Ясно, что идеальное, т. е. активная общественно-человеческая форма деятельности, непосредственно воплощено, или, как теперь любят говорить, «закодировано», в виде нервно-мозговых структур коры мозга, т. е. вполне материально. Но материальное бытие идеального не есть само идеальное, а только форма его выражения в органическом теле индивида. Идеальное само по себе — это общественно определенная форма жизнедеятельности человека, соответствующая форме ее предмета и продукта. Пытаться объяснять идеальное из анатомо-физиологических свойств тела мозга — такая же нелепая затея, как и попытка объяснить денежную форму продукта труда из физико-химических особенностей золота. Материализм в данном случае заключается вовсе не в том, чтобы отождествить идеальное с теми материальными процессами, которые происходят в голове. Материализм здесь выражается в том, чтобы понять, что идеальное как общественно определенная форма деятельности человека, создающей предмет той или иной формы, рождается и существует не в голове, а с помощью головы в реальной предметной деятельности человека как действительного агента общественного производства.
Эвальд Васильевич Ильенков (1924–1979) — выдающийся советский философ, исследователь материалистической диалектики.
Подробнее о его творческом пути и жизненной судьбе рассказывается в предисловии к сборнику трудов философа «Философия и культура» – статье А. Г. Новохатько «Феномен Ильенкова».
Приводим выдержки из текста:
«Эвальд Васильевич Ильенков был философ в подлинном смысле слова, и потому его творчество необходимо рассматривать сквозь призму требований той традиции, к которой он сам себя причислял, развитию которой отдал весь свой талант.
Это живая традиция философской диалектики, способной уже в момент своего рождения — тем более что она спонтанно и неосознанно вызревает в недрах предшествующих ей «духовно-практических» образований, таких, как искусство, религия (мифология), — удержать мыслящее проявление человеческого естества в форме самой мысли, т. е. как бы придать, по остроумному выражению одного писателя, человеческому сознанию сознательный характер. <…>
Главное противоречие, определявшее личностное развитие Э. В. Ильенкова, всю систему его мировоззрения, безусловно, вырастает из противоречий современной ему действительности, из противоречий, определяющих историческое место социализма, его судьбу. Во всяком случае, Эвальд Васильевич всегда ясно отдавал себе отчет в том, какие крайности, противоположности всемирной истории и реальной живой истории собственной страны замыкаются в его творчестве, в его поиске. И в таком случае к нему, как и к Гегелю и Платону, Спинозе и Фихте, можно относиться как к историческому феномену, обнаружению и результату своей эпохи. Но столь же верно, что его система взглядов не сводится лишь к «итогу и выводу», продукту своего времени — хотя бы потому, что оказалась не только приговором современной ему действительности, но и ключом к созиданию действительности более свободной и более достойной человека.
Это помогает нам понять, почему почти все его наиболее яркие философские работы, едва попадая в орбиту философских споров и научных дискуссий, становились предметом тенденциозной критики, которая переносилась им весьма и весьма болезненно. Это один из лучших, пожалуй, во всей мировой марксистской литературе монументальный труд, посвященный логике «Капитала» Маркса, и серия его выступлений и статей, касающаяся природы диалектического противоречия и предмета логики как науки, и его концепция идеального, позднейшая разработка которой была безоговорочно, отрезана от читателей при жизни автора, и его знаменитая статья об общедиалектическом характере проблемы «тождества мышления и бытия», и его последняя книга — о Ленине, — сопровождаемая высокомерием квазифилософствующей элиты… (хотя в своем полном и подлинном виде рукопись книги о Ленине так и не попала к читателю!). Прежде всего к Ильенкову применимо глубочайшее фихтевское положение: каков человек, такова и его философия! Что же это был за человек? По трудам их узнаете их. Остановимся на основных вехах его жизни и творчества.
