Петр Щедровицкий

Пролегомены к сопоставлению праксеологии Австрийской экономической школы и СМД-подхода Московского методологического кружка

Доклад прочитан 23 февраля 2015 года на Чтениях памяти Георгия Щедровицкого

/
/
Пролегомены к сопоставлению праксеологии Австрийской экономической школы и СМД-подхода Московского методологического кружка

1. Преамбула: постановка задачи

Впервые идея о необходимости и возможности сопоставления подходов к пониманию «деятельности» школы Щедровицкого (СМД-подхода) и так называемой «Австрийской экономической школы» возникла у меня в начале 90-х годов при подготовке серии статей о понятии «экономических форм организации хозяйства», «экономического развития» и «рынка». 

Георгий Петрович всегда советовал мне сначала «написать» что-то свое, а только потом начинать «читать» литературу по данному предмету. После прочтения нескольких постановочных докладов в период 1988-1990 годов, а затем подготовки исходных тезисов касательно моего понимания «рынка» и «предпринимательства» я достаточно поверхностно прочитал в этот период несколько материалов Фридриха Хайека и книгу Йозефа Шумпетера об экономическом развитии 1912 г. Собственно, эти ссылки, а также ссылка на критическую работу И. Г. Блюмина «Субъективная школа в политэкономии» вы и найдете в моей статье «Понятие рынка в СМД-подходе»1, написанной в 1992-м и опубликованной в 1993 г.

    2. Ситуационные аспекты

    Позволю напомнить вам, что «кружок» к этому моменту за почти 40 лет своего существования практически не обсуждал ни экономической, ни социологической, ни тем более социально-политической проблематики. Как пошутил Вадим Межуев на конференции по повестке дня русской философии второй половины ХХ в, «приличные люди» в тот период могли позволить себе обсуждать только вопросы логики, эпистемологии и в крайнем случае методологии науки. 

    Небольшие «подвижки» в сторону тематических полей, монополизированных «историческим материализмом», произошли в 60-е годы на фоне «оттепели». Один из четверки «диастанкуров» Борис Грушин2 начал проводить первые социологические обследования на базе Института общественного мнения «Комсомольской правды» (1960­1964). На «внутреннем» семинаре [квартирнике] сделал несколько докладов Шляпентох3 — экономист, впоследствии эмигрировавший в США. С 1964 года Георгий Петрович последовательно прочитал два курса лекций на историческом факультете МГУ, а также для формирующегося сообщества «социологов», правда, не встретив среди них понимания (кстати, эти материалы до сих пор не опубликованы). На семинаре активно начали обсуждать теорию социального действия Т. Парсонса4.

      2. Бори́с Андре́евич Гру́шин (1929, Москва — 2007, там же) — советский и российский философ, социолог, методолог исторических и социологических исследований. Доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования (1993, Отделение образования и культуры).

      3. Влади́мир Эммануи́лович Шляпенто́х (англ. Vladimir Shlapentokh; 1926, Киев — 2015; Ист-Лансинг, штат Мичиган, США (англ.) русск.) — советский и американский (с 1979) социолог

      4. Тэлкотт Па́рсонс (англ. Talcott Parsons; 1902, Колорадо-Спрингс — 1979, Мюнхен) — представитель американской социологической теории, глава школы структурного функционализма, один из создателей современной теоретической социологии.

      Единственное реальное продвижение этого периода, помимо квази-институционалистских построений Георгия Щедровицкого и Олега Генисаретского – как, скажем, в 4 главе теории дизайна (1965-1967) под названием «деятельность проектирования и социальная система», представляли собой введенные в 1964-1965 гг. после ряда работ В. А. Лефевра о рефлексии представления об организационно-техническом отношении, «организационно-технической системе» и управлении. Однако реально в этот период данные представления не получили своего развития, и в дальнейшем их «второе рождение» стоит приурочить только к началу 80-­х годов.

      Другими словами, мое знакомство с работами австрийской школы, как и у многих сверстников «книжной революции» конца ХХ в. моего поколения в России, носило несвоевременный (с опозданием в отдельных случаях более чем на 100 лет) и несистематический характер. 

