артикулированных проектов будущего и программ его достижения, нет выверенных целей, но есть смутное переживание фундаментальных ценностей развития и есть доверие к самому процессу развития, в котором выживает и оформляется то, что соответствует нашим ценностям и гарантирует, на наш взгляд, их реализацию. В конечном счете города приносят с собой политические заговоры, эксплуатацию, опирающуюся на институт частной собственности, массовые эпидемии, преступность. Однако мы исходим из того, что роль городов в процессах развития все же больше, нежели негативные эффекты, лежащие на поверхности.
Город позволяет обществу построить встречу со своим собственным будущим и ответить на вопрос, что из наличного социального багажа следует брать с собой. «Прошлое» и «будущее» соседствуют в городском пространстве; они существуют не как абстрактные идеи о «том-что-принадлежит-прошлому» и о том «что-представляет-собой-будущее», а как реальность человеческих форм самоопределения и образов жизни, как вся палитра переходных форм, задающих шаги ближайшего и далекого развития данной социокультурной формации. Срез городской жизни представляет нам реальность развития во всей ее противоречивости и конфликтности, в отличие от тех утопий и прожектов, которые вынашивают философы и теоретики общественного переустройства. Город живет, и в его жизни, как в капле воды, отражается «шаг» развития в его предельных точках.
Однако как обеспечить открытие элементов будущего в городской повседневности? Как превратиться из суетливого жителя в горожанина: участника исторического театра развития? Как обеспечить со-существование занятых и свободных зон и площадок, прошлого и будущего в теле города?
Условием сохранения Духа города является специфическая форма организации и управления городской жизнедеятельности, вбирающая в себя идею развития и идею выращивания ресурсов для будущего. Здесь нас опять подстерегает существенная проблема формирования понятийной действительности и способов мышления «города». Точно так же, как перед нами существовала опасность выдать конкретные типы мыследеятельности, сконцентрированные в пространстве современного города, за сущность любого города без различия исторических формаций мыследеятельности и городской организации, так и здесь мы можем выдать конкретные исторически переходящие формы организации, управления, политики и права за сущностные характеристики «города». Важнее подчеркнуть, что со-существование старо-освоенных зон и свободных площадок, независимо от их конкретно-исторического характера и содержания заявляемых там форм жизнедеятельностии мыследеятельности, предполагает наличие специальной организации, специфических форм «городского» управления и городской политики. Идея города здесь присутствует дважды: один раз через то понятийное содержание, которое мы уже ввели, через идею развития, свободных зон, ресурса, концентрации и интенсификации жизнедеятельности; другой раз через саму идею управления, организации и политики.
6 Необходимо предположить, что постоянное усложнение и дифференциация форм организации и управления, обеспечивающие выращивание нового ресурса и существования городских форм жизнедеятельности, само собой представляет одну из сущностных характеристик города. Город есть не что иное, как неимоверно сложная и разветвленная организационно-управленческая система со многими конкурирующими фокусами управления. Чем более усложняются процессы развития, чем более конфликтным становится взаимодействие между «прошлым» и «будущим», между старыми и новыми типами мыследеятельности, чем больше плотность деятельности и чем выше разнообразие «города», тем большие требования накладываются на процессы организации, управления и политики, тем сложнее становится сама эта деятельность. История городов может быть рассмотрена с этой точки зрения как история освоения человечеством организационно-технических типов мыследеятельности.
Действительно, появление первых городов в рамках восточных деспотий связано с пространственным выделением и символическим закреплением функции руководства определенными социальными группами и принадлежащей ей территорией [2].
Античные полисы, города-государства возникают за счет синтеза функций руководства и функций политики как внутри сообщества граждан-жителей города, так и на внешнеполитической арене. Город Александра — его знаменитые Александрии, римские города и города диадохов представляют собой результат включения функций руководства и политики в более широкую и сложную рамку управления; здесь кристаллизуется сама идеология управления и стоящая за ней система функций. Средневековые города демонстрируют нам отчетливо выраженную функцию правовой организации, вбирающую в себя другие названные организационно-технические функции и изменяющую всю конфигурацию.
Вместе с тем параллельно с появлением новых организационно-технических функций и новых дифференциаций увеличивается масса организационно-управленческой деятельности. Процессы организации, руководства, управления и политики пронизывают всю ткань городской жизни, проникают во все поры городского организма, пропитывают все процессы мыследеятельности и жизнедеятельности в городе. Анализируя современный город, мы практически не можем отделить друг от друга деятельность организации и управления и сами городские процессы. Современный город есть не что иное, как единство руководства, организации, управления и политики. Однако то же самое мы можем утверждать, ориентируясь на понятийную действительность.
Город, по понятию, есть единство организационно-технических процессов, обеспечивающее формирование и выращивание новых форм мыследеятельности и жизнедеятельности, ресурса для развития. История становления городских форм организации есть история освоения организационно-технических типов мыследеятельности. Городская культура есть не что иное, как культура освоения руководства, организации, управления и политики, позволяющая горожанину включаться в процессы мыследеятельности и жизнедеятельности, самоопределяться и вырабатывать специфические способы самоорганизации и самоуправления и в конечном счете становиться источником развития мыследеятельности.