Молодость Ильенкова пришлась на довоенные годы. Здесь нам известно пока не многое. Надо надеяться, что когда-нибудь детство и юность философа станут предметом обстоятельного исследования. Э. В. Ильенков родился 18 февраля 1924 года в Смоленске, в семье учительницы Елизаветы Ильиничны Ильенковой и Василия Павловича Ильенкова, советского писателя, человека истинно большевистской закалки, особенно известного в 20—50-е годы, автора романов «Солнечный город», «Ведущая ось», «Большая дорога» (Сталинская премия 1950 г.), рассказов и пьес. В 1928 году семья переезжает в Москву и поселяется в писательском кооперативном «доме под градусником» на углу улицы Горького и проезда МХАТ. В 70-е годы Ильенков вспоминал: «В нашем доме жили многие известные, знаменитые люди — писатели, военачальники… Помню, еще малышами мы бродили по всему дому гурьбой по шесть-семь человек, могли зайти в любую квартиру (двери квартир у нас не запирались). Забредали к Юрию Олеше, Эдуарду Багрицкому, Николаю Асееву… Они нас всегда радушно встречали, угощали чаем, конфетами». Встречи дома и на писательской даче Василия Павловича в Переделкино, располагавшейся по соседству с дачей Мариэтты Шагинян, детские первые впечатления о Коктебеле Максимилиана Волошина, многократные посещения спектаклей Станиславского и Немировича-Данченко с великими мхатовскими «стариками», наконец, уяснение специфики отцовской работы в «толстом» литературно-художественном журнале «Октябрь», через который проходил и гениальный «Тихий Дон» М. А. Шолохова, — не только расширяли круг возможных первичных духовных пристрастий, но и внушали в первую очередь — как это станет очевидно впоследствии — возвышенно-строгое отношение к слову, к его тайне, к загадке языка. Фронтовые тетради Ильенкова содержат десятки замыслов, сюжетов, художественных прозрений, наиболее впечатляющие из которых — «Абсолют Вивекананды», эссе «Толстой и Шекспир», набросок сценария «Лермонтов»… «Поздний» Ильенков буквально взорвется циклом работ о происхождении языковой реальности, о механизмах глубинной связи языка и мышления, параллельно завершив для Театра на Таганке пьесу «Иисус Христос»…
И, наконец, — музыка! «Когда у нас были хоть какие-то деньги, мы их тратили на билеты в консерваторию или в Большой театр… В музыке мы открывали огромный мир чувств, человеческих дерзаний, страданий, восхождения к истине и добру. Музыка будила в нас стремление как- то проявить себя, выявить свои возможности. Меня увлекал мир человеческой мысли, сознания…». <…>
Известно, что Эвальд Васильевич был не только поклонником, но и глубоким знатоком Рихарда Вагнера. Духовно-политическая и художественно-мировоззренческая драма Р. Вагнера — до дерзости острого мыслителя и выдающегося композитора, — самым фантастическим, в сущности, образом развернувшаяся в творчестве и индивидуальной судьбе этого гения германского духа, уже в течение столетия стоит в центре внимания людей, составляющих гордость европейской культуры,— Льва Толстого, Бернарда Шоу, Томаса Манна, Ромена Роллана, Алексея Федоровича Лосева. <…>
Глубокой, но несколько наивной по форме представлялась Ильенкову идея Б. Шоу о том, что Вагнер как художник раскрыл в чувственной ткани своих музыкальных образов то же самое, что Маркс осуществил понятийно как теоретик, а именно — доказал внутреннюю необходимость крушения человеческой цивилизации, пока она основана на власти золота, на базе товарно-денежных отношений. <…>
Итак, заканчивая выпускной класс московской средней школы № 170, юноша Эвальд Ильенков — типичный «гуманитарий» по складу ума и по привязанностям — мог и должен был поступать в лучший гуманитарный вуз тогдашней Москвы, в знаменитый ИФЛИ им. Чернышевского, на философский факультет. Будем помнить, что это сентябрь 1941 года, третий месяц идет война. В октябре Ильенков вместе с ИФЛИ эвакуируется в Ашхабад, где продолжает учебу уже в составе Московского государственного университета, куда вошли с декабря 1941 года факультеты ИФЛИ. Из Ашхабада в письме к другу он пишет, что всецело поглощен Платоном и Аристотелем. В июле 1942 года вместе с МГУ переезжает в Свердловск, где и был призван в армию в августе 1942 года и направлен военкоматом в Одесское артиллерийское училище им. Фрунзе в г. Сухой Лог Свердловской области. По окончании училища в ноябре 1943 года в звании младшего лейтенанта Ильенков направляется на Западный фронт и там уже в составе Второго и Первого Белорусских фронтов в качестве командира взвода принимает участие в боях, за которые был награжден орденами и медалями. После окончания военных действий Э. В. Ильенков продолжал службу в оккупационных войсках в Германии, а в августе 1945 года был откомандирован в Москву для работы в артиллерийском отделе газеты «Красная звезда» в качестве литсотрудника.