      Однако уже это поверхностное знакомство не помешало мне почувствовать некую близость духа этих работ с тем, что делал (подчеркиваю) в этот период Георгий Щедровицкий. Так называемые «организационно-деятельностные» игры (ОДИ), которые начали проводиться в 1979 году, Георгий Петрович первоначально рассматривал как инструмент массовизации методологического мышления. Однако уже во второй половине 80-х годов под влиянием общих изменений общественной «повестки дня» на смену вопросам методологии организации исследовательской и проектной работы приходили новые темы. Все чаще и чаще нервом дискуссий в ходе игр становились вопросы перехода от «социализма» в широком смысле слова к новому устройству общества, хозяйственной, экономической и политической системы. 

      Те ценности, которые провозглашал в этот период лидер нашего движения и мой Учитель, не только выходили далеко за рамки имевшихся в библиотеке кружка текстов — в том числе и текстов самого ГП — но, что более существенно, наполняли основные схемы СМД-подхода дополнительным смыслом, возникавшим в ситуации самоопределения «здесь и теперь» и необходимости построения собственного действия. Как я много раз говорил, для меня в тот период схема «шага развития» с одной стороны и схема МД с другой действительно воплощали в себе некий общественный идеал — свободного творческого личностного действия, направленного на цели [развития] и создание «будущего» и одновременно глубинной включенности этого действия в более широкий мыслительный и коммуникативный контекст. 

      Формально исчисление истории ММК5 шло в тот период в логике десятилетий, и я, придя в кружок впервые в 1975-1976 гг., начал активно работать в конце 70-х — начале 80-х и в силу этого считался представителем четвертой [«малой»] генерации. Первая генерация сформировалась в начале 50-х, вторая – 60-х, третья – 70-х, четвертая – 80-х годов. Несмотря на это, я чувствовал, что наше поколение по сути существенно отличается от предыдущих. Нам, в силу независящих от нас обстоятельств, суждено было формироваться и социализироваться в эпоху масштабных социальных перемен. В этом плане можно считать, что мое поколение и стало реально вторым [«большим»] поколением Московского методологического кружка. 

      Другими словами, наше поколение, попав в новую социокультурную ситуацию, вынуждено было начать переосмыслять не только «букву» основных понятий СМД-подхода, но и его базовое онтопрактическое содержание, его «дух». То, что именно в этот период «кружковый» период развития ММК трансформировался в «игровой» и «практика» ОДИ резко расширила тематическое поле обсуждений, характерных для «кружкового» формата, было лишь еще одним дополнительным стимулом (поводом) для подобного переосмысления и переинтерпретации. 

      Как я уже сказал, аналогичный пафос я почувствовал в тех отрывочных текстах, принадлежащих, как я потом понял, представителям нескольких генераций и нескольких разных внутренних «течений» так называемой «австрийской экономической школы», с которыми мне удалось познакомиться в этот период. С сегодняшней точки зрения это первое интуитивное восприятие можно легко объяснить. Для этого вам необходимо мысленно вернуться в ситуацию Вены начала ХХ века. Думаю, мы можем здесь с известной долей иронии апеллировать к чему-то похожему на общее чувство эпохи: от ощущения надвигающейся гибели австрийской империи до будущего торжества фашизма, социализма и интервенционизма в его различных формах. В этом общем контексте фундаментальная направленность работы австрийской экономической школы — начиная с методологического спора с исторической школой и представителями Союза социальной политики — становится понятной; в том числе в логике анализа процессов и «поляризованных» структур интеллектуальной коммуникации Коллинза. 

      Начиная с работ основателя школы К. Менгера6 и дальше — все более жестко и определенно в работах нескольких поколений «австрийцев» звучит этот мотив фундаментального обоснования человеческой свободы — как экономической, так и политической.

        5. Щедровицкий П.Г., цикл лекций «Что такое мышление?», раздел 1.1 «О трех генерациях московского методологического кружка»: https://shchedrovitskiy.com/chto-takoe-mishlenie/

        6. Карла Менгера заслуженно считают основателем Австрийской школы в экономической теории. Основной работой по экономической теории является «Основания политической экономии» (нем. «Grundsätze der Volkswirtschaftslehre», 1871). Менгер наряду с Уильямом Стенли Джевонсом и Леоном Вальрасом считается творцом маржиналистской революции в экономике.

