Доминанта, утверждает Ухтомский, «есть не теория и даже не гипотеза, но преподносимый из опыта принцип очень широкого применения, эмпирический закон, вроде закона тяготения, который, может быть, сам по себе и не интересен, но который достаточно назойлив, чтобы было возможно с ним не считаться». В коре полушарий головного мозга этот принцип служит физиологической основой акта внимания и предметного мышления, обусловливая в каждом конкретном случае «рабочую позу организма». Доминанта — форма причинности, которая «держит в своей власти все поле душевной жизни человека». Доминанта — это принципиально нарушенное равновесие в нервной системе, когда господствующий очаг возбуждения разгорается, привлекая к себе волны возбуждения из самых различных источников. Одномоментно доминанта тормозит все прочие, в том числе и постоянные, раздражители. Такова, по Ухтомскому, научная трактовка доминанты, и проявления этого закона «душевной жизни человека» бесчисленны. Показательна, например, творческая доминанта — тема, укоренившаяся в сознании ученого, писателя, художника, непроизвольно привлекающая материал отовсюду, из самых неожиданных, даже сомнительных сфер. <…>
Через посредство доминант и своей деятельности мы вступаем в контакт с миром и людьми, ибо, говорит Ухтомский, «мы можем воспринимать лишь то и тех, к чему и к кому приготовлены наши доминанты, т. е, наше поведение». Нам кажется, мы принимаем решение и действуем на основании того, как представляем положение вещей, а фактически мы н существующее положение вещей видим сквозь призму наших доминант, в прямой зависимости от того, как мы действуем. <…>
Какую же из доминант, организующих наше сознание, выделяет Ухтомский как важнейшую? Он ее называет «доминанта на лицо другого». И суть ее в том, чтобы «уметь конкретно подойти к каждому отдельному человеку, уметь войти в его скорлупу, зажить его жизнью», рассмотреть в другом не просто нечто равноценное тебе, но и ценить другого выше собственных интересов, отвлекаясь от предвзятостей, предубеждений и теорий… <…>
Никогда и ни с кем (кроме тети Анны) не был Ухтомский так доверчив, как с Варварой Александровной [Платоновой], не раз повторяя, что письма к ней заменяют ему дневник. Письма эти он просил не выбрасывать, а про дневник говорил, что ведет его — «столько же для Вас, как и для себйї. Такая была меж ними степень откровенности. Три с половиной десятка лет, с 1906 по 1942 год (до смерти Ухтомского), в тяжелейшие для России времена, эти два строгих и сильных человека изливали друг другу душу — будто на исповеди, будто в канун Великого Суда, в неотвратимость которого свято верили. В их письмах запечатлелась уникальная история взаимоотношений — от светлой надежды на долгую совместную жизнь, в молодости, до выпавших HM потом злых испытаний, лишь укрепивших их волю… <…>