Надо сказать, что еще в 1941 году, после поступления в ИФЛИ, Э. В. Ильенкову повезло: там он встретился с профессором Борисом Сергеевичем Чернышевым, заведующим кафедрой истории философии, одним из лучших специалистов по философии Гегеля, глубоким знатоком античности, в котором нашел своего первого теоретического наставника и который, можно сказать, поставил Э. В. Ильенкову «философский голос». С возвращением в Москву Ильенков узнает, что Борис Сергеевич еще в 1944 году скончался, доведенный до инфаркта первым в МГУ поколением философских «ремесленников», прочно захвативших философский факультет за годы войны. От традиции ИФЛИ на факультете не осталось ничего. Последний очаг профессиональной философии был разрушен почти окончательно.
Возможно, поэтому Э. В. Ильенков, работая в «Красной звезде», восстанавливает свои занятия рисунком (еще одна его страсть со школьных лет, о которой мы выше не упомянули) и принимает неожиданное на первый взгляд решение поступать во ВГИК. Однако, к счастью для нашей философии, это предприятие не завершилось успехом. Ильенковские рисунки и этюды, отражавшие с бесстрашием документалиста некоторые кошмарные эпизоды только что закончившейся войны, совершенно расходились с лакированными представлениями эпохи о самой себе… В феврале 1946 года Э. В. Ильенков возвращается на учебу в МГУ, на философский факультет, отныне окончательно, навсегда связав себя с философией. По завершении учебы в 1950 году он был принят в аспирантуру МГУ на кафедру истории марксистско-ленинской философии. Нужно учесть, что из Берлина в Москву вернулся совершенно иной человек — вчерашний московский школьник, отличавшийся вольномыслием, «гуманитарий», подававший большие надежды, в 19 лет увидевший, что такое смертная казнь через повешение (судя по дневниковым записям, это его первое фронтовое впечатление), в свои неполные 22 года уже знал, что такое тяжелая полуголодная эвакуация, штурм Кенигсберга и взятие Берлина, что такое священное таинство фронтового братства и человеческое падение, предательство и низость. И разве можно удивляться тому, что он не должен был отступить и перед философствующим мракобесием на факультете.
Не потому ли, вернувшийся с фронта кандидатом в члены партии, он сменил кандидатскую карточку на партбилет лишь через пять лет? — размышлял позднее В. И. Коровиков, тоже фронтовик, близкий друг Э. В. Ильенкова со студенческих лет. Еще в период обучения в аспирантуре, да и после защиты кандидатских диссертаций, оба аттестовывались как «гегельянцы», особенно после написания ими «гносеологических тезисов» о предмете философии как науки о мышлении. А в те годы это было скорее политическим обвинением, чем невинной философской кличкой. Декан философского факультета МГУ В. С. Молодцов на заседании ученого совета факультета 13 мая 1955 года произнес в своей разгромной речи слова, которые навсегда останутся на скрижалях отечественной истории философии: «Куда нас тащат Ильенков с Коровиковым! Они тащат нас в область мышления!» На что зал, переполненный приглашенными на аутодафе студентами, среагировал молниеносно: «Не бойтесь! Вас туда не затащишь!» Это была финальная часть расправы над «гносеологами» в МГУ. В. И. Коровиков навсегда ушел из философии, стал известным журналистом-международником, собственным корреспондентом «Правды», а Ильенков остался недосягаем для университетского начальства только потому, что к тому времени уже более полутора лет после защиты кандидатской диссертации «Некоторые вопросы материалистической диалектики в работе К. Маркса «К критике политической экономии», выполненной им под руководством Т. И. Ойзермана, работал научным сотрудником в секторе диалектического материализма Института философии АН СССР. <…>
В центре исследования стоит разработка теории диалектики как логики и теории познания марксизма. Постановка вопроса принадлежит Ленину, который всегда указывал на «Капитал» как на образец «применения» материалистически переосмысленной диалектики Гегеля к исследованию конкретного материала, к решению задачи развития понятий одной науки. Отношение диалектической логики к конкретным наукам — отношение всеобщего к особенному. Ильенков всегда оставался противником того, чтобы развивать диалектическую логику путем так называемого обобщения успехов современного естествознания. Он считал так не потому вовсе, что «недооценивал» или «игнорировал» роль естествознания. Нет. Просто-напросто он полагал, что, даже взятый в предельном своем объеме, опыт развития современного естествознания — слишком узкий базис для построения материалистической теории мышления, т. е. диалектической логики. <…>