        3. К истории возникновения «австрийской» школы

        Следует подчеркнуть, что первое и второе поколения австрийцев не сильно отличаются друг от друга — не только по датам жизни, но и по типу базовой ситуации работы. Принято считать, что австрийская экономическая школа стартует с момента публикации «Оснований политической экономии»7 Менгера в 1871 году, книги, написанной автором в достаточно раннем с позиций традиционной академической карьеры возрасте, ему был всего 31 год и, как писал впоследствии Хайек, в «состоянии болезненного возбуждения». Однако уже в этой тяжело написанной книге Менгер отчетливо сформулировал базовый тезис, который в дальнейшем развивают несколько поколений его последователей: творческое начало хозяйственной деятельности человека является основой всех социальных и экономических процессов; субъективная перспектива действующего человека и является единственной объективностью.8

        Как я уже сказал выше, Карл Менгер в основном реализовал себя на ниве академической карьеры (если не считать лекций, читанных им кронпринцу Рудольфу). Его ближайшие ученики несколько расширили круг обсуждаемых задач: Бем-Баверк долгое время был успешным государственным служащим, а Визер доминировал в университетской среде вплоть до середины 20-х.

        Как я уже сказал выше, Карл Менгер в основном реализовал себя на ниве академической карьеры (если не считать лекций, читанных им кронпринцу Рудольфу). Его ближайшие ученики несколько расширили круг обсуждаемых задач: Бем-Баверк долгое время был успешным государственным служащим, а Визер доминировал в университетской среде вплоть до середины 20-х.

          7. Карл Менгер. Основания политической экономии. Электронная версия: http://www.libertarium.ru/lib_mbv_menger

          8. Оглавление биографического романа в постах «Неудобный Менгер» Петра Щедровицкого: https://www.facebook.com/shchedrovitskiy/posts/164694718393818?__tn__=K-R

          Реальный вызов оказался обращен к третьему поколению австрийской школы — Мизесу (род. 1881) и Шумпетеру (род. 1883). Именно им суждено было пережить Первую мировую войну, распад империи, серию социалистических переворотов и революций в Европе, гиперинфляцию начала 20-х годов в Австрии, фашизм, эмиграцию и вторичное рождение либерализма в США в конце 50-х. В этой ситуации теоретические модели экономики были осознаны и проинтерпретированы в гораздо более широком контексте текущей социально-исторической ситуации и ее «линий разлома»; как основание не только теоретической (концептуальной), но и более широкой социальной и политической позиции.

            К этому поколению австрийцев, призванных самой жизнью к занятию позиции — не случайно Йорг Хюльсманн9 свою книгу о Мизесе назвал «последний рыцарь либерализма», примыкает также Фридрих фон Хайек, родившийся в 1899 г. и выступивший первоначально в качестве англоговорящего «адъютанта» Мизеса. Слава этого представителя четвертого поколения школы взметнулась в период окончания Второй мировой войны. Во многом благодаря ему праксеология вышла за пределы «немецкоговорящего» интеллектуального региона — этот термин оказался не занятым и одновременно мог быть воспринят англоговорящей публикой в новой транскрипции — где праксЕология сменила праксИологию последователей французского философа Левинаса10. 

            Тогда же вынужденный покинуть Австрию в конце 30-х годов Людвиг фон Мизес опубликовал сначала на немецком под неброским названием «Nationaleokonomie» в 1940-м, а потом в 1949 г. в США под названием «Human Action» книгу по теории действия. «Праксеология» была провозглашена в качестве основания не только экономики, но и всего здания социальных наук. Надо отдать дань целеустремленности этого уже пожилого к тому времени еврея, похожего внешне на моего дедушку, который с огромным перерывом в процессах воспроизводства кадров вновь начал воспитывать второе поколение своих учеников в США. Представители этого поколения были ровесниками моего отца, их профессиональная карьера состоялась уже в 60-е и 70-е годы ХХ века. 

            И, как всегда, новая ситуация несла с собой и новые вызовы, а новые вызовы заставляли переосмыслять традиционные школьные понятия. Хюльсманн считает, что этому поколению повезло: они застали своего учителя состоявшимся мыслителем, уже полностью развернувшим свою онтологию и систему ценностей. 