Здесь следует подчеркнуть еще один момент. Мы уже сказали, что усложнение и дифференциация организационно-технических типов мыследеятельности во многом инспирированы усложнением городских форм общежития, разнообразием типов мыследеятельности и способов жизнедеятельности, представленных в городском пространстве. С этой точки зрения, процессы в городе постоянно «выскальзывают» из-под «опеки» организационно-управленческого мышления и реальных практических форм организации; организационно-технические процессы городского управления и городской политики оказываются неадекватны и несоразмерны реальности городской жизнедеятельности и многообразию сосуществующих форм. Однако деятельность управления и организации постоянно стремится «просчитать» жизнь города, ассимилировать это многообразие за счет мышления и знания, направить городские процессы за счет специальных форм организации и развертывания городских инфраструктур, охватить «город» и сделать его управляемым.
Эта борьба и конкуренция между управляемыми и управляющими системами приводит, с одной стороны, к появлению механизмов самоуправления и самоорганизации городских общностей и анклавов городского развития; с другой стороны, к появлению новых, более тонких и рафинированных технологий организации, управления и политики. Сегодня уже мало кто помышляет о том, чтобы спроектировать город и построить план его развертывания: жизнь города требует методов, которые в общем виде могут быть названы методами адхократии. Вместе с тем дифференциация и усложнение управляющих систем приводят к естественному возникновению дисфункций, рассогласований и «зазоров» между ними. С точки зрения решения конкретных задач руководства и организации, это осознается как разрыв в деятельности и требует изменения и совершенствования техник управления. С точки зрения развития города, это создает условия для появления все новых и новых свободных зон и свободных площадок для развертывания поисковых форм мыследеятельности и жизнедеятельности, для возникновения неожиданных ростков неведомого будущего.
Это означает, что если организационно-технические типы мыследеятельности стремятся вовремя «овладеть» динамикой городской жизни, то свободное творчество индивидов и групп во все времена стремится «выкроить» свободное пространство, лежащее вне зоны влияния существующих организационных структур, и оба эти процесса в равной мере реализуют сущность «города».
7 Таким образом, мы получили ряд различных «определений» города и городских форм жизнедеятельности. Для того чтобы переходить к формированию понятийной действительности и схематизировать объект понятия о «городе», введенных представлений далеко не достаточно. Однако принятие принципов философии развития является, на наш взгляд, непременным условием самоопределения любого городского специалиста (проектировщика, исследователя, организатора), а вместе с тем условием самоопределения современного горожанина даже в том случае, если он является жителем традиционных городских зон и носителем консервативной идеологии.
Будут ли эти принципы конкретизированы в той системе представлений о городе, которую мы развернули выше, или воплотятся в других концепциях города — это уже другой вопрос. Главное — что без принятия специфической рамки «городского» образа жизни и понимания города невозможна ни исследовательская, ни организационно-управленческая работа в этой сфере. А это понимание, как мы пытались показать, гораздо сложнее, чем распространенные сегодня подходы к проблеме «города».
Поделиться:
Библиография
- Аксельрод Г. М., Генисаретский О. И. Город как объект системного проектирования. — в сб.: Проблемы исследования систем и структур. Москва, 1965, с. 169—175.
- Бочкарева Т. В., Ткаченко Л. Я. Экология и развитие города. — в сб.: Региональные проблемы развитых капиталистических стран: возможности практического использования зарубежного опыта. Москва, 1987, с. 163—171.
- Большие города. Сиб. изд-во Просвещение, 1905.
- Вебер А. Ф. Рост городов в XIX столетии. Сиб., 1903.
- Вебер М. Город. М— Л.: 1923.
- Вебер М. История хозяйства. — М.: 1923.
- Глазычев В. Л. Социально-экономическая интерпретация городской среды. М., Наука, 1984, с. 180.
- Гутнов А. Э. Природа и город глазами архитектора и эколога. Архитектура СССР, 1984, № 4, с. 13—19.
- Гутнов А. Э. Эволюция градостроительства. М., Стройиздат, 1984, с. 254.
- Зинченко А. П. Проблемы архитектурно-градостроительного обеспечения программ развития города. Ульяновск, 1987, с. 63.
- Зинченко А. П. Проблемы программной соорганизации специалистов, обеспечивающих развитие города. Донецк, ИЭП АН УССР, 1983, с. 42.
- Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектирование (теория и методология). М., Стройиздат, 1975, с. 527.
- Савченко А. Б. Проблема развития в социально-экономической географии: подходы к решению. — в сб.: Территориальная организация хозяйства как фактор экономического развития. М., ИГАН СССР, 1987, с. 71—85.
- Смит Р. Л. Наш дом планета Земля. М., Мысль, 1982.
- Щедровицкий Г. П. Проблемы объекта в системном проектировании. — в кн.: II Всесоюзная конференция по технической кибернетике. М., Советское радио, 1969.
- Щедровицкий Г. П. «Естественное» и «искусственное» в развитии речи-языка. — в кн.: «Материалы Всесоюзной конференции по общему языкознанию. Основные проблемы эволюции языка». Самарканд, изд-во ФАН, 1967.
- Щедровицкий Г. П. и др. «Естественное» и «искусственное» в семиотических системах. — в кн.: «Семиотика и восточные языки». М., Наука, 1967.
- Щедровицкий Г. П. О методе семиотического исследования знаковых систем. — Там же.
Библиографическая ссылка:
Щедровицкий П.Г. Философия развития и проблема города // Формула развития. М., 2005. С. 28-42.