Ильенков был убежден, что с появлением «Капитала» философия, как и религия, раз и навсегда утратила монополию на мировоззренческую функцию; эту функцию начинают исполнять и сами реальные науки. Отсюда и вывод: задача создания Логики с большой буквы, как именовал диалектическую логику Ленин, заключается прежде всего в том, чтобы развернуть беспощадно-последовательный и острый критический анализ современного мышления с точки зрения всей истории познания, а не только естествознания и техники. Философия не может уклониться от первоочередной задачи — разработки своей собственной проблематики и не должна подменять собой конкретные науки. Тогда и естественники скажут нам спасибо, обращался Ильенков к своим коллегам по профессии… <…>
История человеческой мысли вообще, в понимании Ильенкова, и история философии прежде всего, должна быть развернута так, чтобы она не превращалась в рассказ о том, что когда-то, кем-то и как-то было сказано. Он всегда переводил разговор в своих работах и выступлениях в такую плоскость, чтобы обсуждение идей великих мыслителей непременно вылилось в разговор о проблемах, которые мучают людей сегодня. И это особенно важно по отношению к таким философам, как Декарт, Платон, Гегель, Маркс, творчество которых объективно фокусирует в себе напряженнейшую драму поисков теоретического выхода из неразрешимых, казалось бы, противоречий европейской философии и всемирной духовной логической культуры человечества вообще. Типичная для книг и статей Э. В. Ильенкова особенность — ориентация на то, что «диалог» с любым крупным мыслителем прошлого не только может, но и должен быть развернут как разговор с нашим современником. Конечно, при таком подходе есть риск впасть в модернизацию взглядов Спинозы или Фихте, но, как всегда подчеркивал Эвальд Васильевич, такой риск оправдан, ибо есть одно необходимое условие такого «диалога»: освещение Платона, Спинозы или Фихте как наших современников плодотворно лишь постольку, поскольку мы сами имеем достаточно ясные и вполне определенные позиции по важнейшим сегодняшним проблемам философии — отношение ли это философии к естествознанию, природа ли сознания, или же это проблема источника и перспектив личностного развития. <…>
С этой точки зрения неудивительно, что Э. В. Ильенков, анализируя, например, методологические основания современной физиологии высшей нервной деятельности, приходит к выводу, что по уровню и логике подхода к сознанию как предмету объективного исследования едва ли не большинство современных физиологов застряло на точке зрения Декарта и не в силах самостоятельно вырваться из принципов картезианской методологии. Как иронизировал Э. В. Ильенков, для них Спиноза и не вчерашний день, а завтрашний… <…>
Ильенков показал, что Спиноза — единственный до Маркса мыслитель, который на почве материализма, пусть и в самом общем виде, развертывает решение вопроса о целевой причинности, как воздействии целого на свои собственные части, приоткрыв тем самым задолго до Канта выход на проблему целесообразности. Линия Спиноза — Лейбниц — Гегель — Маркс утверждала тот взгляд, что всякий акт причинности, постигаемый мышлением, непременно предполагает достаточно ясное представление о том целом, которое воспроизводится. <…>