            Пятое, американское, поколение школы включает в себя целый ряд ярких фигур, среди которых последовательный критик любых форм государственного вмешательства в экономический процесс Мюррей Ротбард (1926-1995), автор оригинальной теории предпринимательства Израэл Кирцнер (род. 1930), а также целый ряд исследователей второго эшелона [Людвиг Лахманн (1906-1990), Джордж Шекл (1903-1992), Эдвард Штрайслер (1908-1965);]. К введенной таблице следует добавить родившегося в 1956 году и ныне активно работающего представителя уже шестого поколения австрийской школы — Хесуса Уэрто де Сото, который никогда не видел Мизеса, но фактически является сегодня одним из ведущих популяризаторов «австрийской» традиции либерального мышления. 

            6-ое поколение («Новая австрийская школа»). К новой австрийской школе отнесены все новейшие представители, активно вовлеченные в разработку теорий на основе австрийской методологии11: 

            Ганс-Герман Хоппе (род. 1949), Йорг Гвидо Хюльсман(род. 1966), Хесус Уэрта де Сото (род. 1956), Питер Бёттке (Peter Boettke, род. 1960), Уолтер Блок (род. 1941), Джин Кэллахан (род. 1959), Кристофер Койн (Christopher Coyne, род. 1977), Томас ДиЛоренцо (род. 1954), Ричард Эбелинг (род. 1959), Роджер Гаррисон (Roger Garrison, род. 1944), Роберт Хиггс (род. 1944), Стивен Хорвитц(Steven Horvitz, род. 1964), Питер Лисон (род. 1979), Роберт П. Мёрфи (Robert P. Murphy, род. 1976), Джозеф Салерно (Joseph Salerno), Ральф Райко (Ralph Raico), Томас Вудс (Thomas E. Woods, Jr., род. 1971), Джордж А. Селджин (род. 1957), Лоуренс Х. Уайт (род. 1954).

              9. Йорг Гвидо Хюльсманн (родился 18 мая 1966 года)-немецкий экономист австрийской школы экономики, специалист по финансам, банковскому делу, денежно-кредитной политике, макроэкономике и финансовыми рынкам. Профессор экономики и менеджмента Университету Анже.

              10. Эммануэ́ль Левина́с (фр. Emmanuel Lévinas; 1905 (12 января 1906), Ковно —1995, Париж) — французский этический философ. Был профессором Сорбонны.

              11. Баженов Григорий Александрович «Взаимоотношение власти и рынка в трактовке новейших представителей австрийской школы (1970-2010-е гг.)»; автореферат Диссертации на соискание степени кандидата экономических наук. Электронная версия: https://istina.msu.ru/dissertations/29924642/

              4. Трудности

              С тех пор как я впервые в начале 90-х сформулировал для себя задачу сопоставительного анализа названных традиций мышления, мне пришлось неоднократно откладывать эту работу в силу ее сложности. Помимо дополнительной проработки исходных представлений о Деятельности и МД Щедровицкого-старшего нужно было еще читать самих австрийцев. А это отдельная и достаточно объемная задача, которая и сегодня, спустя 20 лет после постановки задачи, далека от завершения. Ведь перед нами огромное и внушительное здание онтологических, теоретических и прикладных идей, интеллектуальное «движение», которое разворачивалось с 70-х годов ХIХ века и, несмотря на существенный перерыв, связанный с победой и последующим поражением фашизма в Германии, продолжается до сих пор. Сравнивать с ними наследие ММК кажется странным и несоразмерным. Возникнув во многом в отрыве от основных тенденций европейской мысли, будучи замкнуто в советском добровольном концлагере — не только гастрономическом, но и идейном — работа ММК, конечно же, на этом фоне на первый взгляд выглядит «маргинальной». 

              ГПЩ родился в 1929 году (на год раньше представителя пятого поколения «австрийцев» Кирцнера) и фактически рос и формировался без учителей. Его собственное признание о влиянии на его становление Зиновьева, который был на несколько лет старше и в силу этого прошел войну, нужно воспринимать не буквально, а с учетом специфических советских условий. В ситуации, когда Зиновьев бы выслан из страны, а его работы — как литературные, так и научные — повсеместно замалчивались, Георгий Щедровицкий был одним из немногих, кто публично всегда называл фамилию Александра Александровича и ссылался на него. Это сейчас у Зиновьева много поклонников — тогда все предпочитали отмалчиваться. 

              В 1949 году, когда ГПЩ исполнилось 20 лет и он, несмотря на сопротивление семьи и административной среды, перевелся с физического факультета МГУ на философский, английская версия книги Мизеса «Человеческое действие»12 вышла в США несколькими допечатками общим тиражом до 10 000 экземпляров, а затем выдержала до смерти автора в 1973 году еще несколько изданий. Между 1949-м и 1959 годом, который можно считать условной датой рождения схем «воспроизводства» и исходных гипотез теории деятельности по Щедровицкому, временной лаг в 10 лет. Если добавить к этому, что первоначально понятие «деятельности» в ММК многими представителями самого кружка во многом трактуется, скорее, в логике институционализма 30-х — как машина социальной нормировки и воспроизводства, то это выглядит не просто как отставание на два или три десятка лет, а как существенный разрыв в базовых концептуальных установках.

                Однако, мне кажется, именно этот «разрыв» позволяет одновременно увидеть и ту общую проблематику, которая в дальнейшем может позволить связать между собой линии развития двух школ, двигающихся как бы в разных направлениях. Увидеть эту связь между Мизесом и Щедровицким помогает работа так называемой Львовско-Варшавской логической школы. Основные фигуры — Станислав Лесневский, Ян Лукасевич и Адольф Тарский, а также Тадеуш Котарбинский13, который фактически становится лидером этого направления в 1921 году. Польские логики объединили в своей программе ряд идей «венского кружка» (неопозитивистов) и основателей аналитической философии и логики.

                  12. Мизес Л. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории / пер. с 3-го исп. изд. А.В.Куряева. — Челябинск: Социум, 2005. — 878 с.

                  13. Тадеуш Котарбинский (польск. Tadeusz Kotarbiński; 1886, Варшава —1981, Вавер) — польский философ и логик, представитель Львовско-варшавской школы.

                  На работы этого направления в логике активно ссылается ГПЩ в своей первой программе исследования мышления как деятельности, а затем в диссертационной работе по языковому мышлению. В наши задачи не входит подробный разбор этих работ; однако их влияние на формулировку исходных программных установок ГПЩ лежит на поверхности. В частности, Котарбинский в конце 50-х годов в беседе с корреспондентом одного из варшавских журналов говорит о том, что его область — логика как общеобразовательная дисциплина, непосредственно связанная с жизнью, объемлющая вопросы теории познания, семантики естественного, т. е. повседневного, языка, и, наконец, вопросы методологии и дидактики.

                  В свою очередь, как известно, Котарбинский и Мизес встретились друг с другом впервые на международном философском конгрессе 16 августа 1937 года. Именно там впервые, двигаясь с разных сторон, они параллельно и независимо друг от друга провозгласили необходимость разработки праксеологии, или общей теории деятельности — Мизес как основания всей социальной философии, а Котарбинский — как грамматики действия, обобщающей методологические закономерности различных специальных наук и технических дисциплин и строящей совокупность методов совершенствования практической деятельности. 

                  Однако здесь мы с вами подходим к границам историографического подхода. Констатировав, что и Мизес (Австрийская школа в целом), и Щедровицкий находились в близкой социокультурной ситуации, мы для продолжения продуктивного сопоставления должны положить сходство и различие решаемых этими мыслителями задач или программ.

                    5. Исходная гипотеза

                    На мой взгляд, подобное сходство лежит на поверхности. Я говорил об этом подробно в своем докладе на школе по методологии в августе 2014 года и сегодня не буду повторять всю канву своего рассуждения. Такой общей задачей или программой является последовательный переход на позиции деятельностного подхода.

                    Для ГПЩ этот переход в течение достаточно длительного исторического периода строится на основе критики так называемого «натуралистического подхода»… 

                    Как я пытался показать в своем докладе, это достаточно искусственная конструкция. Рассматривая «натурализм» сквозь призму представлений о «подходе», то есть совокупности средств, мы уже фактически лишаем его искомой «натуралистичности». 

                    Мизес, вырастая в своих размышлениях из малой истории экономической науки, противопоставляет «субъективную концепцию ценности и полезности» объективной, показывая, что многочисленные затруднения традиционной экономики в качестве своих базовых причин имели непоследовательность в проведении деятельностной точки зрения.