К началу 1960-х годов Э. В. Ильенков именно через исследование философии Спинозы выходит на мало изученную в диалектическо-материалистической традиции область философских исследований, которая в сжатом, самом общем виде обозначается им как проблема идеального. В 1962 году во втором томе «Философской энциклопедии» появляется его фундаментальная статья «Идеальное» — безусловно, одна из самых ярких и оригинальных работ в истории советской философии вообще. В этой статье, а также в вышедшем в том же году историко-философском очерке об абстрактном и конкретном спинозизм рассматривается Ильенковым как вершина домарксовского материализма, причем гегелевская теория «духа» объявляется проверочной инстанцией для логических идей Спинозы, для его диалектики. В 1965 году Ильенков делает серию блестящих докладов о Спинозе. В том же году за весь цикл работ по теории диалектики президиум АН СССР присуждает ему премию им. Чернышевского. Параллельно — с начала 60-х годов — Эвальд Васильевич публикует ряд статей по ключевым проблемам эстетики и теории художественного творчества. Наиболее ярко их содержание отражает, пожалуй, статья «Об эстетической природе фантазии» (1964 г.), в известном отношении конкретизирующая ильенковскую концепцию идеального. В эти же годы Э. В. Ильенков работает научным редактором «Философской энциклопедии» по отделу диалектического материализма. <…>
В последние годы жизни Э. В. Ильенков много внимания уделял анализу теоретических и методологических проблем формирования высших психических способностей человека, особенно в связи с выдающимися исследованиями А. И. Мещерякова по формированию и развитию психики слепоглухонемых детей. Первая крупная работа этого цикла — «Школа должна учить мыслить!» — появилась в 1964 году. Учить специфически человеческому мышлению — значит учить диалектике, это одно и то же. Вопрос о развитии теоретических способностей индивида рассматривается Ильенковым как проблема формирования того, что можно было бы назвать умением двигаться по форме противоречия, а также умением самостоятельно его разрешать — на пути действительного, конкретного исследования фактов, а не на пути словесных манипуляций, маскирующих, смазывающих противоречия в самой жизни и науке. Поскольку мышление есть универсальная (всеобщая) определенность человека, то социалистическая система образования, полагал Ильенков, обязана в каждом индивиде заложить на деле эту всеобщую основу. Результаты сотрудничества с А. И. Мещеряковым еще раз убедили Ильенкова в том, что единственный подход, дающий теоретический ключ к задаче формирования специфически человеческого мышления, лежит в русле традиции, представленной именами Спинозы, Фихте, Гегеля и выводящей к Марксу и Ленину.
Позиция Спинозы опять оказывалась исходной. Движение от Спинозы через немецкую классическую философию к Марксу Ильенков интерпретирует оригинально и с подкупающей ясностью. <…>
Выявляя внутреннюю логику марксизма, Э. В. Ильенков приходит в выводу, что даже вопрос о собственности — это вопрос о той форме, в рамках которой происходит процесс накопления и развития главного богатства общества — деятельных способностей людей, процесс развития творческой (производительной) силы живого человека, иными словами — его культуры. «Собственность» — это не «вещь», не сумма вещей, находящаяся в юридически узаконенном владении, а прежде всего сама форма деятельности, самый процесс присвоения, лишь выражающийся в «вещах», в предметно-фиксированных «продуктах». Именно эта проблематика находилась в центре последней ильенковской книги о Ленине, а вовсе не запоздалые и отвлеченные споры с русскими махистами и их влиятельными политическими единомышленниками. Работа над этой книгой была почти завершена. 21 марта 1979 г. жизнь Эвальда Васильевича оборвалась…
Подведем краткий итог соприкосновению с феноменом Ильенкова. Всегда ли актуальна традиция философской диалектики? Пусть судит читатель. Перед ним лучшие страницы свободного творчества мыслителя. Михаил Александрович Лифшиц, духовно близкий Э. В. Ильенкову человек, сказал о нем: «В философских занятиях он не искал внутреннего комфорта, а служил общему делу, хорошо понимая при этом свою личную миссию. Вот почему его ранний уход из жизни — утрата поистине незаменимая.
Смерть настигла Ильенкова в расцвете духовных сил, и многое ему еще осталось сказать. Он был человек мысли прежде всего. Но мышление не совершается в пустоте, «я тело, и я мыслю» — вот что мы знаем о себе. И когда мыслящее тело, способное служить экраном для серьезных вопросов жизни, распадается, сама общественная мысль может считать себя сиротой. В Ильенкове жил дух всеобщий, объединяющий, способный привлекать людей, связывать поколения». Точные и прекрасные слова».
….