                    Другими словами, на мой взгляд, и «коперникианский» переворот Австрийской школы, и исходная программа ММК разворачиваются в рамках общего для философского и социально-гуманитарного мышления XX в. поворота к анализу «действия» и «деятельности». Попытка последовательно реализовать деятельностный подход естественно приводит к пересмотру всего поля содержательных моделей. Я не очень склонен поддерживать тезис о радикализме Австрийской школы. Мне кажется, что вся история предшествующей экономической теории была — если рассматривать ее в более широком контексте развития европейского Мышления — своеобразной школой деятельностного подхода и пробиркой для выращивания деятельностных представлений. Мизес лишь продолжает и углубляет эту линию. Отсюда и целый ряд его философских предпочтений, например, модный в логико-философских кругах XX в. «антипсихологизм». Но не это сейчас предмет рассмотрения.

                    В то же время ГПЩ неоднократно подчеркивал, что последовательный переход на позиции деятельностного подхода тормозился отсутствием соответствующих теоретических и онтологических представлений о Деятельности. Отсылая вас к уже упомянутому докладу августа 2014 г., я все же позволю себе процитировать здесь ГП. В статье 1991 г. он пишет: 

                    «…переход от натуралистического к системодеятельностному подходу связан с целым рядом изменений, …которые подготавливались исторически… Первое из них связано с появлением и постепенным распространением наряду со схемами и моделями «объектов» нашей МыслеДеятельности также еще и схем «мышления», «деятельности» и «мыследеятельности» как таковых…». И далее: «[изменения в практике], происшедшие в XIX в., привели к тому, что сложилась и оформилась многосторонняя комплексная практика, порождающая такое мыследеятельностное содержание, которое никак уже не может быть выражено в представлениях о традиционных натуральных объектах; и мы, следовательно попадаем в социокультурную ситуацию, очень напоминающую ту, в которой начали свою работу философы, методологи, математики и физики XVII века… подобно тому, как они создали тогда онтологические представления о мире природы и таким образом заложили основание для развития всей системы натуральных наук, так и мы сейчас должны создать принципиально новые онтологические представления о мире Деятельности и Мышления и таким образом заложить основания для развития системы мыследеятельностных (МД) наук. Но это в свою очередь предполагает обращение к принципиально новым категориальным схемам и использование совершенно нового… деятельностного подхода…»14.

                      14. Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов. Опубликовано: Вопросы методологии. 2’91 / переиздано в: Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995

                      Электронная версия: https://fondgp.ru/

                      Итак, мой второй тезис заключается в том, что и Австрийская школа, и школа Щедровицкого оказались исторически синергийны в деле последовательного осуществления принципов деятельностного подхода и, как следствие, разработки оригинальных теоретических и онтологических представлений о «действии» и «деятельности» — в том числе в качестве важнейшего содержательного условия перехода к последовательному применению этого подхода. Эти представления в силу их онтологического статуса неминуемо должны были затронуть достаточно широкий пласт предметных и метапредметных представлений, выходящих за рамки той или иной социально-гуманитарной дисциплины.

                      Начав с политической экономии, Австрийцы не могли не выйти в более широкий контекст универсальной дисциплины праксеологии, по отношению к которому экономическая теория неминуемо стала частью, хотя на момент написания этих строк, по мнению Мизеса, «наиболее разработанной». А затем столкнуться с необходимостью пересмотра эпистемологии, политологии, теории права, теории государства, истории и социологии. Поэтому я считаю далеко не случайным ни то, что Мизес сначала хотел свою общую науку о деятельности назвать социологией, ни его последующий отказ от этой терминологии. 

                      Точно так же я исхожу из того, что работы Менгера, основателя «австрийской» школы, глубоко погружены в общую историю формирования деятельностных представлений в немецких социальных науках конца ХIХ века — в том числе в социологии. 

                      Тот же ход мысли мы видим в работе Георгия Щедровицкого. Начав с задачи построения новой логики и теории мышления, он не мог не столкнуться с необходимостью онтологического пересмотра представлений о деятельности, коммуникации, понимании и рефлексии, а также предметных представлений из психологии, социологии, лингвистики, языкознания и теории управления. Новая онтология неминуемо ломает и крушит барьеры между традиционными предметами и разработанными в их рамках моделями.

                        6. Трудности 2

                        Однако если признать эту гипотезу в качестве отправной точки сопоставительного анализа, то для продолжения нашей работы мы сталкиваемся с достаточно сложной, если не сказать непреодолимой, задачей. Нам необходимо одновременно реконструировать по крайней мере три разных пласта или уровня работы двух названных школ. В среднем уровне лежат собственно онтологические представления. В нижнем — предметные проекции этих онтологических представлений. В верхнем — принципы и схемы деятельностного подхода. Ясно, что и масштаб соответствия или, напротив, несоответствия между концепциями двух школ в этих разных уровнях будут разными. И движение по этим уровням или между этими уровнями, в том числе в разные периоды деятельности конкретных представителей этих школ, будут носить различный характер.

                          Возвращаясь к последнему параграфу нашего предыдущего изложения, можно сказать, что в период 1935-1938 гг. Мизес движется от разработанных ранее предметных представлений и моделей (прежде всего в области теории денег и влияния фидуциарных денежных инструментов на поведение предпринимателя и как следствие — на динамику экономических циклов) к выявлению общих моментов логики человеческой деятельности, то есть к самой идее праксеологии. 

                          Котарбинский и в целом логическая школа, напротив, движется от исходной трактовки логики мышления (в том числе объективного существования поддерживающих мышление знаковых систем) к проблемам построения на этой основе целенаправленной (практической) деятельности. Проблема границы между «объективным» и «субъективным», а точнее, между процессами субъективации и объективации, с его точки зрения, будут зависеть от правил организации деятельности. 

                          Мы уже сказали выше, что работы польских логиков и философов могут рассматриваться как один из важных моментов для понимания отправных точек программы Щедровицкого. Хотя с работами самого Котарбинского ГПЩ, скорее всего, познакомился лишь после 1963 г., когда на русском языке вышел сборник его работ, о работах польской логической школы он был информирован уже в начале 50-х годов. 

                          Другой явной точкой пересечения интересов и влияний являются, безусловно, работы К. Маркса и его многочисленных последователей, которые мы сознательно не упомянули в предшествующем изложении, но которые придется теперь вовлечь в круг обсуждения.

                          ГП часто говорил, что он марксист. Сегодня в определенных философских кругах хорошим тоном считается относить его работы к кругу советских нео-марксистов. Карен Свасьян даже пошутил по этому поводу, обыгрывая стремление нескольких поколений мыслителей во второй половине ХХ века эксгумировать «интеллектуальный труп Карла Маркса». 

                          Второе поколение «австрийской» традиции — прежде всего Бем-Баверк — уделил критике марксизма достаточно важное место в своей теории капитала. В дальнейшем эта критика в работах Мизеса была распространена с теории Маркса на его онтологию, в том числе в знаменитой работе «Социализм»15.

                            15. Мизес Людвиг «Социализм. Экономический и социологический анализ» https://royallib.com/book/mizes_lyudvig/sotsializm_ekonomicheskiy_i_sotsiologicheskiy_analiz.html

                            Казалось бы, подобное отношение к Марксу делает сравнение двух названных школ нерешаемым уравнением. 

                            Однако стоит задуматься, в каком смысле ГПЩ являлся марксистом и может рассматриваться в этом качестве, с учетом уже введенных выше представлений о различии и связи деятельностного подхода, онтологии деятельности и, опирающихся на эту онтологию предметных представлений различных экономических теорий?

                            ГП никогда не занимался разработкой и критикой собственно экономических теорий и предметных моделей [исключением являются его курсовая работа, посвященная «азиатскому способу производства» и ряд не оформленных в систематические тексты размышлений о социализме в последние годы жизни]. 

                            Если рассматривать в качестве ключевого ядра онтологии Маркса его представления о классовой борьбе как движущей силе исторического процесса, феномене эксплуатации, а также теорему о соотношении базиса и надстройки, то обнаружится, что ГП чрезвычайно редко ссылается на эти онтологические представления или использует их в качестве строительных конструкций в собственной онтологической работе. 

                            Исключение составляют разве что ранние антропологические идеи Маркса, которые, как мы пытались показать в своем докладе о деятельностном подходе в российской философии и психологии, были вовлечены в отечественную ситуацию в 30-е годы Рубинштейном16 и восприняты психолого-педагогическим сообществом в достаточно специфической интерпретации.

                            Остается только то, что по логике нашего рассуждения должно быть отнесено к общим принципам деятельностного подхода, выраженным, в частности, в знаменитом 11 тезисе о Фейербахе17. Также в исходной программе кружка было заявлено о необходимости реконструкции и заимствования «логики Маркса» и логики «Капитала» — метода восхождения от абстрактного к конкретному, однако, если не считать диссертации Зиновьева18, этот метод в дальнейшем развивался на материале других типов рассуждений практически без ссылок на Маркса. Если же разбирать сам 11 тезис: «ошибка всего предшествующего…», то кажется, что в отрыве от всех остальных построений этот тезис носит характер общей декларации о необходимости поворота к анализу «деятельности», от которого, я думаю, и Мизес бы не отказался.

                            В дальнейшем, на наш взгляд, ГПЩ фокусирует свое внимание на поиске «объективных» направляющих мыслительного процесса, которые он видит, прежде всего, в тех знаковых средствах, которые Человек использует при организации своего мышления и деятельности, понимаемой как решение задач. Кстати, в этой точке ГПЩ в диссертации в большей степени ссылается на «Философию символических форм» Кассирера19, а позже на представителей французской традиции: Кондильяка, Тюрго и Кондорсэ. Его больше всего интересует необходимость пересмотра представлений о «мышлении» в том случае, если мы принимаем в качестве рамки идею «прогресса разума», новаций и преемственности в сфере мышления. 

                              Здесь круг чтения «австрийцев» и ММК частично совпадает. И Шумпетер, Ротбард в своих историях экономической мысли подчеркивают, что именно французская экономическая школа (если не считать «переоткрытую» в последние годы испанскую / саламанкскую схоластическую школу20), в явной или скрытой полемике с английской традицией, ввела в экономическую теорию и проблему полезности, и фигуру предпринимателя, и проблему неравномерного влияния производных финансовых инструментов на процессы экономического развития.

                              Поэтому, на мой взгляд, далеко не случайно проходит еще 20 лет и в середине 80-х круг вопросов, обсуждаемых пятым и шестым поколениями Австрийской школы и вторым поколениям ММК, начинает сближаться.

                                «Повестка дня» современной австрийской традиции, на мой взгляд, достаточно близка размышлениям последователей СМД.

                                  16. Серге́й Леони́дович Рубинште́йн (1889, Одесса, Российская империя —1960, Москва, СССР) — советский психолог и философ, член-корреспондент Академии наук СССР (1943, Отделение истории и философии), действительный член АПН РСФСР (1945).

                                  17. 11 тезис: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» — в работе «Тезисы о Фейербахе» (оригинальное название — нем. Thesen über Feuerbach) — рукописная работа Маркса из 11 тезисов, где высказана мысль о ведущем значении в жизни общества революционной практики (1845). Электронная версия: https://www.marxists.org/russkij/marx/1845/feuerb.htm

                                  18. Алекса́ндр Алекса́ндрович Зино́вьев (1922, Костромская губерния —2006, Москва) — русский философ, писатель, социолог, публицист.

                                  19. Эрнст Касси́рер (нем. Ernst Cassirer; 1874, Бреславль, ныне Вроцлав —1945, Принстон, Нью-Джерси, США) — немецкий философ и культуролог, представитель Марбургской школы неокантианства. «Философия символических форм» (нем. Philosophie der symbolischen Formen) — трехтомное философское сочинение Кассирера, опубликованное в Берлине 1923–1929 годах в 3 томах: «Язык» (1923), «Мифологическое мышление» (1925), «Феноменология познания» (1929).

                                  20. Саламáнкская школа — одно из направлений поздней схоластики, сформировавшееся в Саламанкском университете в XVI веке, представители которого развивали учение Фомы Аквинского и, в частности, уделяли большое внимание объяснению экономических явлений.

                                  ***

                                  На этом я хотел бы завершить первую линию своего рассуждения, которая стилистически тяготеет к жанру «историография идей». Дальше я попробую разобрать несколько моментов названной «повестки дня», не претендуя на этом этапе на полноту этой топики / топографии/ карты идей, но лишь стремясь выявить схожесть и различия по ключевым моментам.

                                    Поделиться:

                                    Методологическая Школа
                                    29 сентября - 5 октября 2024 г.

                                    Тема: «Может ли машина мыслить?»

                                    00
                                    Дни
                                    00
                                    Часы
                                    00
                                    Минуты

                                    С 2023 года школы становятся открытым факультетом методологического университета П.Г. Щедровицкого.